Поклонившись еще раз, он, напевая: «Увы! Если ты не полюбишь меня…», вышел.

Два оруженосца и паж проследовали за Ксантраем, чтобы посмотреть на поединок. Арно и Катрин остались наедине. Они стояли друг перед другом, и только сундучок с целебным бальзамом, забытый оруженосцем на полу, разделял их.

Но что-то еще витало между ними, неуловимое, странное, превратившее их в каменных истуканов. Катрин вдруг поняла, что ей нечего сказать. Она страстно желала наступления этой минуты, но оставшись с ним вдвоем, почувствовала всю иллюзорность мечты. Силы покинули ее, как пловца, который боролся со штормом и, наконец, обессиленный, оказался на берегу… Она смотрела на него, не сознавая, что ее губы дрожат, а полные слез глаза и тело молят о снисхождении. Арно снова взглянул на нее, но на этот раз с любопытством. Склонив голову, он посмотрел на ее лицо с золотым загаром, которое в обрамлении кружевной накидки было само совершенство: овальный розовый чувственный рот, маленький носик, огромные глаза, уголки которых были слегка приподняты к вискам.

– У вас фиалковые глаза, – мягко произнес он, как бы про себя. – Самые большие, самые любящие глаза, которые я когда-либо видел! Жан прав, вы удивительно красивы и обольстительны! Вы достойны принца! – добавил он с горечью.

Когда он произнес это, его лицо напряглось, а глаза стали опять свирепыми.

– Теперь скажите, зачем пришли сюда… И уходите. Нам не о чем говорить.

Катрин обрела дар речи и смелость. Улыбка и несколько теплых слов, сказанные им, были той поддержкой, в которой она нуждалась, чтобы осуществить невозможное. Теперь она ничего не боялась. Какие-то невидимые нити протянулись между ними. Возможно, Арно не почувствовал их, но они отзывались в каждой частичке ее тела. Чтобы Арнс ни сказал или ни сделал, она была в душе навеки повенчана с ним, как будто бы он уже обладал ею. Очень мягко и нежно, без колебания она сказала:

– Я пришла сказать, что люблю вас!

Произнеся эти слова, она сразу почувствовала удивительную легкость. Все просто и легко! Арно не протестовал и не обидел ее, что, как она боялась, он мог сделать! Он отступил на шаг, прикрывая глаза рукой, как бы защищая их от яркого света. Спустя некоторое время, он хрипло прошептал:

– Не надо! Вы попусту тратите время и любовь! Я мог бы полюбить вас, потому что вы красивы и желанны. Но между нами пропасть, через которую нельзя построить мост. Я покрою себя позором, если преодолею ее, позволив желанию даже на мгновение одержать верх над моей волей. Теперь уходите…

Вместо того, чтобы послушаться его, Катрин подошла к нему, обдав тонким, изысканным ароматом духов, которые Сара с таким искусством изготовила для нее. Тонкий аромат, исходивший от ее одежд, оказался более сильным, чем запах бальзама и крови, пропитавший шатер. Она сделала еще шаг к нему, абсолютно уверенная в себе и в своей власти над ним. Она увидела, как задрожала его рука, как он отстранил лицо. Может быть, он хотел спастись от нее бегством?

– Я люблю вас, – повторила она более низким и страстным голосом. – Я всегда любила вас, любила с первого взгляда. Помните ту утреннюю зарю… когда, проснувшись, вы увидели меня рядом? О чем вы думали тогда? Была ли я привлекательна и желанна?.. Я была готова стать вашей. Я не стыдилась своих чувств и не испытывала угрызений совести. Я не принадлежала себе. Вся до кончиков пальцев я была вашей! Почему же вы отворачиваетесь? Почему не смотрите на меня? Вы боитесь меня, Арно?

В первый раз она осмелилась назвать его по имени. Он не воспротивился, а только с вызовом посмотрел ей в глаза.

– Боюсь? Нет, я не боюсь вас… Только себя!.. Что привело вас сюда со словами любви? Неужели вы действительно полагаете, что можете одурачить меня своими чарующими речами? Они гладко льются с ваших губ, но нужно быть безумцем, чтобы поверить в них!

Когда он заговорил, смелость, казалось, вернулась к нему вместе с гневом, который был его самой надежной защитой.

– Вы не верите, что я люблю вас! жалобно воскликнула Катрин. – Но почему?

