Какое-то время герцог оставался погруженным в свои мысли, неподвижный, со сложенными на груди руками, и опущенной головой. Внезапно, как человек, принявший решение, он поднял голову и направился к ней. Катрин увидела, что глаза его по-прежнему холодны.

– Вы правы, госпожа. Один из моих друзей решил послужить мне с невоздержанным усердием. Оба рыцаря будут освобождены… завтра утром.

– Почему завтра? – тотчас спросила Катрин. – Зачем им проводить тревожную ночь в тюрьме после столь изнурительного боя?

– Я так решил, – надменно ответил Филипп. – А также, чтобы наказать вас. Я только что узнал, что вы проявляете живой интерес к этим рыцарям. Сан-Реми сказал, что нашел вас, мою подданную, в их шатре. Объясните, что вы там делали?

Катрин хотелось бросить тут же правду в лицо герцога, но она почувствовала скрытую ревность, стоящую за его вопросом. Признаваясь в своей любви к Арно, она подвергла бы жизнь своего возлюбленного опасности. Катрин с безразличным видом пожала плечами и сказала:

– Много лет назад, в Париже, когда я была маленькой девочкой, я знала мессира де Монсальви. Мой отец, золотых дел мастер, выполнял заказы для их семьи. Когда я увидела его падение, то испугалась, что его ранили, и пошла в палатку узнать о его здоровье! Или я должна была в угоду вам забыть друзей детства?

По выражению лица Филиппа она поняла, что ничуть его не убедила. Инстинктивная подозрительность ко всему, унаследованная от отца, умерила желание поверить этой красивой женщине. Вглядываясь в ее лицо, он спросил:

– Вы уверены, что между вами нет тайного романа? Я не потерплю этого. Вы слышите? – Быстрым движением он положил руку на талию Катрин и привлек ее к себе, но выражение его лица не смягчилось. – Вы должны принадлежать только мне, вы слышите, мне одному! Разрешите напомнить о хлопотах, которые я взял на себя, чтобы возвысить вас до подобающего положения. Вы вышли замуж за одного из моих сановников, вы приняты при дворе. Вы одна из фрейлин моей матери… Я так долго не добивался ни одной женщины. Лишь немногие стоят этого. Но вы не похожи на остальных. Было бы несправедливо оставить вас доживать свой век в мире простых людей, где вы родились. Красивую женщину, достойную трона! Я надеюсь, вы рады своей удаче.

Катрин отклонилась от Филиппа, чтобы избежать его губ. Его уста внезапно стали противны ей. Но она не осмелилась оттолкнуть его. Катрин стало не по себе от его немигающих глаз, но теперь она боялась уже за Арно. Он наклонялся все ближе и ближе к ее губам… и Катрин закрыла глаза, чтобы не видеть его. Но он не поцеловал ее.

Вместо это она услышала его шепот:

– В маленькой комнате за дверью вы найдете все необходимое… идите и снимите платье, затем возвращайтесь сюда. Я не могу больше ждать.

Паника охватила Катрин. Она не ожидала, что он заявит о своих правах на нее так грубо. Кроме того, было поздно. Ночью во дворце будет прием, и Гарэн, несомненно, вскоре начнет искать ее. Филипп, конечно, не будет удерживать ее здесь этим вечером.

– Монсеньор, – сказала Катрин, пытаясь говорить спокойно. – Поздно, и мой муж ждет меня.

– Гарэн всю ночь будет работать с Николя Ролленом. Он не будет беспокоиться о вас. Вы пришли ко мне и останетесь со мною.

Он разжал объятия и проводил ее к маленьким низким дверям рядом с камином. Ни жива ни мертва, Катрин мечтала о побеге.

– Мне сказали, что вы будете очень заняты в этот вечер.

– Я никогда не занят для вас. А теперь поспешите – иначе я буду вынужден предположить, что вас привела сюда не просто забота о моей чести… и что этот рыцарь дороже для вас, чем вы пытаетесь показать!

Молодая женщина почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Она попала в ловушку! Случилось то, чего после свадьбы с Гарэном Катрин боялась больше всего. Все было против нее. В ту минуту, когда она отдала бы все просто за возможность запереться в своей комнате, думать, плакать до изнеможения и впервые успокоиться со времени ужасной сцены в голубом шатре, она была внезапно вынуждена принадлежать человеку, которого не любила. От этого зависела жизнь Арно. Путей к отступлению не осталось. Она должна была заплатить высокую цену за его свободу. Теперь она поняла, почему Филипп отказался освободить своих пленников немедленно. Ему нужна была эта ночь.

