Одним прыжком Катрин вскочила на ноги и наклонилась над раненым.

– Нет! Я не согласна, чтобы меня отдали герцогу, как какую-то вещь или рабыню!

Гарэн подал знак, чтобы она замолчала и села. Его жесткий рот скривился в скупой улыбке на это по-детски выраженное непослушание, но голос немного смягчился:

– Мы все, в большей или меньшей степени, рабы монсеньора. Ваши желания, как и мои, – добавил он с оттенком горечи, – совершенно не важны. Будем откровенны, Катрин, если вы, конечно, не возражаете. Это единственное, что может положить конец нашей ненависти и утомительной неприятной борьбе друг с другом. Ни вы, ни я не обладаем такой властью, чтобы противиться приказаниям или желаниям герцога. Сейчас его желания, а, вернее, желание – это вы. Вы должны смотреть правде в глаза, даже если то, что я так прямо изложил, потрясло вас.

Он помедлил немного, как бы для того, чтобы перевести дух, взял серебряный кубок, стоящий на столике у кровати, залпом осушил его, а Катрин протянул тарелку с фруктами. Машинально она взяла персик. Гарэн продолжал:

– Если кто-нибудь из нас откажется от этой навязанной нам свадьбы, то результатом для меня будет эшафот, а для вас и вашей семьи – тюрьма, если не что-нибудь похуже. Герцог не любит людей, которые идут против него. Вы попытались убить меня, за что я охотно прощаю вас, так как вы не знали, что делали. Но даже если бы план удался и я был бы убит кинжалом этого человека, вы все равно не освободились бы. Филипп выберет кого-нибудь другого, кто наденет кольцо на ваш палец. Он всегда делает то, что задумал, – запомните это, и он не потерпит, чтобы что-то встало на его пути.

Катрин, потерпев поражение, склонила голову. Будущее казалось ей еще более черным и угрожающим, чем когда-либо. Как будто она запуталась в паутине, которую ее неопытные руки, слишком слабые и неловкие, не могли разорвать. Или попала в речной водоворот, который медленно, но неуклонно втягивал ее в свою крутящуюся воронку… Не осмеливаясь взглянуть на Гарэна, она сказала:

– Значит ли это, что вы, рыцарь, будете спокойно стоять рядом, когда женщину, которая носит ваше имя, совращает герцог? Вы ничего не сделаете, чтобы помешать этому?

Гарэн де Брази пожал плечами и откинулся на шелковые подушки, сложенные у него за спиной.

– У меня нет ни желания, ни власти помешать этому. Некоторые даже сочли бы это за честь. Но, должен признаться, не я! И, очевидно, если бы я любил вас, все это воспринималось бы гораздо более болезненно…

Он запнулся, как бы подыскивая слова. Однако его внимание оставалось прикованным к лицу Катрин, и она покраснела, снова почувствовав неловкость. Она вызывающе подняла голову.

– Но?

– Но я люблю вас не больше, чем вы меня, мое дорогое дитя, – мягко сказал он. – Итак вы видите, вам не надо чувствовать угрызения совести на мой счет. Я даже не сержусь на вас за то, что вы хотели меня убить.

Внезапно вспомнив цель своего визита, Катрин решила взять быка за рога.

– Тогда докажите это!

– Доказать?

Лицо Гарэна выражало удивление. Он нахмурился, и его бледные щеки вспыхнули. Испугавшись, что он может прийти в ярость, Катрин объяснила:

– Да… пожалуйста! Человек, который напал на вас, – мой старый друг, почти мой единственный Друг. Этот человек спас нас после смерти отца, помог нам бежать из Парижа и благополучно доставил сюда. Я обязана ему жизнью, так же как моя мать и сестра… Он сделал это только из любви ко мне. Он прыгнул бы в огонь, если бы я попросила его. Он не должен умереть из-за моей глупости! Пожалуйста, сделайте что-нибудь для него! Простите его, пусть его освободят… Это старый, больной человек.

– Совсем не такой уж больной! – сказал Гарэн с неприятной улыбкой. – Он еще достаточно силен… могу поручиться!

– Забудьте его! Простите его… Вы могущественны. Вы можете спасти несчастного человека от виселицы. Я буду вам так благодарна!

Охваченная страстным желанием спасти Барнаби, Катрин вскочила с кресла и бросилась к кровати. Она упала на колени перед лежащим человеком, подняв к нему мокрое от слез лицо, и протянула дрожащие руки. Гарэн приподнялся и на мгновение наклонился к прекрасному заплаканному лицу, на котором огромные влажные фиалковые глаза сверкали, как драгоценные камни. Черты его лица застыли, а нос вдруг заострился.

