– Как фамилия этой Марины?

– Степнова. Мы со школы дружим… дружили…

Астра рассказала о последнем разговоре с подругой.

– Больше вы не виделись? – уточнил Карелин.

Она отрицательно покачала головой.

– Мне захотелось уехать, куда глаза глядят, забыть прошлое и начать жизнь заново. Я как будто очнулась от долгого сна. В сущности, я должна быть благодарна Марине за то ее признание. Зачем мне ее убивать? Разве смерть что-нибудь меняет? Зах меня не любил, и слава богу, что я не вышла за него замуж.

– Если Марина все же убита, кто может посвятить нас в детали?

– Папа… Борисов и… наверное, Захар тоже в курсе.

– Лучше всего обратиться к Борисову, – предложил Матвей. – Он нейтральный человек, как я понимаю, и его взгляд наиболее объективен.

– Согласна… но я к нему не пойду! Меня и так ищут…

– Ты не собираешься возвращаться к родителям?

– Ни в коем случае! Особенно теперь.

Карелин подумал, что этот вопрос они обсудят позже.

– Тогда к Борисову пойду я, – сказал он. – Мы не можем оставаться в неведении.

– И кем ты представишься? Не вздумай упоминать о Камышине! Я запрещаю! Не хватало, чтобы меня обвинили в поджоге и убийстве баронессы.

Они перебрали десяток вариантов, пока наконец придумали, за кого будет выдавать себя Матвей.

– Скажешь, что ты – мой гражданский муж, – предложила Астра. – Я влюбилась в тебя, потеряла голову и сбежала от жениха. А связь Марины и Захара мне только на руку сыграла! Я использовала их отношения как предлог для разрыва, который и так был неизбежен.

– Роль мужа мне не по душе, – возразил он. – История нашей «любви» тоже оставляет желать лучшего. Возникнет резонный вопрос: зачем было убегать и прятаться? Раз жених тебе изменял с твоей же подругой, у тебя был серьезный повод дать ему от ворот поворот.

– Я самолюбива, высокомерна, как и подобает дочке богатых родителей, – это не позволяло мне выставить себя обманщицей. Чем же я отличаюсь от Иваницына, если тоже крутила роман с другим мужчиной? Почему прямо не сказала, что свадьбы не будет? А так, – все думают, что убитая горем невеста проливает слезы в уединении, вдали от сплетен и пересудов.

– Зализывает раны и преодолевает тяжелую депрессию, – усмехнулся Карелин. – А на самом деле проводит дни и ночи в постели любовника! Мелодрама «Медовый месяц в подполье». Неплохо придумано. Душещипательно! Ты пьесы писать не пробовала?

– Я в них играть пробовала. У меня есть некоторый опыт лицедейства. Наше слабое звено, – ты. Смотри, не подведи.

Он расхохотался.

– Боюсь, я не Качалов и не Смоктуновский: вряд ли мне удастся убедить господина Борисова…

– Изловчишься как-нибудь! – не дослушала Астра. – Скажешь, что я не могу показаться на глаза родителям, и тем более, Иваницыну. Дескать, мне жутко стыдно! Особенно после смерти Марины. Узнаешь, как она погибла, – все подробности.

Матвей перестал смеяться. Ему не хотелось ломать комедию, но и другого выхода он не видел.

Астра по-своему истолковала перемену в его настроении.

– Думаешь, смерть Марины связана с пожаром и смертью госпожи Гримм? – спросила она. – Все-таки меня подозреваешь?

Он не подтвердил, но и не стал отрицать ее слова. Такая мысль мелькала темной тенью в глубине его сознания.

– Не стоит ломать голову понапрасну. Сначала информация, потом выводы.

– Тоже верно, – согласилась она. И неожиданно добавила. – Значит, ты не актер? Просто любишь переодеваться в чужое платье?

– С чего ты взяла?

– Возможно, ты оригинал и придерживаешься моды восемнадцатого века. Чтобы выделяться в толпе.

– Глупости… – он вспомнил о костюме Брюса. – О-о… точно! Да… ты права… иногда я делаю странные вещи…

Не рассказывать же про ночную прогулку по городу, про Хэллоуин? Про то, как он видел Сухареву башню и женщину, которая манила его за собой?

– Надеюсь, ты не маньяк?

– Нет, конечно, – в замешательстве пробормотал Матвей. – Что за вздор?

