— Ну, ты даешь! Как книгу… Ты серьезно считаешь, зеленка, будто мыслишь словами?

— Я, может, и зеленка, — обидчиво произнес Серегин, — а вот ты нарушаешь заповедь: «Сам погибай, а товарища просвещай».

— Это чья же такая заповедь? — сощурил на него правый глаз Олег.

— Это чья надо заповедь, можешь быть уверен, — веско сказал Серегин. — Так как там насчет мыслей?

— Ладно, — вздохнул Олег. — Значит, дело обстоит так. Мыслишь ты, друг, не словами, слова формируются в лобных долях мозга уже конкретно перед тем, как ты их выскажешь, а мыслишь ты образами, мыслеформами и абстракциями. Усек, любознательный ты наш?

— Как это — мыслеформами и абстракциями? — оторопел Серегин. — Что это еще за мыслеформы такие?

— А это тайна великая есть, — поднял к низкому потолку машины указательный палец Олег. — Главное на данный момент — ты ими мыслишь. Они — главный продукт, он же объект твоей ментальной деятельности. А дальше все просто. Как в Интернете. Подключаешься к нужному компу, быстренько скачиваешь все, что у него на данный момент в оперативке крутится, а потом разбираешься, что там к чему. Усек?

— Было бы чего усекать, — позволил себе усмехнуться Серегин. — Пока что одна вода… А вот скажи, раз каждый человек создает эти самые мыслеформы для себя сам, то как ты их вообще понимаешь?

— Да очень просто, — обрадовался Олег. — Вы же все, человеки, одинаковые, как валенки. И мыслишки у вас одинаково куцые. Понял, валенок?

— А за валенка можно и схлопотать, — проинформировал его Серегин.

— Это от тебя, что ли? — тут же взвился Олег.

— Хотя бы и от меня. У меня по рукопашке десять баллов, а ты едва на троечку вытягивал. Тренер до сих пор тебя в пример ставит, как не нужно проводить приемы.

— У меня голова для того, чтобы думать, — гордо сказал Олег. — А не для того, чтобы по ней дубасили кулаками и ногами. И вообще, все эти тесты и баллы лишь для показухи. В настоящем бою все проще и…

— Время, молодежь, — оборвал его на полуслове Вольфрам. — Двадцать минут мы им дали для разогрева. Пора. — Он обернулся и внимательно посмотрел на обоих. — Готовы?

Оба кивнули.

— Ну, мужики, поехали!

Они втроем быстро и синхронно покинули уютную, теплую машину, каждый через свою дверцу. Снаружи было темно и промозгло. Сверху сыпал неприятный мелкий дождь, холодный, больно бьющий по глазам при порывах пронизывающего ветра. Серегин сделал два шага почти наугад, разумеется, тут же оступился на неровности разъезженной, без всякого покрытия дороги, но сумел удержать равновесие. При этом короткий автомат, принайтованный к правому боку, больно ткнул стволом в ногу.

— Очки надень, — раздался в наушниках шлема голос Олега.

— Сам надевай, если требуется, — огрызнулся Серегин.

— Вот же дурень, — получил он в ответ. — Опусти инфракрасные очки. Они у тебя на шлеме.

Серегин запоздало сообразил, что Олег и не думал его подначивать, а говорил дело. Он опустил на глаза прикрепленные к шлему очки. Стало лучше, но ненамного. Внизу, под ногами, была по-прежнему тьма непросветная, зато впереди неясным зеленоватым светом сияла массивная туша склада. Попасть в него можно было лишь со двора, через калитку или ворота в высоченном заборе, и Вольфрам уже был у нее.

Пока Серегин позади сопящего Олега — слишком шумно дышащего, по мнению бывшего хотя и участкового, но все же выпускника школы милиции, — пересекал дорогу, положившись на инстинкты и стараясь не попасть ногой в колдобину, Вольфрам уже скрылся внутри.

За калиткой тоже был темно, но на земле вырисовывался силуэт лежащего человека. Надеясь, что командир его просто вырубил, а не убил, Серегин перешагнул через неподвижное тело.

Оказалось, что вход в склад находится не в торце строения, а в дальней длинной его стороне, поэтому пришлось огибать его, сворачивать за угол и еще идти почти до середины постройки. В отличие от других, Серегин, кроме автомата у правого бока и ножа у левого, тащил еще увесистый чемоданчик, в котором было спецснаряжение — его орудия труда, как техника. Пока они добрались до двери склада, чемоданчик изрядно оттянул ему руки, и Серегин уже готов был пыхтеть так же шумно, как и Олег.

