Как рассказывала дочь Малиновского Наталья Родионовна со слов товарища отца по академии имени Фрунзе генерал- майора Ивана Николаевича Буренина, во время первой встречи Жукова и Малиновского в ноябре 1929 года в Москве, когда Жуков был командирован на Курсы усовершенствования высшего начсостава при Военной академии имени Фрунзе, а Малиновский был слушателем этой академии, Георгий Константинович окликнул Родиона Яковлевича с матерщиной, а тот ответил соответствующим образом. Георгий Константинович сначала опешил от полученного отпора, а потом поздоровался с Родионом Яковлевичем вполне вежливо, по имени-отчеству и без какой- либо грубости. Жуков понял, что Малиновский хамства терпеть не будет, в случае чего и сдачи даст, а ростом он повыше, да и в плечах не уже. А уж силушки у него — дай бог каждому! Ведь в Первую мировую пулемет на своем горбу приходилось таскать! Поэтому за все время совместной службы Георгий Константинович его не то что по физиономии не бил, но даже слова матерного не сказал. Однако два маршала друг друга искренне терпеть не могли, хотя внешне это скрывали.

Управляющий делами Совета министров СССР Михаил Смиртюков вспоминал: «Как-то я заприметил, что маршалы Жуков и Малиновский повадились ловить рыбу с Рублевской плотины. Интересно то, что они никогда не рыбачили там вместе. Жуков подъезжает — Малиновский сворачивает удочки. И наоборот. Видимо, крепко не любили друг друга».

Хрущев знал, кого назначить Жукову первым заместителем. Никита Сергеевич нисколько не сомневался, что Жуков и Малиновский против него никогда не сговорятся.

21 ноября 1956 года Жуков предложил освободить от должности заместителя министра обороны маршала С.С. Бирюзова, оставив его главнокомандующим войсками ПВО страны. Мотивировалось это необходимостью сократить число заместителей министра обороны. Однако Президиум ЦК не поддержал Жукова. Сергей Семенович был человеком Хрущева и Малиновского, а не Жукова, и попытка Георгия Константиновича понизить статус Бирюзова в центральном аппарате Министерства обороны могла только еще больше насторожить Никиту Сергеевича.

Как снимали Жукова с поста министра обороны, хорошо известно. Хрущева встревожило то, что Жуков предложил заменить председателя КГБ И.А. Серова и министра внутренних дел Н.П. Дудорова на армейских генералов, а на пост министра внутренних дел выдвинуть маршала Конева. Это было похоже на подготовку военной хунты для будущего переворота. А когда во время октябрьского визита Жукова в Югославию и Албанию генерал У.Х. Мамсуров сообщил Хрущеву и Малиновскому, что он является начальником созданной без ведома ЦК партии школы диверсантов в Тамбовской области, которая должна быть полностью сформирована уже к 15 января 1958 года (официально она называлась вторым воздушно-десантным училищем в Тамбове, подчиняющимся Главному разведывательному управлению Генштаба), Хрущев понял, что Жуков создает лично преданную ему воинскую часть для возможного переворота и его пора снимать с поста министра обороны. Тем более, что будущие курсанты должны были учиться по 6–8 лет — больше, чем в училищах и академиях. Похоже, Жуков готовил собственную «преторианскую гвардию», опираясь на которую рассчитывал захватить и удерживать власть.

Когда на октябрьском пленуме ЦК снимали Жукова, Конев в последний день работы пленума, 29 октября, подал в Президиум следующую записку: «Тов. Микоян А.И. в своем выступлении назвал меня другом т. Жукова Г.К. Это не соответствует действительности. Наши отношения с т. Жуковым были только служебно-деловыми и не больше. Насчет дружбы Вам известно, Никита Сергеевич». Конев также заклеймил Жукова в выступлении на пленуме, а потом написал (или, скорее подписал) направленную против Георгия Константиновича статью в «Правде».

