Подошел Паттени и тоже наклонился над трупом.

— Золото, ребята, золото, — сказал он. — Черт бы его побрал.

Больше всего выбивало из колеи отсутствие логики, минимального здравого смысла. Арестовали их солдаты местного гарнизона по причине сомнений в том, что Мартин является служащим курфюрстенвера. Но в этом случае его дело относилось к юрисдикции гражданских властей, и право на арест имела полиция Шторцена, отнюдь не комендатура этого славного города.

Мартин немедленно выразил свое недоумение и несогласие. Но командовавший патрулем молоденький офицер от объяснений уклонился.

— У меня приказ, — с гордостью сообщил он

И погладил тонкие усики. Тоже — с гордостью.

Мартин ему позавидовал, поскольку давно потерял способность испытывать большую симпатию к собственной персоне. Это случилось после одного разговора с отцом. Еще на Земле.

Здесь же, на Терранисе, пришлось вылезать из кареты и долго ждать участи в караулке. Там не было недостатка в желающих поглазеть на живого настоящего ящера.

— Терпи, — сказал Мартин.

— Терплю. Нас что, враги схватили?

— Нет, дураки.

Хзюка с довольным видом квакнул.

— Ага! У вас тоже есть.

— Есть, как не быть. Дураки есть везде, где умеют разговаривать. Но только вот разговоров не любят, хотя сами поговорить не прочь.

— Это как? Не понимаю.

— Ну, умный знает много слов, только без нужды их не употребляет. Глупый — тот наоборот.

— Хо! У нас тоже. Кто мало смыслит, тот много болтает.

— А слушать не хочет.

— Вот-вот. Точно. Но самые страшные дураки как раз молчаливые.

— Да, пожалуй, — согласился Мартин. — Только это уже не дураки.

— А кто?

— Больные.

— Интересно получается, — сказал Хзюка. — Мы такие разные, а думаем одинаково.

— Это потому, что мы оба думаем.

— А дураки?

— Дураки думают редко, неохотно, со скрипом и с изжогой. Мучаются они от этого.

— Отставить разговоры! — прикрикнул дежурный вахмистр. — Развели тут тарабарщину. Вас не для этого арестовывали

— А для чего? — спросил Мартин.

— Да чтобы поумнели. Известное дело.

— Мы и стараемся, герр вахмистр, — скромно сообщил Мартин.

— Прекратите. В караульном помещении это ни к чему. Караульное помещение для другого предназначено.

Вахмистр произнес всю эту тираду без всякого намека на юмор. А уж любезности ожидать от него никак не приходилось. Мартин с беспокойством подумал о том, что у такого подчиненного должен быть довольно неприятный начальник. Не зря же Обермильх предупреждал.

— И где же тогда умнеть прикажете? — спросил Мартин. На этот раз вахмистр изволил усмехнуться.

— А у господина коменданта. Там быстро получится.

— Вы думаете? — с сомнением спросил Мартин.

— Еще чего! Не полагается.

Однако быстро у господина коменданта не получилось. Войдя в просторный кабинет, Мартин представился и замолчал, ожидая ответа. Ждать пришлось долго, ибо комендант Шторцена был очень занят. Занят молчанием. Он сидел совершенно неподвижно, словно давая возможность рассмотреть себя подробнее.

Впрочем, смотреть на него было прелюбопытно. Суровый военачальник не отличался ростом. Высокая спинка кресла подчеркивала эту особенность: где-то на уровне ее середины находилась голова с небольшим количеством волос. Зато упомянутая голова была снабжена неожиданных размеров носом и редкого оттенка туманными глазами. Ниже глаз на воротник кителя свешивались объемистые, до глянца бритые щеки, придававшие лицу грушевидные очертания. В общем, природа, трудясь над этой физиономией, явно отказалась от банальных пропорций. Исключение составляли одни лишь розовые ушки столь милой формы, что могли вызвать зависть фрейлин Ее Высочества. Но над серебристыми майорскими погонами они смотрелись опять же не слишком уместно.

Вволю налюбовавшись, Мартин решился нарушить священную тишину:

— Разрешите сесть, герр майор?