Вольфрама у двери уже не было. Там валялся еще один светящийся силуэт — второй часовой, снятый командиром так же бесшумно, как и первый. В проеме открытой двери была совершенная тьма.

— Заходите внутрь, — раздался в наушнике негромкий голос Вольфрама. — Они все справа, у дальнего конца.

Входя, Серегин услышал мерный шум прибоя, и только уже оказавшись в темноте помещения, сообразил, что это никакой не прибой, а пение. Хоровое пение. Несколько десятков человек пели на незнакомом языке, слов из-за этого было не разобрать, отчего складывалось впечатление шума моря.

— Приготовьте «усыплялки», их там много, — прошелестело в наушнике.

Серегин сделал несколько шагов вперед, вышел из маленького тамбура, глянул налево, направо, и, наконец, увидел. В очках ночного видения все выглядело не так, как обычно, поэтому вместо толпы Серегин увидел в правом дальнем конце склада большое, изогнутое полукругом, светящееся зеленоватым пятно. Пятно шевелилось, подергивалось, и именно от него исходил то нарастающий, то спадающий морской гул, отчего пятно казалось распластанной на камнях медузой, стремящейся уйти в воду, но уже обреченной на гибель. А в центре полукруга, отдельно от пятна, была большая зеленоватая точка. Серегин почему-то сразу понял, что это и есть их цель, господин Векшин Аврелий Борисович, еще два года назад скромный школьный учитель биологии, а ныне всемогущий глава секты «Путь к Богу», святой, чудотворец и сам, надо полагать, к Богу уже дошедший.

Чем ближе подходил Серегин к поющим, тем сильнее это их пение, нарастающее и стихающее, нарастающее и стихающее, било по мозгам. Казалось, странный этот прибой вот-вот захлестнет его с головой, поглотит и растворит в себе.

— Начали, — снова раздался в наушнике голос Вольфрама, сыграв роль брошенного спасательного круга.

Серегин встрепенулся и судорожно зашарил по поясу, где покоилась в кобуре напоминающая пистолет «усыплялка». Серегин уже умел ею пользоваться, хотя понятия не имел о принципах действия — на ускоренных курсах подготовки его учили использовать различное оборудование, которое еще полгода назад показалось бы ему чистой фантастикой, но ни слова не говорили, как оно устроено и почему вообще работает. Более того, у Серегина сложилось мнение, что учителя сами этого не знали, а были всего лишь передатчиками инструкций по обращению.

Наконец, «усыплялка» оказалась в руке. Серегин облегченно вздохнул, стискивая мокрой от пота рукой удобную рубчатую рукоятку, но тут до него дошло, что он остался один. Олег и Вольфрам были уже на полпути к дальнему концу склада, обхватывая толпу поющих с двух сторон. Серегин нагнал их, стараясь держаться посредине. В тот же момент в наушнике раздалось:

— Начали, мужики. Постарайтесь никого не упустить. Главного не трогать…

Серегин уже имел возможность убедиться в безвредности прибора СК-12 «Глубокий сон», в просторечии — «усыплялок», поэтому не испытывал никаких раздумий и сомнений. «Усыплялка» действовала не как обычное оружие, например, «макаров», дающий отдельные выстрелы. Из ее сужающегося к концу ствола вылетали не пули, а нечто неосязаемое и невидимое, какие-то незримые лучи или волны, которые мгновенно усыпляли любое живое существо на срок от часа до суток, в зависимости от поставленной мощности. Еще в машине Вольфрам велел поставить на восемь часов, что Серегин и сделал.

«Усыплялки» работали не только незримо, но и бесшумно. Люди, которых коснулись лучи, мягко оседали на пол. Гул пения оборвался. Кто-то успел удивленно вскрикнуть, кто-то вскочил на ноги, но скрыться в темноте не удалось никому.

Через десять секунд все было кончено. Шевелящийся полукруг превратился в аморфное бесформенное пятно. По прежнему светящееся, но уже неподвижное. Зато отдельная точка стала перемещаться. Серегин инстинктивно рванулся за ней, еще ничего не сообразив, но «усыплялку» все же выключив. Точка остановилась и вдруг вспыхнула таким ослепительным светом, что Серегин закричал от боли в глазах. «Умные» очки поляризовались, но все же не настолько быстро. Серегин ослеп и судорожно замахал руками. Тут же в уши ударил крик Вольфрама: «Снять очки!», тоже запоздавший.