– Я отвечу вам! Потому, что произносимые часто слова теряют свой смысл и силу. Попытаемся и решим эту маленькую задачу. Предположим, вы говорили эти слова своему дорогому мужу… и герцогу Филиппу, вашему любовнику, кому еще? О, да, этому красивому молодому капитану, который нагнал вас у гостиницы, чтобы сопровождать на обратном пути во Фландрию. Их было трое, по крайней мере, не говоря уже о других.

Несмотря на намерение не терять самообладания, Катрин почувствовала, что силы ее на исходе. Нестерпимо, когда с таким легкомыслием судят о твоем признании в любви. Она вспыхнула и зло топнула ногой.

– Как осмеливаетесь вы судить о вещах, о которых не знаете? Я сказала, что люблю вас и продолжаю любить… Я люблю вас, и я девственна, потому что муж не касался меня!

– Что докажет мне, что вы говорите правду? Злость Катрин так же быстро испарилась, как и появилась. Она озарила его сияющей улыбкой.

– О господин мой, я не думаю, что это так трудно доказать!

Прежде чем Катрин промолвила слово, он сделал шаг, непреодолимо влекомый к ее искреннему лицу, мягко светившемуся в голубых сумерках шатра. На лице Арно, обращенном к ней, прочитывалось непреклонное желание, которое она помнила по тому утру в гостинице «Карл Великий». Казалось, что он забыл обо всем, кроме чарующего женского тела. Он принадлежал ей!

Не сводя с него глаз, Катрин перешагнула через сундучок с аптечкой и, оказавшись рядом, обвила руками его шею. Затем, приподнявшись на цыпочках и склонив голову, стала ожидать поцелуя. Он не шелохнулся. Катрин почувствовала, как все мускулы его тела напряглись, будто пытаясь отбросить ее. Но тщетно! Чары ее тела были так же сильны, как приворотное зелье. Его воля была сломлена, и почти в тот же миг Катрин уступила страсти, бурлившей в ее теле, доводя до безумия. Внезапно они почувствовали, что, кроме них, в мире нет больше никого. Голубой шелк шатра, время, место, даже шум, доносившийся с арены от трех тысяч кричащих и подбадривающих глоток, – все исчезло от особой значимости этого мгновения.

Арно обвил руками ее стан, притягивая Катрин к себе торопливо, как дикарь. Желание, так долго дремавшее в ней и не утоленное в течение столь многих месяцев, наконец потребовало своей добычи. Его рот обжигал мягкие розовые, желанные губы Катрин жадными, страстными поцелуями. Он обнял ее так сильно, что Катрин почти обессилела от радости, когда почувствовала, как гулко бьется его сердце над ее правой грудью. Их дыхания слились воедино. Катрин почувствовала, что задыхается, что эти голодные поцелуи высасывают ее жизнь…

Огонь страсти, бушующий в них, разгорелся и охватил ноги, сделав их внезапно очень слабыми, и они стояли, ища опору друг в друге, как два одиноких дерева, качающиеся под сильным ветром.

Они не слышали, как в палатку вошел Ксантрай, раскрасневшийся и тяжело дышащий, как кузнец, на губе его был след от поединка. Без спешки и не сводя глаз с обнимающихся любовников, он пересек шатер, налил себе добрую порцию вина и осушил ее одним глотком. Затем, проворно подав сигнал двум оруженосцам остаться снаружи палатки и ожидать его приказов, начал неспешно снимать с себя доспехи. Ксантрай добрался до брони на правой руке, когда Арно поднял голову и увидел его. Арно разжал объятия так резко, что Катрин должна была схватиться за его плечо, чтобы не упасть.

– Тебе следовало сказать, что ты здесь!

– Мне не хотелось мешать тебе, – сказал Ксантрай. – Пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Я только сниму доспехи и исчезну.

Говоря так, он продолжал снимать доспехи. Теперь он добрался до брони, закрывающей бедра. Арно был все еще в броне. Катрин, прислонившись к плечу Арно, с улыбкой наблюдала за ним. Катрин не чувствовала даже малейшей тени стыда или замешательства из-за того, что ее увидели в объятиях человека, которого она любила. Пусть даже сам Гарэн войдет сюда, она и Арно принадлежали друг другу. Арно, еще крепче схватив ее руки, как будто боялся, что она может убежать, по-прежнему наблюдал, как Ксантрай снимает доспехи.