— А какой-нибудь еды у вас нет?

— Вай, вай, сацхали каци, бедный человек, — проговорил Сафар и достал из кармана кусок хлеба с сыром.

Ник спросил:

— Вы сможете идти? Мы будем помогать вам.

— Я постараюсь, — ответил португалец.

Все четверо, теперь уже со спасенным португальцем, стали выбираться из подземелья. Португалец опирался на Петруса и Кикодзе, впереди снова шел Сафар с двумя факелами, а позади шествие замыкал Ник. Им предстояло пройти тот же путь и сделать это как можно скорее, пока не рассвело. Ник опасался, что португалец не сможет идти, но тот, прихрамывая на обе ноги, довольно бодро двигался по узкому бордюру, придерживаемый своми спутниками. Обратная дорога была несколько затрудненной. Все уже устали. Наконец, вся пятерка выбралась из большого тоннеля и завернула в более узкий, который вел к Мирзоевским баням. Когда все уже выбрались в этот тоннель, позади раздался какой-то гул.

— Что это? — спросил Ник у Сафара.

Но тот замахал свободной рукой:

— Скорее, скорее, не останавливайтесь.

Все, пыхтя и задыхаясь, прибавили шагу. Гул за ними нарастал. Пройдя еще немного, Сафар остановился и высоко поднял факел. Ник обернулся. В неровном свете факелов они увидели, как по только что оставленному ими тоннелю, с грохотом мчащегося с огромной скоростью железнодорожного поезда, пронеслась водяная лавина. На мгновения она заполнила собой весь тоннель, шедший от Орбелиановской бани и захлестнула своим краем Мирзоевский тоннель. Все пятеро в ужасе прижались к мокрой и скользкой стене. Но опасности уже не было. Если бы они немного замешкались, то им грозила бы неминуемая гибель. Молча они продолжили свой путь и вскоре достигли уже Мирзоевской бани. По очереди они вылезли, наконец, в тот номер, который служил им пристанищем в начале пути. Там они уселись на каменные лежанки, которые есть в каждом номере серной бани, и стали понемногу приходить в себя.

Португалец, отдышавшись, стал благодарить за свое спасение, но Ник махнул ему рукой.

— Подождите, опасность еще не миновала. Нам надо выбраться отсюда так, чтобы нас никто не видел.

Кикодзе, наклонившись к Нику, шепотом предложил ему свой план. Возле чайханы всю ночь дежурят два-три фаэтона. Он спускается к ним, нанимает фаэтон, поднимается к Мирзоевской бане, усаживает в него португальца и везет его в Ортачалы, на конспиративную квартиру. Это надежное место, там португалец будет в безопасности. Пусть он немного придет в себя, тогда можно будет его допросить. Ник согласился с Кикодзе. Тем более, как он полагал, миссия его в спасении португальца окончена, дальше пусть им занимается тифлисская полиция. Кикодзе выскочил из бани и не прошло и пятнадцати минут, как он возвратился с одноконным фаэтоном. Сафар и Петрус помогли посадить португальца в фаэтон, Кикодзе запрыгнул вслед за ним, и фаэтон, погромыхивая по булыжной мостовой, покатил в город.

Ником вдруг овладело какое-то бесшабашное настроение. Такое с ним бывало часто после удачно выполненного дела. Он повернулся к Петрусу, который о чем то говорил с Сафаром.

— Что это вы шепчетесь? — весело спросил Ник.

— Сафар предлагает пойти поесть хаши. Самое время, говорит. К тому же мы здорово проголодались.

— Замечательно. Я всех приглашаю. — ответил Ник, у которого сразу же засосало под ложечкой. — Если не считать чая в чайхане, они со вчерашнего дня ничего не ели. — Да, но как мы выглядим! И какое от нас амбрэ!

— Да-а-а, — протянул Петрус, принюхиваясь. — Но я думаю, это поправимо. — С этими словами он обратился к Сафару, который сразу же все понял. Сафар быстро закивал головой и все трое спустились от Мирзоевской бани к Бебутовской, которая была буквально в десяти шагах. Сафар растолкал спящего мальчишку-посыльного, сказал ему несколько слов и тот куда-то умчался. Ник, Петрус и Сафар вошли в небольшой дворик, усаженный акациями, где стояло несколько деревянных скамеек, прошли его и вновь вошли в низкое каменное здание. Это был вестибюль бани, круглый, со стеклянным обширным фонарем в потолке. Здесь уже все было выложено мрамором. Сафар показал рукой на одну из шести дверей, выходящих в вестибюль.

