— Ненавижу! И тебя, и твою белобрысую дуру! — шептала она. — Ненавижу!

В эту минуту больше всего ей хотелось, чтобы Ленд, как и она, испытал невыносимую боль. “Заклинаю расплатой!” — нежданно застучало в мозгу.

— Заклинаю расплатой! — сказала она в этот вечер Вальгерду. Было бы лучше, если бы брат ей ответил: “Я не играю в эту игру!”, но Вальгерд только спросил ее:

— Ленд?

— Да, — ответила Бронвис, а через три дня сына дяди жестоко избили. Все говорили, что он стал жертвой грабителя в маске.

Опасаясь за жизнь и здоровье своего сына, дядя поехал с ним к местному знахарю, о котором твердили, что он воскресит даже мертвого. Бронвис, услышав об этом, едва не лишилась чувств. Можно было мечтать мести, однако, когда она совершилась, девочка пожалела. Чужая боль не давала желанного счастья.

Служанка, к которой она обратилась, желая узнать состояние Ленда, сказала, что он постоянно твердит имя какой-то девушки. Болезнь не изменила его чувств, значит, драка оказалась бессмысленной.

Бронвис была в полной прострации, когда Вальгерд, зайдя в ее комнату, с жесткой улыбкой сказал ей: “За долг!”

— Что ты хочешь? — спросила она у него.

— Все уехали, в замке ты и я, да еще несколько слуг. Мне известно, что Гольд привез с собой много денег и драгоценностей. Он не заметит, когда кое-что пропадет. Помнишь брошку с зелеными камешками?

— В форме веточки? Там еще несколько мелких алмазов изображают капли росы?

— Да, она самая. Все побрякушки заперты в деревянной шкатулке, которую он хранит в лакированном сундучке. Принесешь эту брошку?

Просьба Вальгерда очень смутила ее. Если раньше, беря деньги няньки, девочка не понимала, что делала, то теперь знала, что кража — позор. Грабеж — дело другое, как, впрочем, и драка. Отца и Вальгерда не мучила совесть за стычки с купцами или набеги на деревушки, они, не стесняясь, бахвалились этим, но кража… Обвинение в воровстве оскорбляло достоинство высокородных. А может, ее старший брат пошутил? Она быстро взглянула на него, но Вальгерд оставался серьезным. Заметив смущение Бронвис, он снова спросил у нее:

— Принесешь?

Несмотря на вопрос, Бронвис знала, что он не воспримет отказа, таковы были правила. Глядя в его золотые глаза, она постаралась ответить как можно наивнее:

— У меня нет ключа.

— Ключ под вазой на маленьком столике для письма.

— Но дверь комнаты тоже заперта.

— Это неважно, я знаю, как пролезть через окно.

Он все продумал и говорил без малейших мук совести, будто бы кража совсем не казалась ему преступлением, и неожиданно Бронвис успокоилась. Детские годы уже научили ее, что мораль относительна, главное — не попадаться. Опасна не кража, а только огласка. Огласка — позор!

— Что ты сделаешь с брошкой? — спросила она у Вальгерда.

Ответ оказался предельно простым:

— Что? Продам!

— А кому?

— Есть один покупатель на эту вещицу.

И Бронвис согласилась. В тот вечер, когда слуги уснули, они с братом выбрались из окна ее комнаты на небольшой каменный выступ, служивший для украшения стен. По нему можно было добраться до помещения Гольда, поскольку их комнаты находились на одном этаже. Вальгерд ее уверял, что окошко будет открытым.

— Этот дурак из столицы совсем не боится воров, он уверен, что охрана надежна, и посторонний не сможет проникнуть в сад! — объяснил он сестре и не ошибся.

Спустившись в комнату, Бронвис не стала зажигать свечи, боясь, что их может заметить кто-нибудь из прислуги. То, что ночь оказалась лунной, сначала немного пугало ее, но теперь она убедилась, что это к лучшему: в комнате было светло. Вспомнив об указаниях брата, она очень быстро нашла и ключ, и сундук. С трудом вынув большую шкатулку и открыв ее, Бронвис увидела, что в ней два отделения. Перегородка, крытая бархатом, отделяла украшения от золотых монет. С удивлением глядя на блестящие деньги, она вдруг подумала:

— Зачем Вальгерд попросил принести ему именно брошку? Не лучше ли было не искать покупателя, а взять золото? Эту пропажу можно было бы объяснить много проще, ведь каждый может сбиться со счета!

