– Так ведь нормально, Кать? Не слишком?

Слишком, всё слишком, но я отрицательно качаю головой, откидываюсь на спинку кресла. Закрываю глаза, будто это поможет абстрагироваться. Но когда ничего не вижу, активизируется фантазия и ощущения их касаний.

Ладонь Тимура более горячая, плавит каждую клеточку, которой касается. А у Тимофея есть старые мозоли на ладони, которой он будто царапает меня, разрезает все протесты.

Они добираются до моих оголённых нервов, играют на них, скручивают так, что отдаёт болью в лёгкие. Пытаюсь дышать тихо, не показывать, как всё сжимается внутри.

А затем их пальцы, не сговариваясь, одновременно ныряют за край белья. Мне кажется, что именно сейчас они столкнуться, поймут насколько это всё неправильно, и отпрянут.

Но нет. Их пальцы действительно встречаются, когда добираются до клитора. И вместе надавливают, трут, растирают мою смазку, которой слишком много.

От лона будто растекаются импульсы по телу, пьянящие и жаркие. Кусаю губу, чтобы не выдать ни звука. Не показать, насколько мне это нравится. Мужчины это видят, конечно, но все мои судорожные вдохи лишь для них.

Я падаю, опускаюсь на самое дно. Аморальность моего поведения зашкаливает, но возбуждение сильнее. Сдавливает тело, заставляет иррационально сводить ноги от того, насколько меня топит ощущениями.

– Не зажимайся, Кать, - Тимур практически мурлычет на моё ухо, касается губами, втягивает мочку. – Разведи ножки шире и получишь наслаждение. Пиздец, какая ты влажная. Давай, позволь нам подарить тебе оргазм. Ты ведь хочешь.

Хочу. И когда палец кого-то из них сильнее надавливает на клитор, практически вырывая из меня крик, я поддаюсь. Развожу ноги, пряча лицо на плече Мура.

Три года назадвсё ощущалось сквозь толщу воду, как дешевая копия. А сейчас я добралась до оригинала. И это ещё острее, ещё жарче. Голову сносит с плеч, никаких мыслей.

Сама трусь о их пальцы, сильнее сжимаю подлокотник. Сгораю от того, как кто-то спускается ниже. Обводит подушечкой вход, надавливает. И я сжимаюсь, не позволяю.

И кусаю губами край ветровки Тимура, когда в меня вводят два пальца. Много, остро, надавливая на точки. Они двигаются синхронно, распаляя всё сильнее. Будто тлеющие угли раскидали по телу, и они прожигают насквозь.

Из меня рвутся стоны, желание получить большее. Будто каждым движением мне открывают новый мир. Невообразимого удовольствия, которое накрывает лавиной.

Тимофей разворачивает к себе, впивается губами, не давая вырваться ни одному лишнему звуку. Его язык у меня во рту, а пальцы Тимура двигаются внутри, резкими толчками погружаются в меня. Пока мышцы не сводит судорогой, а желание выливается за края.

Я сгораю, тону, падаю, умираю. Слишком всё смешивается и держусь лишь благодаря двум пар рук, которые поглаживают бёдра. Пока меня кроет оргазмом, нахожу пристанище на груди Тимофея.

Затравленно дышу, вздрагиваю и пытаюсь вспомнить, что такое кислород. Как заставит его поступать в лёгкие, если там всё забито стонами и криками, которые так и не вылились наружу.

– Тебе было хорошо? – киваю на чей-то вопрос, не могу даже глаз открыть. – Кать.

– Угу-ммм.

– Скажи это. Кажется, сюда идёт кто-то, а мы не отпустим, пока не скажешь.

– Да, мне было хорошо, да.

Подскакиваю, сильнее натягивая два пледа на себя. Перед глазами всё плывёт, но оглядываюсь, пытаясь понять, насколько близко угроза. Но все сидят по местам, никого рядом.

– Вы солгали!

– Прости, малышка, - Мур тянет не себя, укладываю голову на его плечо, пытаясь успокоиться. – Но слышать такое приятно.

– Такое не повторится, и ничего большего не будет. Ясно вам?

– Ну конечно, Кать, такого не будет. Мы придумаем что-то другое.

– В пекло вас двоих!

Ответом мне служит хриплый мужской смех.

Глава 24

ТИМУР

Катя невероятно милая когда смущается. Прячется за волосами, с зашкаливающим интересом листает журнал по четвертому кругу. А ещё сводит ноги, будто её до сих пор потряхивает после пережитого.

