Иоганн вцепился мертвой хваткой. Иржи высунулся по пояс и начал шарить руками.

— Слава те, Господи...

Он обмотал веревку вокруг трубы, края которой ладони на две выступали из скалы.

— Все. Отпускай меня.

— Не могу, — прохрипел Иоганн. — Руки свело. Иржи чертыхнулся.

— Сейчас же отпусти!

— Да не получается! — отчаянно сказал Иоганн.

— Послушай, — вдруг сказал Иржи. — Кажется, в трубу кто-то лезет.

— Да ну?!

Руки Иоганна разжались. Потом, внизу, когда они уже спустились, дуя на ободранные веревкой ладони, Иоганн спросил:

— А как ты узнал, что кто-то лезет? Я так ничего не слыхал.

— Я тоже не слыхал.

На Иоганна навалился истерический смех.

— Ну, парень, ты даешь! «Кто-то лезет»... Надо же сообразить! Я чуть не обмочился.

— Тише ты. Что с веревкой-то делать? Нельзя ее тут оставлять.

— Айн момент!

Продолжая похохатывать, Иоганн вытряс из штуцера порох.

— Давай чиркни.

Порох вспыхнул. От него занялась просмоленная пенька. Огонь разгорелся, побежал наверх, слегка раскачиваясь от утреннего ветерка.

— Вот теперь точно аллес гут. Унесли мы ноги! Чего грустишь?

— А ведь там свои веревки есть, — сказал Иржи. — Вдруг железяки спустятся? Иоганн почесал затылок.

— М-да. А чего ж они до сих пор не спускались?

— А до сих пор их не будили.

— Тоже верно. М-да, натворили дел. Интересно, во что же мы с тобой вляпались, а?

— Как — во что? В небесников, во что же еще. Тут Иоганн взял да и посерел.

— Лучше бы ты ошибался, парень. Вот в небесников я верю. Надо же! Под самым боком такую базу отгрохали, а никто ничего и не заметил. Вот скрытные бестии!

— Деревенским-то говорить? Иоганн отрицательно качнул головой.

— Лежали себе те железяки сто лет, еще сто пролежат.

— А если не пролежат? Возьмут да и повылазят.

— Чего ради? Железяки же вроде слуг при небесниках состоят. Без приказу никуда не полезут.

— А по приказу?

— Ну, это ты хватил. Небесники поцивилизованнее нас. Что, убивать бросятся? Или грабить? Да они сами нас опасаются, раз прячутся.

— Чего ж ты тогда перепугался?

— Да так, с непривычки.

Иржи посмотрел вверх. Там на вершине горы еще тлел остаток веревки.

— Все-таки о небесниках должны знать.

— Кто?

— Ну, те, кому полагается. Сам курфюрст в конечном счете.

— Ага. Сам курфюрст. Ты вот что, парень. Никакому курфюрсту докладывать мы не будем. У курфюрста и без того дел полно, давай побережем государя, лады? Не было ничего этой ночью! И все тут. А если железяки и полезут, то мы здесь ни при чем. Вот тогда курфюрст пусть и думает, что делать. Ферштеен зи?

— Йа

— Вот и отлично.

Они перешли Быстрянку и поднялись по переулку.

— Ну как, — спросил Иржи, — кладом-то доволен? Иоганн показал внушительный кулак.

— Ду ист думкопф. Пустая голова.

— А ты?

— О! Я — другое дело. Я есть старая пустая голова. Иржи кивнул.

— М-да, — произнес Иоганн. — И столько приключений и никакого толка, вот что досадно.

— Почему? Есть польза.

— Какая?

— Мы теперь знаем, как будят железяк.

Иоганн ничего не сказал, только хмыкнул. У плетня его ждала Матильда. Она что-то выпалила по-немецки и ушла в дом. Иоганн побагровел.

А Иржи ждала мать. Ничего не сказала, только сгорбилась, но ее было до того жалко, что захотелось плакать.

Как только стойбище осталось позади, Хзюка свернул на юг. Вокруг было так накопычено, что проблема сокрытия следов его не беспокоила.

— А почему не на заход Хассара? — спросил Мартин.

— Там граница с хачичеями.

— Ну правильно.

— Границу племени принято охранять. С двух сторон.

— На юге тоже граница.

— Там не только граница. На юге начинаются пески. Их охраняют хуже. И следы долго не держатся. Ветер.

— А-а. Вот в чем дело

— Медленно соображаешь, мягкотелый.

— Зато прочно.

