– Ну что? – спросила она. – Ты счастлива? Внезапность атаки застала Катрин врасплох. Сара, похоже, была в свирепом расположении духа. Ее черные глаза вглядывались в лицо новоиспеченной госпожи де Брази, как будто она надеялась что-то прочитать на нем. Катрин нахмурилась.

– Почему бы и нет? Или, вернее, с чего бы это мне быть счастливой? Я выходила замуж не для счастья. Или ты не знала?

– Я знала. Просто хочу, чтобы ты рассказала мне, что произошло в твою брачную ночь. Первый опыт физической любви так важен, особенно для женщины…

– Все прошло хорошо, – загадочно ответила Катрин, решив не признаваться ни одной живой душе, даже Саре, в том, какое унизительное испытание она претерпела минувшей ночью. Ее гордость восставала против признания, даже своей старой наперстнице, в том, что муж, налюбовавшись ослепительной наготой новобрачной, ушел к себе в комнату и провел ночь один, не удостоив ее даже поцелуя. Сару, однако, не так легко было провести.

– Так ли уж все хорошо? Ты не выглядишь усталой, как любая женщина наутро после брачной ночи. У тебя даже нет кругов под глазами.

Тут Катрин вспылила и топнула ногой.

– Я хотела бы знать, какое все это имеет отношение к тебе. Я – такая, какая есть! А теперь оставь меня в покое. Я должна спуститься к мужу.

Раздражение молодой женщины вызвало у Сары слабую улыбку. Она положила свою коричневую руку на плечо Катрин. Затем, прижав ее к себе, быстро поцеловала в лоб.

– Дай Бог, чтобы ты говорила правду, мой ангел, ибо тогда мне не надо больше беспокоиться за тебя. Боже, как мне хотелось бы, чтобы ты нашла себе настоящего мужа! Но я в этом сомневаюсь.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Сара отворила дверь спальни, предварительно укутав Катрин в необъятный плащ коричневого бархата, который дал ей герцог Филипп и который она заботливо сохранила. Затем Сара проводила ее вниз по холодной, продуваемой сквозняком каменной лестнице башни к Гарэну, ожидавшему ее возле дома. Увидев жену, он поспешил дать ей руку.

Группа молодых людей в веселых сине-красных одеждах стояла напротив входа в башню, играя на гобоях, причем когда они дули в свои инструменты, их щеки надувались, как яблоки. Появление молодой хозяйки замка только усилило их рвение, и они стали дуть еще энергичней. Бледное, водянистое солнце слабо проглядывало сквозь тучи.

Весь этот день Катрин добросовестно играла новую роль хозяйки замка, под аккомпанемент рождественских гобоев. На закате она вместе со всей челядью и жителями деревни направилась в маленькую домашнюю церковь, зажечь факелы от алтарной лампады, чтобы по возвращении домой зажечь от этого священного пламени свои собственные огни. Катрин стояла рядом с Гарэном и смотрела, как в камине главной залы подожгли традиционное святочное полено – огромный кусок дерева. Потом она помогла мужу раздать всем крестьянам рождественские подарки: по отрезу сукна, по три серебряных монеты и по большой буханке хлеба. В полночь, прослушав три мессы, отслуженные, согласно традиции, в домашней часовне, той самой, где накануне происходило бракосочетание, они вернулись домой к ожидавшему их ужину.

К концу этого длинного и наполненного событиями дня Катрин утомилась. Наступление ночи вновь пробудило ее сомнения и страхи. Что случится в эту ночь? Будет ли Гарэн вести себя так же странно, как и в предыдущую ночь, или же наконец потребует исполнения супружеских обязанностей? В течение дня он был совершенно обычным, даже добродушным, часто улыбался ей, а когда они вышли из-за стола после полуночного ужина, подарил ей по случаю Рождества два жемчужных браслета. Но иногда Катрин ловила на себе столь странный взгляд, что у нее все внутри холодело. В эти моменты она могла поклясться, что он борется с какой-то темной и ужасной тайной. Но что это было? И против кого была направлена его мрачная ярость? Она вела себя с ним так мягко и послушно, как только мог пожелать самый придирчивый муж. Сердце государственного казначея Бургундии казалось самой непостижимой загадкой!

