Хотелось узнать хоть сейчас, чего меня так унизили на весь двор.

– Смешная ты была, Златка, – Лев улыбнулся. – В этих сапогах, что тебе до колена доходили. Куртка криво застёгнута, уши из-под шапки торчат. И зуба переднего нет. Вот уж не думал я тогда, что у меня такая обожательница найдётся.

– Мне шесть было, – насупилась я.

– А мне десять, Злат. А ты обиделась, да?

– Да, – призналась я. – Весь вечер сердечко это рисовала, а ты…

– А я сохранил. Оно до сих пор у меня. Самое дорогое и непохожее на остальные. Не открытка, в ларьке купленная, а от всего сердца смешной ведьмочкой нарисованное.

– Правда сохранил? – Мне стало так приятно.

– Угу, – он кивнул, – подпись особенно радует: «Лёвке-морковке от самой красивой ведьмы Златы». Раньше я от неё смеялся, а теперь понимаю – и правда от самой красивой ведьмы. Но ты разбила мне сердце, Злат!

Он откусил кусок шавермы и принялся жевать, не объяснившись. Я же лихорадочно соображала, когда успела-то гаргулье каменное сердце в прах обратить.

Нахмурилась и взглянула на него.

– Не помнишь? – он словно ждал, что я спрошу.

Я покачала головой.

– Ты подарила такую же валентинку на следующий год Лёшке лешему. При всех. А я ждал, что она мне достанется. Жестокая ты ведьма, Злата.

– Так это не по любви! Холодный детский ведьминский расчёт, – я с трудом припомнила, про кого он говорил. – Мы учились вместе в первом классе. Лёшка был круглым отличником, потому что при семье у них был аука. Леший же. Он приглядывал за ним и всегда подсматривал у учительницы на столе правильные ответы на все вопросы. Дымкой лёгкой за Лёшей ходи-и-ил… – последнее слово договорила по инерции и уставилась на Лёву.

Он тоже замер. Видимо, нас с Морковкой посетила одна и та же мысль. А скорее догадка.

– Носки подлетели и растаяли, только дымка осталась, – пробормотал Лев и, закинув в рот последний кусок шавермы, поднялся. – Так, любовь моего детства, юности и вообще всей сознательной жизни, подъём. Теперь понятно, кого искать. Осталось решить, как поймать!

«Любовь всей сознательной жизни»… Хм… Я важно поднялась. Такой титул мне определённо нравился.

Мы вернулись на торговые ряды и принялись бестолково слоняться, рассматривая всякую всячину, в надежде заметить хоть где-нибудь знакомый с детства белый дымок, указывающий на ауку.

Конечно, мы понимали, что найти его на рынке практически невозможно. Что эхо в лесу. Но не сдаваться же теперь! Лев сосредоточенно изучал товар торговцев, пытаясь смекнуть, что заинтересует маленького помощника лешего. Так противно было осознавать, что это, по сути, мирное и безобидное существо заставили идти на воровство. Сам бы аука никогда бы не стал вредить ни людям, ни нелюдям.

– Может, он проявится? – в надежде спросила у Льва.

– Не думаю, – гаргул покачал головой. – Не любят они выставляться. Да и, сама понимаешь, здесь каждый десятый из наших сказочных. Кто-нибудь да и засечёт маленького пузатого лесовичка. Быстро раскроют, что к чему. Свяжут его с лешим, что копеечные распродажи делает. Я, если бы своими глазами рейтузы не увидел, не догадался бы.

– Но аука не любит такие людные места, ему бы в лес…

Настроение стремительно ухудшалось. Тоска за сердце брала. Не нравилось мне всё, что происходило сейчас. Жалость душу терзала.

– Да какой лес, Злата? Жизнь другая. Ты лучше не жалей его, а соображай, что мы вообще про ауку знаем?

– Дух, – пожала плечами. – Никогда не спит, всегда на позитиве, бодрячком. Озорник. Шутки любит шутить. Я пока с Лёшкой училась, столько приколов мутила. И кнопки на стул учителям он подкладывал, и дрожжи в школьные туалеты спускал. И ни разу не выловили. Смышлёный был, шустрый. Главное, его контролировать, а то разыграется – не остановишь. Грань вообще не чувствует. Мне кажется, он и здесь играется, не понимая, что вред наносит. Ему сказали – пошути и укради, он и старается, перегибая палку.