Но Бронвис не успела додумать эту мысль, потому что дверь комнаты приоткрылась, впуская Гольда с подсвечником. Он, наверное, только приехал, поскольку еще был в дорожном костюме. Увидев нежданную гостью у столика, Гольд как-то странно ей улыбнулся:

— Визит неожиданный! Что же мы делаем здесь?

Отговорки были бессмысленны, так как шкатулка с поднятой крышкой стояла прямо на столике. Понимая, что все раскрылось, и о случившемся вскоре узнают и Ленд, и дядя, девочка тихо пробормотала, не глядя на хозяина комнаты:

— Я? Я только хотела взглянуть…

Бронвис не знала, поверил ли он объяснению, так как улыбка Гольда казалась уж слишком ласковой:

— Хочешь, я сам тебе все покажу?

Ей осталось только кивнуть и включиться в его игру. Но постепенно холодок ужаса стал таять. Было похоже, что старый друг дяди ни в чем не обвиняет ее. Доставая из шкатулки украшения, он осторожно поворачивал их, и в неровном блеске свечей драгоценные камни мерцали таинственным светом, который очаровал.

На дне шкатулки лежало колье. Было странно обнаружить такую вещь у мужчины, но Бронвис об этом не думала. Девочка испытала прилив небывалого счастья, когда Гольд предложил ей примерить его. Вырез платья был слишком мал и пришлось расстегнуть корсаж.

Вскоре, забыв о недавних страхах, она надевала и кольца, и броши. Вещи были слишком массивны для девочки, но это не волновало. Цепь для плаща очень быстро превратилась в ее диадему. Когда Гольд заметил: “А волосы нужно распустить,” — она охотно исполнила просьбу.

Глядя в большое медное зеркало, Бронвис подумала, что никогда не была так красива, как сейчас. Словно прочтя ее мысли, Гольд сказал ей:

— Никто из придворных дам не сравнится с тобой!

Слова очень польстили самолюбию девочки. Она не стала возражать, когда Гольд достал два хрустальных бокала и, наполнив один из них, с церемонным поклоном протянул его ей. Вкус напитка был совершенно не похож на то пиво, которым иногда угощали ребята. Внимательно глядя на Бронвис, мужчина спросил ее:

— Как?

— Восхитительно!

И она снова протянула бокал. Вскоре ей захотелось смеяться, петь и танцевать, но едва Бронвис сделала шаг, голова закружилась, и она села прямо на мягкий ковер. Перед глазами все словно плыло. Непривычное состояние забавляло, а не пугало ее. Бронвис стало смешно, когда Гольд опустился с ней рядом: солидный мужчина на ковре вместо кресла! А дальше он повел себя, как любой из знакомых мальчишек.

— Такое я уже делала! — с глупым смехом пробормотала она, но почему-то не оттолкнула его, а ответила на поцелуй. Непонятное чувство эйфории не исчезало, даже когда он расстегнул корсаж до конца.

— И это тоже! И это…

Бронвис и не заметила, как рука Гольда оказалась под платьем. Незнакомая ласка ее испугала, но оттолкнуть его не было сил, потому что тело не слушалось…

Утро не оставило в памяти ничего, кроме странного звона в ушах и тупого чувства опустошенности.

— Ночью снова придешь, а пока…

Взяв со столика брошь в форме ветки с капельками росы, Гольд пристегнул ее к платью Бронвис.

— Это начало, малышка! У тебя будет все…

Его голос с трудом доходил до нее. Осторожно коснувшись подарка, она прошептала:

— А как вы… Как вы узнали…

Она не закончила фразы и не успела сказать ему:

— Как вы узнали, что мне нужна эта брошка?

Гольд перебил ее:

— Лучше ответь — ты довольна?

И было не слишком понятно, о чем он сейчас говорит: о подарке или о прошлой ночи. Желая лишь одного — поскорее вернуться к себе, Бронвис тихо ответила:

— Да.

В эту минуту она думала, что жизнь кончилась, не было сил даже плакать. Она не решилась немедленно разыскать брата, боясь, что он сразу же догадается, что случилось. Добравшись до своей комнаты, Бронвис просто упала на кровать. Ей было бы трудно ответить, был это сон или обморок. Все же, скорее, сон, потому что, очнувшись, она стала немного спокойнее.