– Встаньте! – хрипло сказал он. – Сейчас же встаньте и не плачьте… Я запрещаю вам плакать при мне!

Его голос дрожал от скрываемого гнева, и Катрин так испугалась, что машинально повиновалась, поднялась на ноги и сделала несколько шагов назад, устремив взгляд на сердитое лицо мужчины. Он неуклюже попытался объяснить ей свой взрыв.

– Я ненавижу слезы! Я не переношу, когда женщина плачет! Теперь идите! Я сделаю все, о чем вы просите!.. Я добуду помилование для этого бандита!.. Ну, идите! Сейчас же уходите, вы слышите!

Он сел в кровати и указал на дверь. Катрин была встревожена и озадачена внезапным проявлением раздражения у Гарэна. Она пошла к двери маленькими нервными шажками и, перед тем как выйти, на мгновение заколебалась.

– Благодарю, – просто сказала она.

Чувствуя огромное облегчение, хоть и тревожилась немного по поводу странного поведения Гарэна, Катрин вернулась с Сарой в особняк Шандивер, где хозяйка дома тотчас же стала читать ей нравоучения по поводу благоразумия и скромности, приличествующих истинной даме и тем более молодой незамужней девушке. Катрин выслушала ее безропотно, внутренне радуясь повороту событий. Она и не думала усомниться в слове, данном Гарэном де Брази. Он сказал, что освободит Барнаби, и она была уверена, что так и будет. Это только вопрос времени…

Но, к несчастью для Барнаби, просьба казначея о помиловании пришла слишком поздно. Старый бродяга был подвергнут пытке для выяснения мотивов его поступка, и это его убило. Он умер на дыбе, не сознавшись, Жеан-Толстосум принес эту новость Саре на следующее утро.

Катрин, убитая горем, закрылась в своей комнате и прорыдала весь день, оплакивая своего старого друга и упрекая себя за то, что послала его на такую мучительную и бессмысленную смерть. Ее одолевали старые воспоминания: Барнаби в плаще с ракушками, продающий фальшивые мощи у входа в Сен-Оппортьюн; Барнаби в своей лачуге на Дворе Чудес чинит свою одежду или спорит с Машфером; Барнаби командует взятием дома Кабоша; Барнаби на барже, которая несет их вниз по Сене, сидит, вытянув вперед свои длинные ноги, и читает стихи…

В этот вечер Сара принесла Катрин небольшой, тщательно завернутый пакет от Гарэна де Брази. Вскрыв его. она нашла в нем только кинжал, на роговой ручке которого была вырезана раковина. Она сразу же узнала его – это был кинжал Барнаби, тот самый, которым он поразил Гарэна… В записке, сопровождавшей пакет, было всего лишь одно слово «Сожалею», – это все, что написал Гарэн.

Катрин, задумавшись, долго держала грубое оружие в руке. Слезы высохли. Смерть Барнаби означала конец одной главы в ее жизни и начало другой. Роговая ручка в ее руке стала теплой, как будто только минуту назад ее сжимала рука Барнаби. Катрин медленно подошла к маленькому сундучку резного дерева, который дал ей дядюшка Матье, и положила в него кинжал. Потом она преклонила колени перед маленькой статуей Черной Мадонны, которая стояла в углу комнаты между двух свечей. Закрыв лицо руками, она долго молилась, пытаясь унять в душе тревогу.

Когда она снова поднялась, решение было готово. В будущем она не будет противиться судьбе. Раз ничего больше нельзя сделать, раз все обернулось против нее – она выйдет замуж за Гарэна де Брази. Но никакая сила в мире, даже герцог Филипп, не сможет подавить любовь, которая полностью овладела ее сердцем. Это была безнадежная, но непоколебимая страсть. Она никогда не перестанет любить Арно де Монсальви.

Хотя поверх серебристо-голубого парчового платья на ней было сюрко из горностая, а на плечи наброшен плащ, подбитый тем же мехом, Катрин до того продрогла, что ей пришлось плотно сжать губы, чтобы не стучать зубами. Декабрьский мороз нещадно кусался в маленькой романской часовне замка Брази, несмотря на лежавшие повсюду толстые ковры и разбросанные у всех под ногами бархатные подушки. Священник, в своем блистающем роскошью облачении, выглядел заледеневшим, а маленькие прислужники все время украдкой потирали носы рукавами. Свадебная церемония была короткой. Как во сне, Катрин услышала свой ответ «Да» на вопрос священника. Ее голос упал до шепота, и старику пришлось наклониться вперед, чтобы уловить ее ответ. Гарэн же ответил отчетливо – спокойным, равнодушным голосом.