— Сафар приглашает нас в самый роскошный нумер, «генеральский», — усмехнулся Петрус, который уже не раз посещал эти бани.

— Ну, ну, посмотрим, как моют на Кавказе генералов, — засмеялся Ник. Это маленькое приключение очень забавляло его. Они зашли в просторный предбанник, по обеим сторонам которого были расположены каменные лежанки, устланные пышными коврами с разбросанными по ним тугими мутаками. Сафар проворно достал из шкафчика стопку белоснежных простыней. В этот момент в дверь постучались. Сафар бросился открывать и на пороге предбанника перед изумленными взорами Ника и Петруса возник древний старец, одетый в пестрый полосатый халат и маленькую туго скрученную чалму. Он воззрился на полураздетых мужчин, затем быстро скинул с себя халат и предстал перед ними в костюме Адама с небольшой набедренной повязкой на чреслах. Зрелище было фантастическое. Сморщенное оливково-смуглое тело старца резко контрастировало с его редкой окрашенной хной бороденкой, над которой свисал хищный плоский нос. Два черных глаза сверлили Ника и Петруса. Сафар, низко кланяясь, звенящим шепотом прошептал:

— Это Сэрмол!

Не успев сообразить, что за важное лицо очутилось в их обществе, Ник вдруг оказался в крепких жилистых руках старца. Он проворно накинул на него простыню и поволок за собой внутрь номера. Сафар только успел вдогонку сунуть Нику деревянные коши, без которых передвигаться по мокрому мраморному полу было невозможно. Ник и Сэрмол скрылись в густых облаках пара. Старец все приговаривал что-то, но Ник разобрал только «граф Воронцов» из чего сделал заключение, что старец сообщает ему, что он мыл графа и это составляет предмет его особой гордости. На мгновение оставив Ника, старец нырнул в облака пара, появился с шайкой горячей воды, которой обдал каменную лежанку и легонько подтолкнул к ней Ника. Нику было смешно, но он расслабился и предоставил себя в полное распоряжение старца. И тут на него обрушился водопад горячей воды, так что ему оставалось только ловить воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. Незамедлительно за этим старец бросился на него с горячей варежкой, кисой, и принялся легкими движениями тереть тело. И тут Ник с ужасом увидел, что с него, как со змеи, слезает кожа. Еще несколько легких движений — и старец снова обдал его горячей водой, приговаривая: «Якши, пранг, якши!». Где-то неподалеку, на соседнем каменном ложе, скрытый облаками пара, трудился Сафар над Петрусом. После того, как с Ника сошли грязь и отмершая кожа, Сэрмол обдал его горячем жидким мылом, из полотнянного огромного мешка, похожего на наволочку, и затем приступил к последним, заключительным аккордам — массажу. Все это происходило в таком бешеном темпе, что Ник не успевал промолвить ни слова. После этого старец знаком велел Нику подняться и препроводил его в бассейн с горячей водой. Через несколько минут там же оказался и Петрус. Отдышавшись, Ник и Петрус выбрались из бассейна. Сафар тут же накинул на них простыни и прошлепал в предбанник. Сэрмола уже нигде не было. Он, как великий артист, пропев свою партию, гордо удалился. Ник и Петрус поплелись за Сафаром и рухнули на лежанки, предварительно накрытые заботливыми руками Сафара простынями, приятно пахнущими свежестью и полевыми цветами.

Отдышавшись, Ник почувствовал необычайный прилив энергии, как-будто не было такой тяжелой ночи, и волчий голод. Быстро одевшись в вычищенную чьими-то проворными руками одежду, Ник и Петрус выбрались из бани. Во дворе на скамеечке сидел улыбающийся Сафар. Тут вся компания отправилась на Майдан, в духан.

Утро только начиналось. Воздух был напоен свежестью, улицы, умытые дворниками и утренней росой, сверкали, Метехский замок над Курой был розовым в лучах восходящего солнца. У Орбелиановской бани, там где протекала речка, крутился какой-то немногочисленный народ.