Иван Степанович всерьез опасался, что Хрущев вспомнит свои подвиги 30-х годов и устроит процесс по поводу военного заговора. Тогда под расстрел гарантированно пошел бы не только сам Жуков, но и Конев, а также начальник ГРУ С.М. Штеменко, который тоже знал о злосчастной школе диверсантов, но не сообщил об этом Хрущеву, а во время визита Жукова на Балканы предупредил Георгия Константиновича, что готовится его смещение. Но Хрущев после смерти Сталина демонстрировал гуманизм. Только что, в июне 1957 года, «антипартийная группа Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова» пыталась убрать Хрущева. Но Никита Сергеевич не только их не расстрелял, но даже не судил, а ограничился устранением членов группы из партийного руководства и переводом их на малозначительные посты. Правда, справедливости ради, надо отметить, что участники «антипартийной группы» не пытались арестовать Никиту Сергеевича и, кроме того, собирались оставить его в составе Президиума ЦК, назначив министром сельского хозяйства. Вероятно, этим частично и объяснялась мягкость, проявленная Хрущевым по отношению к заговорщикам. В случае же с Жуковым речь шла только о возможном будущем заговоре, хотя в данном случае, в отличие от мнимого «заговора Тухачевского», Хрущев имел дело с вполне реальным заговором, пока еще находящимся лишь на начальной стадии подготовки. Если бы это случилось при Сталине, в печальной судьбе заговорщиков можно было бы не сомневаться. Жукова, Конева, Штеменко и, вполне возможно, еще с полдюжины близких к ним генералов поставили бы к стенке, предварительно вынудив под пытками признаться в том, что они являются германо-американо-японскими шпионами. Хрущев же всего лишь отправил Жукова в отставку, а Конева оставил на своем посту, хотя для Ивана Степановича это было обидно. Он-то мечтал о должности министра обороны, под началом Малиновского служить не хотел и, чтобы по возможности не иметь с ним дело, почти все время болел, пока не был в 1960 году отправлен в отставку, точнее — в группу генеральных инспекторов. Вот Штеменко пострадал немного серьезнее. За содействие Жукову его разжаловали из генерал-полковников в генерал- лейтенанты и назначили первым заместителем командующего войсками Приволжским военным округом, удалив из столицы. Но уже в июле 1962 года Сергея Матвеевича сделали начальником Главного штаба Сухопутных войск — первым заместителем главнокомандующего Сухопутными войсками и вернули звание генерал-полковника. А в феврале 1968-го, уже после смерти Малиновского, Штеменко, занимавшему тогда должность заместителя начальника Генштаба, присвоили звание генерала армии.

Речь Малиновского на октябрьском пленуме 1957 года была одной из самых обличительных по отношению к Жукову:

«Товарищи, нам, военным работникам, очень радостно, что Пленум Центрального Комитета обсуждает вопрос об укреплении партийно-политической работы в Советской Армии и во Флоте. С другой стороны, и больно, что мы, военные работники, члены партии довели до такого… что Центральный Комитет вынужден был сам вмешаться в это дело.

Мы все единодушно приветствуем решение Президиума Центрального Комитета от 19 октября как абсолютно правильное, как абсолютно своевременное, которое, безусловно, освежает всю обстановку в Советской Армии и во Флоте и послужит на пользу, на укрепление наших Вооруженных Сил, чтобы они были еще крепче и еще лучше защищали бы интересы нашего государства и нашей партии.

Безусловно, товарищи, что на здоровом теле нашей армии и флота зрел и зрел нарыв. Рано или поздно он в силу биологического закона должен был бы лопнуть и может быть с еще большим зловонием, чем мы сейчас это ощущаем. И если Президиум Центрального Комитета разрезал, вскрыл этот гнойник, то это была очень своевременная, оздоровляющая хирургическая операция.

Могут задать нам, заместителям министра обороны, помощникам его, а где же вы были?

Голоса. Могут и должны сказать.

МАЛИНОВСКИЙ. Куда вы смотрели? Совершенно законный и правильный вопрос. Я Жукова знаю, может быть не так давно, как многие другие выступавшие здесь до меня товарищи, я его знаю только с 1929 года…

Голоса. Это не малый срок.

МАЛИНОВСКИЙ. Товарищ Тимошенко намного раньше знает его меня и другие товарищи, товарищ Конев, Буденный и т. д., но за это время я его очень хорошо узнал.