Он застыл с открытым ртом, потому что в этот самый момент его ум закончил поисковую работу в файлах памяти и высветил требуемое данное.

– Черт побери… Я кое-что вспомнил! Я знаю, какое здание запечатлено на кассете из тайника!

Он уже заговорил на ее языке. Кассета из тайника! Отлично. Теперь он еще назовется ее мужем, любовником, будет лгать уважаемым людям, прикидываться идиотом…

– Ты его где-то видел? – встрепенулась Астра.

Ноябрь заливал столицу дождями, засыпал мокрым снегом. Ночью подмораживало. Дороги и тротуары блестели, как зеркало. Радио твердило об автомобильных авариях.

Несмотря на гололед, Борисов предпочитал личный транспорт общественному.

– Уже еду, – на ходу переговаривался он по телефону с Ельцовым. – Через четверть часа буду.

– Давай, Коля, поторапливайся. Есть новости. Жду!

По тому, как Ельцов отрывисто, резко бросал фразы и так же резко отключился, Борисов понял, – новости не очень хорошие. Босс не желает обсуждать их по телефону, опасаясь прослушки.

– Далась ему эта прослушка?! – ворчал Борисов. – Кому за ним шпионить-то? Неужели, он из-за Астры так переживает? Воистину, родительская любовь слепа. Астра пока, хвала всевышнему, не в розыске и даже не под подозрением.

Добравшись до офиса, он убедился в обоснованности своих предположений. Ельцов расхаживал по кабинету, засунув руки в карманы, сопел и был похож на тигра в клетке.

– Мне вчера дочь звонила, – без предварительного вступления заявил он. – Астра жива!

– Я в этом не сомневался. Где она?

– Полагаю здесь, в Москве. Хотя не факт! Я ей сказал о том, что Марину… убили, – с усилием выговорил Юрий Тимофеевич.

– И что? Какая была реакция?

– Бросила трубку. Надо найти ее, Коля!

– Ищем…

– Вы уже целую вечность ищете! – вышел из себя Ельцов. – Жена извелась! И меня изводит. Веришь, ночью проснулся от удушья, сердце жмет, слабость во всем теле… еле очухался. Хорошо, что у Лёли в тумбочке целая аптека, – кое-как достал таблетку, положил под язык и думаю: жизнь-то словно паутинка, оборвется, и ойкнуть не успеешь. Я ведь вчера, после звонка дочери, ходил, сам не свой, – все гадал, почему она мне не доверилась, матери ничего не сказала? Вот так взяла и ушла, как чужая. Где она живет? О чем думает?

– Молодых не поймешь. Они словно лунатики! Что-то их ведет по краю, – зови, окликай, предостерегай… не слышат.

– Да, проблема. – Ельцов помолчал, прислушиваясь к зарождающейся в затылке боли. – Как идет следствие?

– Ищут грабителей, но, скорее всего, не найдут. Мать и отчим Степновой не настроены поднимать шум. Марину этим не вернешь, а полоскать прилюдно семейное грязное белье им ни к чему.

Ельцов кивнул, плеснул себе коньяка в бокал.

– Сосуды расширяет. Будешь?

Борисов отказался.

– Кто ее убил, Коля? Неужели, Захар? А может, кто-нибудь из тех женщин… с фотографий?

– Следствие не располагает снимками. Вы же сами запретили…

– Да знаю, знаю! – махнул рукой Ельцов. – Я сам с собой рассуждаю. Или с тобой. Как ты думаешь, Астра еще позвонит?

– Обязательно. Раз она объявилась, то непременно позвонит. Только… ей пока не стоит возвращаться домой. Пусть все утрясется, утихнет. Береженого бог бережет.

– Можно засечь, откуда звонок?

– Нет смысла. Астра умная, она воспользуется уличным таксофоном. И потом, вы что, собираетесь устроить на нее охоту? Поймать, связать и посадить под домашний арест? Не советую.

– Сними наблюдение с Иваницына, – устало произнес Юрий Тимофеевич. – Это теперь ни к чему.

– Я и сам хотел предложить.

Борисов оставил босса в глубоких раздумьях. Тот неважно выглядел: бледный, под глазами мешки, весь как натянутая струна. В такую рань прикатил на работу, видно, не спится ему.

Телефонный звонок застал Николая Семеновича в коридоре. Он вытащил из кармана трубку и, подавляя зевок, сказал: «Слушаю!»