Герцог закрыл дверь, и она оказалась в маленькой комнате без окон, освещенной двумя ветвистыми золотыми канделябрами. Маленькие бутылочки духов и баночки с кремами стояли на низком туалетном столике. Они были из золота покрытого яркой эмалью. Большое квадратное зеркало стояло над туалетным столиком, отражая мягкое сияние свечей. Уютная комната, полностью обитая темно-красным бархатом, была похожа на шкатулку для драгоценностей.

Голубой наряд прозрачно свисал с обитого бархатом кресла, рядом стояла пара домашних туфелек.

Катрин оглядела комнату и тяжело вздохнула. Единственной дверью в эту маленькую комнату была та, через которую она вошла, но даже если бы существовала другая дверь, это ничего бы не изменило.

Это была ее судьба, и рано или поздно это бы произошло. Филипп обладал бы ею в конце концов. Усталым жестом она сняла свою маленькую бархатную шляпу и бросила ее в угол, за ней последовала золотая сеть, покрывавшая волосы. Как только волосы упали на спину, она закусила губы, чтобы не расплакаться. Ведь прошло так мало времени с тех пор, как с любовной поспешностью ее раздевал Арно. Катрин изо всех сил пыталась подавить нахлынувшие столь яркие недавние воспоминания. Она начала раздеваться с какой-то злой поспешностью. Ее платье упало к ногам, и чуть позже туда же опустилась рубашка. Она поспешно схватила голубой наряд и надела. Затем она сняла свои чулки и маленькие бархатные башмачки и сунула голые ноги в домашние туфельки. Беглым безразличным взглядом Катрин окинула себя в зеркале, отражавшем ее в ночном наряде, похожем на облако, и подчеркивающем, а не скрывающем очертания ее тела. Она небрежным жестом забросила назад волосы, пару раз тяжело вздохнула и, решительно направившись к двери, открыла ее.

Она вошла в комнату Филиппа. Комната была пуста. Обнаружив, что она одна в комнате, Катрин бросилась к двери, через которую ранее ее ввел Руссе. Она безуспешно попыталась открыть ее: дверь была заперта. Со вздохом разочарования она вернулась к камину. Несмотря на играющий в камине огонь, она дрожала под своим тонким одеяньем. Вскоре, однако, тепло обволокло ее, от этого Катрин стало чуть легче. Пять минут спустя она почувствовала себя лучше и была готова подчиниться всему, что бы ни ожидало ее. Филипп, должно быть, неожиданно отлучился, но, без сомнения, он вернется.

В ответ на эти мысли она услышала поворачивающийся в замке ключ. Дверь чуть скрипнула и медленно открылась. Катрин, стиснув зубы, повернулась… и столкнулась лицом к лицу со служанкой в белом чепчике и переднике, присевшей перед ней в быстром реверансе.

– Я пришла поменять покрывала, – сказала та, глядя на кровать. – Катрин тотчас бы забыла о ней, если бы девушка внезапно не заговорила:

– Монсеньор герцог просит госпожу поужинать и ложиться в постель, не дожидаясь его. Монсеньор, вероятно, задержится и приносит госпоже свои извинения… Через минуту я принесу ужин.

Служанка стояла у кровати, держась за один конец одеяла, как бы приглашая Катрин забраться туда. Та решила принять немое приглашение и, сняв туфельки, нырнула под простыню. Это был изнурительный день, но прием в магистрате принес Катрин неожиданную передышку, по крайней мере, было бы неразумно не воспользоваться этим, чтобы немного отдохнуть. За окном было теперь совсем темно и ветер усиливался. Она могла слышать его завывание в камине, где пламя на миг замерло.

Катрин зарылась в груду шелковых подушек и тотчас почувствовала себя лучше. Комната Филиппа по иронии судьбы дала немного одиночества, в котором она нуждалась, но которого она никогда бы не нашла в двух суматошных комнатах, которые делила с Эрменгардой и тремя другими фрейлинами. Она улыбнулась, вспомнив свою подругу. О чем думает сейчас дородная графиня? Наверное, что Катрин убежала со своим Арно и сейчас во весь опор мчится в направлении Гиз, устроившись на седельной подушке позади рыцаря. Картина, которую она нарисовала в мыслях, была настолько болезненна, что почти полностью разрушила ту решимость, которую она с таким трудом создала в последние часы. Для собственного спокойствия она должна была запретить себе думать об Арно. Она будет думать о нем потом, когда пройдет через это испытание. Тогда у нее будет время обдумать, что делать дальше.