Шейх немного помолчал, закрыв глаза и немного раскачиваясь так же, как он делал во время своего рассказа. Молчал и Ник, и, сидевшие поодаль, затаив дыхание, Джафар и Зинэ.

— Йезиды жили в те времена на огромном пространстве, — продолжал шейх, — на невидимой полосе трехсоткилометровой ширины, от средиземноморского стыка Турции и Сирии до гор Кавказа. На всем протяжении этой полосы были возведены семь Башен, семь Зиаров, шесть в виде трапеций и одна, на горе Лалиш имела заостренную форму. Может быть ты слышал о Сигнальных горах? Они есть и здесь, в Грузии. Как во времена римской империи, когда существовал оптический телеграф и императору Тиберию на Капри передавались новости из Рима, так и на всем протяжении тех мест, где жили йезиды, новости передавались с помощью гелиографического отражателя с вершины горы Лалиш в другие места, туда, где были расположены Зиары. А оттуда уже новости гонцами разносились по тем местам, где жили йезиды.

Йезиды верят в светлые силы, верят и в темные силы. Как верили их далекие предки. Они должны сохранять свою святую веру, ибо кроме них нет никого, кто бы донес эту веру до Судного дня. Йезиды, как потерянные племена Израиля, одни во вселенной. Они — это то звено, которое связывает Египет, Восточную Европу, Западную Европу и Тибет. Наш древний язык курманджи. Незадолго до того как Шейх Ади умер в 1163 году, он продиктовал «откровение» — Аль-Джильва. Это «откровение» содержит не только кредо йезидов, но и наши обряды. Йезиды входят в свои храмы через порталы, украшенные изображениями льва, змеи, обоюдоострого топора, человека, гребня, ножниц и зеркала. Лев олицетворяет силу и власть, змея — продолжение рода, топор — возможность творить как добро, так и несчастье, человек — бога, расческа же, вместе с ножницами и зеркалом — гордость. Однако, более значимым символом есть образ, принятый в йезидской литургии — фазан. Поскольку из-за боязни преследований имя Божества не произносилось, оно было заменено другим — Мелек Таус (Фазаний Царь). И его бронзовое изображение, санджак, находится в каждом храме йезидов, будь он и вправду храмом, или хижиной бедняка, или пещерой отшельника. Здесь, в Грузии, наши кланы носят название «сарадаров». Они есть и в Турции, и на Средиземном море, в Индии и в Тибете. В других странах, как, например, в Армении, их зовут «кочарами» и они, как бедуины, кочуют с места на место.

Ник внимательно слушал шейха. Все, что он рассказывал, было очень интересно для него, как для ученого. Но пока не очень проясняло текущие события. А шейх, помолчав, продолжал свой неторопливый рассказ.

— С древнейших времен, при царе Фарнаозе, в Грузию проникли идеи пророка Зароастры или Заратустры, как его имя произносится в Европе, принесшего свои проповеди в мир около 3000 лет тому назад. Он говорил, что высочайшая сущность, творец и зиждитель вселенной есть вечность, пребывающая в необъятности веков. Волей его существуют два начала — Ормузд, это благоденствие и гармония природы, и Ариман, это гибельные потрясения, бедствия. Идет извечная борьба этих двух божественных начал.

С этих древних времен живут в Грузии последователи Заратустры. И на том месте, где ты сейчас находишься, был храм зороастрийцев. Был и еще один, напротив Ботанического сада.

Наши верования отличаются от зороастрийцев, но близки к ним. Мы пронесли свою веру через века. Но у нас есть злейшие враги, которые готовы отнять у нас и уничтожить те священные реликвии, которые сохранил наш народ. Они полагают, что уничтожив наши реликвии они уничтожат и дух, и веру. Но это не так. Известно, и тебе, европейцу и потомку крестоносцев это тоже хорошо знакомо, что никакие преследования, костры и темницы не могут убить настоящую веру. Она только уходит в подполье и тогда, невидимая, становится страшной для своих преследователей.