– А кто-то это в выгоду себе использует. Можно перетрясти все семьи леших и выяснить, у кого есть в услужении аука, но это вилами по воде писано. Возможно, у нас гастролёр, рубит деньжат по-быстрому и сваливает.

– Да много на той мелочовке срубишь? – усомнилась я.

Остановившись у стола с наваленным товаром, подняла кружку со слегка неприличным изображением. Хмыкнула и вернула на место. Не отпускала мысль – мы о чём-то не догадались. Или забыли. Что-то глупое, но важное. Взгляд снова прошёлся по мелочовке. Нитки, пряжа, наборы для вышивания, мулине, канва. Там, где стояла я, – сувениры.

– Он берёт количеством и не тратит ничего, – Лев тоже осматривался, пытаясь засечь хоть что-то. – У него есть фургон.

– Он у каждого третьего лешего есть, – фыркнула я. – Их деятельность часто с деревней и лесом связана. Тот же Лёшка жил у тётки-дриады, а родители его на даче. И летом, и зимой. Они жили за счёт огорода, леса и озера. Даже на балконе у Лёши постоянно солёная рыбка на верёвочке подвешена была. Её тётка потом на рынке продавала. Мы, помню, говорили, что попробовать её на балкон идём, а сами там целовались. Пока аука нас не спалил и не сдал. Он вообще любопытный был. А уж если поцелуйчики или обнимашки заметит, так и будет стоять с разинутым ртом.

– Она ещё с ним целовалась! – фыркнул Лёва. – Ведьма, не разбивай мне сердце дважды. Что ты вообще в том Лёшике нашла?

– Возможность на «отлично» писать контрольные в старшей школе, Морковка. Был бы у тебя аука, я бы и тебя целовала.

– Да и без него поцелуешь, – вдруг довольно оскалился он.

– Чего это? – я насторожилась.

– Ты же сама сказала, если увидит аука непотребства какие, так и замрёт с разинутым ртом. Лови – не хочу.

– Лёвушка, ты сдурел?! – воскликнула так громко, что дремавший до этого продавец подскочил со своего стула. – И не подумаю с тобой целоваться. Вот ещё! Ты мне хоть вшивый цветочек подари для начала.

– Вот, – перед Львом внезапно возник букет из пластиковых ромашек. – Всего 600 рублей, а такая красота. Покупай, и целовать красавица будет.

Вот не зря продавец проснулся, сразу взял дело в свои руки.

– А ничего подешевле нет? – Лёва поморщился, чем вызвал новую волну моего гнева.

– Я что, и шесть соток не стою?

– Нет, Златка, ты, конечно, стоишь и большего, но зарплата у нас только через неделю.

– Э, нет, дорогой, в долг не отдам, – сдулся продавец.

– Ладно, беру, – Лёва полез в карман и извлёк оттуда скрученные купюры…

…Через минуту мы уже стояли в милом закутке с обшарпанными стенами и смотрели друг на друга как два идиота. Я с ромашками, Лёва с самыми серьёзными намерениями меня позажимать с пользой для общего дела.

– Ну! – шикнула на него. – Делай уже что-нибудь.

– Да как-то неромантично, – замялся Морковка.

– Боги, ну почему в этом мире ведьма всё должна брать в свои руки?! Каменистый, ты мне обязан будешь!

Подойдя к нему вплотную, приподнялась на цыпочки и, ухватив эту рыжую краснеющую каменяку за плечи, коснулась его губ. Твёрдые, тёплые. Провела по ним языком и ахнула, потому как в следующее мгновение меня стиснули в объятиях, углубляя наш первый невинный поцелуй.

Время замерло.

Вокруг ходили люди. Кто-то даже попытался нас пристыдить, но быстро плюнул на это дело. Я же, обнимая Морковку своей мечты, уже стала забывать, зачем мы вообще стоим в этом закутке.

Но в какой-то момент запах вокруг нас изменился. Повеяло свежестью и грибами. Замерев, Лев скосил взгляд в сторону и, приподняв уголки губ, нагло ухватил своими лапищами меня за задний филей.

Я проследила за его взглядом и обнаружила всего в двух шагах маленького косматого пузатого человечка. Разинув рот, он глазел на нас не мигая. И вроде как лови не хочу, но эту часть плана мы как раз и не продумали.

Чтобы не спугнуть воришку, я обхватила голову Левы руками и заставила наклониться его чуть ниже.

– Что делать-то? – шепнула на ухо.

– Я думаю, Златка, а ты не отвлекайся – целуй меня и дальше, чтобы интерес не пропал.