Хзюка квакнул и замолчал. До утра не проронил больше ни слова. А к утру они достигли полосы саванн. Умылись в ручье, пересели на свежих шуссов, продолжили путь.

— При свете нас легко заметить, — обеспокоенно сказал Мартин.

— Ничего страшного. Уже не ночь, а днем тебе часто разрешали покидать стойбище. И я ведь при тебе. Весть о побеге дойдет сюда не раньше, чем на закате Хассара.

Действительно, они мирно разъехались с пастухами, а потом — даже с пограничным дозором, миновали небольшое стойбище. Но после этого Хзюка повернул на юго-запад и начал заботиться о следах — выбирал каменистые участки, петлял. Дважды они долго брели по воде. В середине дня, когда жара сделалась тяжелой для шуссов, Хзюка объявил привал.

Они остановились в роще древовидных папоротников. Перекусив вяленым мясом и съедобными корнями, до вечера по очереди спали.

В сумерках Хзюка сам оседлал шуссов, подтянул упряжь и тщательно проверил все снаряжение.

— Нас уже ищут, — сказал он.

— Сивы хорошо умеют искать, Хзюка. Я знаю. Как ты хочешь их обмануть?

— Завтра мы должны быть у хачичеев. Там нас не ищут.

— Пока.

— Да вся жизнь — это пока, — обронил ящер.

Меняя шуссов, всю ночь они продвигались в быстром темпе. Судя по звездам — на юго-запад. Под утро достигли сухого русла с обрывистыми берегами.

— Вот здесь и проходит граница, — сказал Хзюка. Прижимаясь к мелкому щебню, не успевшему остыть за

ночь, они лежали на вершине холма. Внизу, вдоль обрыва проезжал парный дозор племени Сив. На противоположном берегу ехали хачичеи, тоже двое. И те и другие демонстративно не смотрели друг на друга.

— Все. Пошли, — сказал Хзюка. — Как раз успеем.

— Уже светло, — засомневался Мартин.

— Сейчас меньше всего ждут. Слушай меня, мягкотелый!

— Со всех сторон, о Хзюка, — уныло сказал Мартин. Они спустились по северному склону и вскочили в седла. Боковая ложбина вывела их к пограничному каньону.

Здесь Хзюка, который ехал первым, остановился, прислушиваясь. Затем его шусс медленно попятился за выступ скалы.

— Не повезло.

— Что такое?

— Прячься, — негромко приказал ящер.

Мартин быстро отогнал шуссов за поворот, спрыгнул на землю и присел за большой глыбой глины, до белизны высушенной многолетней жарой.

Хзюка с ножом в зубах и луком в руках вжался в обрывистый склон шагах в семидесяти впереди. Благодаря изгибу оврага то, чего он опасался, Мартин со своего места увидел раньше.

Через границу ехали трое хачичеев. Один — впереди, двое — чуть поотстав, готовые прикрыть своего разведчика.

Мартин показал три пальца. Хзюка кивнул, сдвинул на затылок шлем и спокойно почесал свой плоский лоб.

Нарушитель вел себя очень осмотрительно. Выступ, за которым прятался Хзюка, явно вызывал у него опасения. Он отъехал к противоположному склону, натянул тетиву и направил свой лук в подозрительное место. Только после этого тронулся дальше.

Трудно было понять, кто кого опередит в этой дуэли. Поэтому Мартин решил вмешаться. Он неожиданно вышел из-за своей глыбы, расправил трехлетнюю бороду и кашлянул. Хачичей глянул в его сторону и оторопел. Этакое страшилище ему явно пришлось видеть впервые

— Я — местный дух, сэр, — крикнул Мартин, кланяясь. — Границу стерегу, знаете ли.

Тут над ним свистнуло. Нехорошо так, неприветливо. Зато когда Мартин поднял голову, хачичей уже выронил лук и, схватившись за горло, медленно заваливался назад.

Пока он падал, Хзюка выбежал из укрытия и отправил несколько стрел в остальных хачичеев. Один из них взмахнул руками, как бы радостно приветствуя врага. Мартину приводилось уже видеть эти взмахи. В жизни схаев так взмахивают лишь однажды.

А последний хачичей сплоховал, испугался. Низко пригибаясь в седле, он бросился наутек. Однако на другой стороне русла его шусс захромал, потом начал валиться на бок. Всадник успел еще спрыгнуть на землю, но вот скрыться уже не смог. Стрела попала ему в затылок. Семьдесят шагов для Хзюки — не расстояние.