Ник молча слушал. Шейх искоса взглянул на него и продолжал:

— Святые рыцари-тамплиеры увезли из Палестины обновленную веру, обогащенную древними традициями Востока. И несметные сокровища, которые должны были служить этой вере. Но случилось то, что случилось. И костер на Еврейском острове в Париже, и казни на Гревской площади. Но не все было уничтожено в те черные времена. Тамплиеры смогли свои несметные сокровища, свой драгоценный архив вывести из-под носа Филиппа Красивого, ибо деньги делают почти все, в Ла-Рошель, где стояли под парусами семнадцать великолепных кораблей, с прекрасными моряками. Корабли тамплиеров до этих времен совершали плавания и к берегам Америки, и в Африку, и в Индию. Где могли, сарацины помогали гонимым. Потом альбигойские войны, падение Монсегюра. И снова огонь и кровь, реки крови…

У Ника немного закружилась голова. «Господи, — думал он, — уму непостижимо, я тут, в Тифлисе, и мне на голову валится история всей Европы и всей Азии. Но почему именно мне? Неспроста, неспроста все это».

А шейх продолжал, как бы отвечая мыслям Ника:

— Если обрубить все ветви старого дерева, то оно может засохнуть. Но если дерево, хоть и старо, но здорово и могуче, то, сколько бы не обрубать ветвей, оно всегда даст молодую поросль. Наша вера стара. Я бы сказал, даже дряхла. И она не представляет опасности для других религий. Но у нее есть и молодая поросль. Вот ее и надо сохранить. А для нее — реликвии веры. Мы никогда не предавали тех, кто доверялся нам. И они помогали нам в трудные дни. Но я не хочу, чтобы маленькая Фарханда подвергалась опасности.

Ник насторожился. Кажется, шейх подошел уже ближе к тифлисским событиям.

— Да, — продолжал шейх, — существует жемчужина, которую хранит мой народ. Как известно, жемчуг нельзя держать ни в каком тайнике — жемчуг умирает, если его не носить на теле. И лучше всего на женском. Поэтому хранительницей святой жемчужины всегда была женщина благородного рода. Когда ассасины охотились за моей сестрой…

— Это были ассасины? — перебил Ник шейха — Ты, шейх, — имеешь в виду просто наемных убийц или последователей Горного старца?

Шейх помолчал, а потом покачав головой сказал:

— Какие же они теперь последователи… Просто наемные убийцы с затуманенными гашишем мозгами. Кто-то их ловко использует для своих целей, оставаясь в тени. А когда разговоры идут об асассинах, всех охватывает страх. Но на одних убийц могут натравить других, не менее опасных…Ты бывал в Индостане, но об этой страшной секте известно не только в Индостане, да и не столько в Индостане, ты, наверное, слышал о сообществе тугов…

— Да, я знаю об этом, я слышал о них в Индостане и читал исследование о них графа де Варрена. Но какое отношение к тифлисским событиям и к вам, йезидам, могут иметь туги?

— Не ко мне, дорогой граф, не ко мне, а к тебе.

— Что? — Нику стало не по себе. — Почему ты так думаешь, шейх?

— Потому что идет охота за тобой и охотится человек, живший в Индостане в сообществе тугов. Ты приходишься ему родственником и имеешь равные с ним права на часть того наследства, которое было вывезено тамплиерами из Ла Рошели…Кроме того он полагает, что существуют сокровища, к которым он также имеет какое-то смутное отношение, опять-таки через вашего общего далекого предка-тамплиера. Того самого, который был в близкой дружбе с Малек-Аделем и много помогал ему в развитии дипломатических отношений Востока и Европы, например, во время визитов Малек-Аделя к венецианским дожам.

— Что-о? — Ник откинулся на подушки. Голова у него шла кругом. Из привычного для себя мира он вдруг попал в какой-то другой. Фантастический. И не просто попал, а стал главным действующим лицом. — Так, хорошо, давай разбираться, шейх. Ты имеешь в виду Ивана Александровича Аргутинского, то есть Бодуэна де Куртэне?

— Нет, этот человек безобиден. Я говорю о его старшем брате.

— О его старшем брате? Я слышал, что у него был брат, но, как мне рассказали, он погиб в раннем детстве вместе с отцом в Швейцарии, когда случился снежный обвал.

Шейх покачал головой.

— Он не погиб. Этого ребенка, замерзшего до полусмерти, спасли монахи, капуцины из Сен-Готтарда. Они забрали его к себе, отогрели, привели в чувство, но не знали, что дальше делать с ребенком. Перевал был закрыт из-за схода снежной лавины, той, которая погубила отца ребенка и его спутников. Спуститься было невозможно, да еще и с ребенком, только что перенесшим такую травму. К тому же ребенок после пережитого онемел. Капуцины молились за его жизнь и произошло чудо.