Страхи Катрин, однако, оказались напрасными. Гарэн проводил ее до дверей спальни, пожелал спокойной ночи и, слегка наклонив высокий стан, запечатлел на лбу жены быстрый поцелуй. Поцелуй был поспешным и небрежным, но Катрин не могла не заметить, что губы его горят. Орлиный взор Сары не упускал ни одного из этих странных проявлений супружеской близости, но она удержалась от замечаний.

На следующее утро с бесстрастным лицом она сообщила Катрин, что ее мужа внезапно вызвали в Беон по какому-то делу герцога. Он передал, что извиняется за столь поспешный отъезд, и просит, чтобы его жена в течение этого дня вернулась в Дижон и расположилась в доме на улице Пергаментщиков. Там ей следует ожидать возвращения мужа, которое может быть не очень скорым, поскольку он получил указания сопровождать канцлера Николя Роллена в поездке к герцогу Савойскому. Гарэн пришлет кого-нибудь из Беона за своим багажом. Он просил Катрин самостоятельно устраиваться в ее новом доме.

Катрин незамедлительно подчинилась, испытывая некоторое облегчение от этого нового поворота событий и радость при мысли о такой неожиданной свободе. В полдень она уселась вместе с Сарой в портшез, закрытый прочными кожаными шторами, и покинула маленький замок в Брази, направляясь в герцогскую столицу. Было не так холодно, как раньше, а солнце, похоже, решило какое-то время посветить. Катрин радостно подумала, что на следующий день сможет навестить свою мать.

В день Святого Винсента, 22 января, Катрин и Одетта де Шандивер были приглашены на большой традиционный обед с молочным поросенком, который ее дядя Матье давал каждый год на своих виноградниках в Марсаннэ. Подобные пиры устраивались по всей Бургундии в честь виноградарей, покровителем которых считался святой Винсент.

Было раннее утро, когда молодые женщины покинули дом Брази, где Одетта гостила несколько дней. Когда они добрались до Марсаннэ, наступила ночь. Большая свита слуг сопровождала закрытые носилки, в которых они сидели, возбужденно болтая, как две школьницы на каникулах. Чтобы не замерзнуть, они распорядились поставить две грелки для ног – металлические посудины, наполненные горячими углями.

Катрин почти забыла, что теперь она замужняя женщина. Прошел почти месяц с отъезда Гарэна. Она с детским восторгом осваивала роль хозяйки в доме мужа и ее собственных роскошных апартаментах. День за днем проходили в открытии все новых и новых чудес. Она была слегка захвачена врасплох, оказавшись вдруг такой богатой и знатной дамой. Но в новом положении она не забыла своей семьи и часто заглядывала на улицу Гриффон, чтобы повидаться с матерью и дядюшкой Матье и поцеловать их. Ее всегда с любовью принимали в доме дядюшки Матье, особенно теперь, когда Лоиз ушла в монастырь. На обратном пути Катрин заглядывала на улицу Тотпур, чтобы минутку поболтать с Мари де Шандивер.

Замужество сестры оказало странное воздействие на старшую дочь Гоше Легуа. Окружающий мир, который виделся ей прежде более или менее сносным, теперь внезапно стал для нее отвратителен. Труднее всего было смириться с мыслью, что Катрин, вынужденная подчиниться власти мужа, оказалась в стране врагов – в этом полном мужчин мире, который она так ненавидела. Примерно через месяц после того, как Катрин поселилась в особняке Шандивер, Лоиз объявила о намерении поступить послушницей в монастырь бернардинок в Тарте, который придерживался траппистского устава Цистерцианского аббатства. Никто не осмелился противиться этому решению. Дядюшка Матье и его сестра даже испытали некоторое облегчение. Характер Лоиз день ото дня становился все более несносным, а ее нрав, который никогда не был очень легким, стал ужасно свирепым. Жакетт к тому же все более беспокоило мрачное будущее, которое, казалось, было уготовано ее старшей дочери. Монастырь, в который та стремилась с самого детства, представлялся единственным местом, где Лоиз могла бы обрести мир и спокойствие. Поэтому они позволили ей присоединиться к будущим Христовым невестам, одетым во все белое.