Впрочем, самого Германа природа наградила толстыми губами, и я иногда отыгрывался на этом.

— Слышь, ты, Губошлёп… — я просипел в ответ, — За очкового может где и табуреткой прилететь…

Альберт расхохотался:

— А, Косой, как жизнь-то?

Голова старика дёргалась, неестественно выгибаясь, чёрные зрачки бегали туда-сюда. Мой кокон то и дело пытался свернуться, но мощный поток чужой и невероятно злой псионики насильно разворачивал его.

Я просто не мог ничего противопоставить этому Иному! Даже капитский «механический» псионик рядом нервно покуривал свой имплант…

Старик саданул меня лбом в нос, а потом перехватил тонкими пальцами и легко поднял вверх, протащив лопатками по столбу. Вот это мощь! Энергия псионики, переходящая напрямую в мышечную силу.

У меня брызнули слёзы, в носу намокло, потекло по губе. Сломал, собака сутулая!

Страшная улыбка озарила лицо старика, словно у маньяка, издевающегося над своей жертвой.

— Бегают, дерутся, — Альберт посмотрел наверх, в потолок, — Жалкие твари… букашки. Мы скоро придём, совсем скоро, немного осталось!

Он притянул меня к себе, прокричал это в лицо. Я пытался сделать хоть что-то, но псионика била сразу со всех фронтов, накладывая полный паралич.

— Ах, Косой, ты ж мечтал сдохнуть на поле боя, со «свистком» своим в обнимку?! А?

Меня чуть отпустило, словно дали шанс, и я, стиснув зубы, попробовал поднять руку, рубануть ему по локтю. Грёбаный насрать, как по шпале, вообще не гнётся.

Как маги собрались этого Иного валить-то?!

«Свисток» — это была моя снайперская винтовка. В выборе оружия я, к сожалению начальства, клал большой псионический болт на патриотизм и предпочитал капитский Шам-Рифл, который при выстреле не грохал, а свистел.

Впрочем, с этим «свистком» я отлично защищал родную Свободную Федерацию в борьбе с капитами, так что муки совести особо не грызли.

— Там Алёнка… грустила сильно, — вырвалось у меня.

— Что ты сказал?! — меня снова приложили об столб.

И снова, и снова… Затылок взрывался болью, как и весь позвоночник, с каждым ударом из лёгких выбивался ещё воздух, хотя казалось, уже всё выдавило.

Алёна приходилась Герману сестрой, и мои отношения с ней очень ему не нравились. Он был невероятно ревнивым братом, и у нас частенько случались драки по этому поводу.

— Ты всё-таки подкатил к ней свои шары?! — донеслось до меня сквозь туман обморока.

Уж очень сильно я долбанулся затылком, искры перед глазами так и звенели. Да, ему до сих пор не нравится, что я был с Алёной, он всегда был крайне против, потому что знал мою ветренность.

— А она же любит тебя, падлу псовую, слышь, ты?! — снова прокричали в ухо, — Трахарь блондинок, я тебя убью, хрен ты очковый!

Мне прилетело в челюсть справа. Потом под дых, да так, что чуть не откусил себе язык…

Твою жжёную псину, я и в прошлой-то жизни не всегда мог сладить с Германом в рукопашной. А здесь, когда его тело напитано псионикой до стальной крепости, когда с каждым ударом кулака через голову проносится ментальный снаряд…

Кулак воткнулся мне в грудь, тут хватка с горла исчезла, и я упал на пол. Закашлявшись, я выплюнул кровь.

И снова, как тогда, как и десятки раз до этого, когда мы выясняли отношения возле пивного бара, прозвучали слова:

— Только ради Алёны, Косой, — шаги Альберта-Германа зашоркали по залу, — Подумать только, грёбаная очковая псина стала Последним Привратником.

Я поднял голову, провожая размытый силуэт, и дрожащей рукой вытер кровь с разбитых губ, сплюнул на пол.

— За «очкового» я тебе хлебало-то начищу, — вырвалось у меня вслед.

— Освободитель хренов, ещё увидим… — голос удалялся, потому что его обладатель уже вышел в коридор, — Святые Привратники должны сидеть на…

Голос затих, я не услышал окончания фразы. Да и куда там, голова гудела, как паровоз.

Иные… и те сущности, что вселялись в псиоников в нашем мире… Неужели это одно и то же? Неужели наши миры так связаны?