Пришлось свалить в уборную, как пацану малолетнему передергивать, чтобы снять напряжение. Её ладонь бы чувствовалась намного лучше. Или губы, или, блин, усадить на хлипкий столик и взять в полной мере.

Но с девушкой нужно медленно двигаться. Большего она мне не позволит, сейчас. И так не ожидал, что не оттолкнёт, когда полез под платье. Был готов в любую секунду убрать руку, даже если сначала нужно было бы её отпилить.

А малышка удивила. Развела ножки после просьбы. Была такой мокрой, отзывчивой. И совсем забыла о том, что мы в самолёте, вокруг народ. И за Тиграна своего блядского тоже не вспоминала.

Кате нужно дать время, медленно открывать в ней всё. Как цветок, за которым нужно ухаживать и ласкать, пока не расцветёт окончательно. И я готов этим заниматься.

Потому что это ведь Катя. Та девчонка, сумасбродная и сумасшедшая, которая в один миг привлекла внимание по-настоящему. И с тех пор не вылезает из головы.

Даже если она не вернётся к прежней версии себя, застрянет между Катей и Катрин, или вовсе станет просто той ледышкой и слегка сучкой, которая встретила нас в кабинете Тиграна – не страшно. Она мне нравится любой.

Потому что в любом образе засыпает, роняя голову на моё плечо. Сопит, морщит носик, когда Тим убирает волосы её лица. Родная, домашняя.

– Перестарались? – друг хмурится, убирает Катин стаканчик недопитого кофе, складывает столик, чтобы той было удобней. – Надо было тормозить.

– Не надо, всё нормально. Нежничать и носиться, как ты, тоже не вариант.

– С нейниктоне носился.

И это правда, но перебарщивать тоже нельзя. Пусть Степенко был не лучшим отчимом, а Тигран вообще ублюдок, к которому слишком много вопросов, но Катя не больная. Хрустальная ваза, которую нужно ценить, но не рассыплется от прикосеновения.

Девушку нужно медленно продавливать, прощупывать правильный подход. Один уже нашли, нужно идти дальше, сильнее. Потому что хочу, чтобы по возвращению домой, Катя скинула вещи и ушла со мной. Или хер там, куплю другие.

У меня нет крутого бизнеса, бизнес-класс не могу организовать легко ей. Ловил кайф от работы, но никогда не гнался за бабками. В противном случае, в армию бы вообще не пошел.

Но если Катя попросит – выгрызу и шмотки, и билеты на Бали, и что она там ещё хочет. Не вопрос, я умею добиваться поставленных целей. Идеальный солдат, который готов служить одной конкретной малышке.

– Ребята пробивают бар, где тогда была Катя. Хозяин не менялся, - Тим отчитывается, меняя тему. – Найдут барменов, которые работали тогда. А потом узнаем, что кто крутился возле неё. Потому что я не гребу, кому это было выгодно.

– Может, просто мужик заезжий? Решил вечер скоротать.

Тим сжимает кулаки, представляя, что могло бы случиться. Если бы, блять, не вернулись за малышкой. Не уговорили поехать с нами, а оставили под дождём. Реально ведь могли, тогда так колотило от злости и желания, что срывался.

Хочется вцепиться куда-то, желательно в глотку той мрази, что подсыпала девочке препараты. Но мои ладони обнимают её, прижимают ближе к телу. И Катя так сладко спит, греет дыханием, что сдерживаю всё в себе.

Убью. И пофиг, что дальше будет. Пускай потом суд решает, в случае чего.

– Малышка, просыпайся, - Тим ерошит светлые пряди, отрывая от меня девушку. – Давай, мы уже садимся.

– Пять минуточек.

Ржу, не скрываясь, с этого несчастного тона. Ощущение, что мы полночи девчонке не давали спать, не слезая с той. За свой смех получаю ощутимый тычок в плечо от Кати.

– Ты громкий.

– Предпочитаю, чтобы громкой была ты.

– Фу, - кривится, усаживаясь ровно. – Самый дешевый подкат.

– Скажешь, он не действует? Мне казалось, что я на верном пути.

У Кати охрененно бледная кожа, на той сразу видно любое смущение. Румянец рисует полоски, уходя до корней волос. Такая милая, что не могу удержаться. На службе бы засмеяли, что от малолетки поплыл.