Ушки коменданта медленно покраснели, словно сигнализируя об опасности. Неожиданно низким баритоном он сообщил:

— Не разрешаю.

После этого сцепил на пустом столе пальцы и принялся сосредоточенно их разглядывать.

— Тогда позвольте узнать о цели нашей встречи? — удивленно спросил Мартин.

Он знал, что при всей неукоснительности командной системы, без которой и армии-то быть не может, отношения среди офицеров курфюрстенвера регулируются не столько уставом, сколько сводом неписаных правил, сложившихся после обретения Поммерном независимости, то есть на протяжении последних восьмидесяти лет.

Согласно этому кодексу считалось крайне дурным тоном, если начальник применяет власть без служебной необходимости. В отношении же офицера, находящегося в армейской иерархии всего лишь одной ступенью ниже, приказы вообще не употреблялись, распоряжения имели форму просьб вышестоящего нижестоящему. Этого было вполне достаточно, поскольку никому и в голову не приходило, что такую просьбу можно не исполнить. Но, с другой стороны, держать подчиненного на ногах без всякой необходимости, тем более отказывать в ответе на вопрос, — такое в курфюрстенвере почти немыслимо. Тем не менее комендант Шторцена произнес:

— Не позволяю.

И вновь погрузился в загадочное молчание, разглядывая свои пальцы, лежащие на совершенно пустой столешнице.

Это ни в какие ворота не лезло. Одно дело — терпеть неумышленные унижения в Схайссах от существ иной расы и морали, совсем другое — здесь, в Поммерне, среди людей, столкнуться с вполне осознанным хамством. Чего Мартин никак не ожидал в награду за свои труды, так вот этого.

После того как улеглось сильное удивление, его сменило некое сильное желание. Мартина очень подмывало высказаться откровенно и обрисовать коменданту Шторцена его истинное место в масштабах двух Вселенных. При этом открывались почти безграничные возможности. Трагедия заключалась лишь в том, что не хватит бедняге кругозору. Ну явно не хватит. Посему следовало избрать иную тактику, кое-что выяснить. А для этого требовалось заставить Красивые Уши разговаривать.

Решив обратить оружие нападающего против него самого, Мартин тоже погрузился в молчание, уставившись в туманные глазки коменданта. В конце концов, чем дольше продлятся эти перегляделки, тем больше шансов на то, что ответ курфюрстенштаба дойдет в Шторцен до того, как тут наломают дров.

Ситуация начинала складываться идиотская. Минуты через две или три это дошло и до коменданта. Нехотя разжимая губы, он процедил:

— У меня есть основания полагать, что вы не тот, за кого себя выдаете.

— Вынужден вас разочаровать, герр майор. Я тот, за кого себя выдаю.

— В таком случае почему вы не в мундире? Глядя уже в потолок, Мартин сообщил:

— Полевой Устав допускает отступления от установленной формы одежды при выполнении разведывательных заданий командования.

— Это все слова! Где ваши документы?

— У вас, герр майор.

— Что такое? У меня?

— Так точно.

— Где? — В сейфе.

— Что за чушь вы несете!

— Никак нет. Циркуляр разведывательного управления курфюрстенштаба от 14 июня 835 года.

Комендант крепко задумался. И пришел вот к такому заключению.

— Мне нужен не циркуляр, а ваше удостоверение личности.

— Оно вам не потребуется, если вы прочтете циркуляр. Ушки коменданта запылали.

— Так называемый гауптман Неедлы! Здесь я решаю, что мне требуется.

Мартин вздохнул. Психологический портрет нелюбезного полководца уже прорисовывался. Намеренно оскорбляя собеседника, он явно хотел вывести его из равновесия, спровоцировать нарушение субординации и получить предлог для применения санкций. При этом никакого личного повода для враждебности у майора быть не могло, поскольку раньше с Мартином они никогда не встречались. Ополчиться на совершенно незнакомого человека коменданта заставляли отнюдь не жажда мести, для которой основания попросту отсутствовали, ни тем более чувство долга, а исключительно дурные во всех смыслах этого слова черты характера.