Твою-то жжёную… Пробоину. Почему тогда я не встречал такой аномалии в нашей Солнечной Системе?

Тема, конечно, была очень интересной для размышлений, но интуиция говорила мне, что время поджимает.

— Хватит лежать, Вася, — я упёрся ладонями, стал вставать, и чуть не поскользнулся на своей же крови, — Всё, тренировка закончена, вставай давай.

Рванувшись, я присел на корточки, снова упёрся лопатками в столб. Оттолкнулся ногами, скользя обратно в стоячее положение, и ухватился за столб для равновесия.

— Губошлёп хренов… — мои губы подёрнула улыбка.

Да, встреча с Иным дело неприятное… Василий внутри вообще вон съёжился в потустороннем ужасе.

Но мне было и страшно, и весело. Конечно, такие приветы от друга, давно погибшего, могут только добавить седины, но это значило кое-что очень важное…

Я вполне могу вернуться домой!

Шмыгнув, я зашипел от боли, и сразу же вправил себе нос обратно. Вау, в этот раз Герман отделал меня по самое не балуй… Ну, ничего, если будет следующий раз, там уже я буду готов.

Надеюсь…

Но я могу вернуться!

Я оторвался от столба, заковылял пьяным шагом к столику в углу, куда показал тогда Альберт. Схватил не глядя поясной кошель, нацепил на себя.

Тут же был прислонён за столиком магострел со штык-ножом, лежала лента с патронами. Ох, старик, услужил-таки, молодец.

Сделав для проверки ещё пару шагов, я тряхнул плечами. Проверил потоки внутренних чакр, ревниво пощупал кирпич в нижней. А ведь у меня была слабая надежда, что атака Иного как-то повредила блок, нарушила заклинание «вето».

Хрен там, неведомый чернолунник сработал на совесть.

На юг, значит… Я улыбнулся. На хрен Вепрева, не поеду с ним, сам справлюсь.

Расстегнув кошель, я пальцами пробежался по корешкам. Какие-то документы… Ладно, потом разберусь.

Коробочка с «вытяжкой». О, значит, можно будет и подлечиться.

И серебряные браслеты.

Недолго думая, я вытащил и нацепил на руки. Тело мигом вспыхнуло, подёрнулось едва заметной дымкой, которая сразу же потухла.

Принципа действия артефактов я не знал, но решил, что разберусь потом, в бою… В любом случае, навряд ли Перовский собирался мне навредить.

Я осторожно шагнул к выходу, где перед этим исчез Альберт. Но, не сделав и пары шагов, остановился, потому что в зал выскочило трое. И то, что это не друзья, стало ясно как-то сразу…

Один, в центре, в чёрном плаще Стражей Душ и фирменной фуражке с бронзовой кокардой. Значит, ранга невысокого.

Двое по краям в серых коротких кителях, с масками на лице — у одного синяя, у другого красная. Видимо, чтоб различать друг друга.

У масочников сразу же загорелись огнём кулаки, и от них пахнуло псионикой — оба вечерники…

— Стражи Душ этого забирают себе, вы хотели только убрать оракула, — хмуро бросил центральный.

Двое по краям качнули головами.

— Глава дал нам чёткие указания насчёт наследника, — произнёс один из них, — Он должен умереть.

— Славиным следовало бы подумать, прежде чем нарушать договор со Стражами Душ, — недовольно сказал оракул.

— Вы Иного там не встречали, что ли? — я даже удивился.

Говорил я смешно с разбитыми губами, и противники сначала не поняли меня.

Но Страж Душ поднял голову, обеспокоенно посмотрев, и прислушался к чем-то сбоку. Кажется, именно там я ощущал Пульсар, когда находился в голове Альберта.

— Действительно, тут одержимый Иной, — взволнованно произнёс оракул, — Очень сильный.

Другие двое тоже дёрнули головами, забеспокоились.

— Это не наша забота. Предлагаю вязать этого и убираться, — сказал умник в красной маске, — У Ключевцев разберёмся.

Страж Душ коротко кивнул:

— Ладно, я подержу его. Но чтоб ни волоска не упало!

Двое магов, потушив кулаки, двинулись ко мне, а у оракула потемнели глаза. Я лишь улыбнулся в ответ, чувствуя, как сворачивается кокон. Подержит он, как же…

А с каждым разом это становится всё привычнее…