Как показал опыт боев 9 А, пр-ку удалось повысить темп наступления только после преодоления тактической глубины обороны. До этого же темп наступления даже при значительном превосходстве сил и средств пр-ка достигал не более 1–1,5 км в час.

В результате боев пр-к понес большие потери. За 17–19.5 пр-к потерял около 100 танков подбитыми и уничтоженными, 20 бронемашин, более 200 автомашин с пехотой, подавлено до 10 артиллерийских и минометных батарей, уничтожено до 10.000 солдат и офицеров пр-ка (очевидно, здесь оцениваются потери, нанесенные противнику только наземными войсками. Они наверняка сильно преувеличены, как и приводимые ниже потери противника от воздействия авиации). Кроме того, за этот период нашей авиацией подбито и уничтожено 162 танка, 980 автомашин и 19 орудий.

Прикрывая левый берег р. Сев. Донец, части 9 А и 5 кк сумели вернуть потерянную у переправ матчасть и переправили на левый берег значительное количество различного вооружения и обеспечили выход из состава 57 А и 6 А до 15.000 человек».

Неудачная операция по овладению Маяками запомнилась и Хрущеву:

«Помню операцию, которую проводил Малиновский по захвату села Маяки. Там стояла 9-я армия, как раз на стыке Южного и Юго-Западного фронтов. Командовал этой армией Харитонов. Он потом во время войны, как мне говорили, умер. Неплохой был генерал и неплохой человек. Когда подготовили наступление, я сказал Тимошенко, что поеду к Малиновскому разобраться в обстановке и останусь на месте проведения операции… Встретились мы с Малиновским в условленном месте и отправились вдвоем, тоже на санях, в село Богородичное, где стоял штаб 9-й армии Южного фронта, очень близко к переднему краю… Когда мы приехали к командующему армией, он доложил, что наступление должно начаться через несколько часов, сказал, что к наступлению он не готов, но есть приказ наступать. Тогда Малиновский тут же взялся за карандаш и циркуль, промерил расстояние подвоза боеприпасов (снарядов не хватало), рассчитал, что снаряды не прибудут к началу наступления, и сказал, что наступление надо отложить. Я согласился. Наступление отложили, пока не подвезут боеприпасы.

Операция началась на следующий день. И опять не имела успеха. Противник оказал упорное сопротивление, мы зря теряли людей и прекратили проведение операции на этом участке, хотя вместе с Тимошенко и Малиновским были прежде уверены, что эта операция удастся».

Таким образом, Никита Сергеевич подтверждает, что злосчастное наступление на Маяки предпринималось не только с согласия Военного совета Юго-Западного направления, но и он сам лично наблюдал за наступлением в штабе 9-й армии. Поэтому харьковский разгром не стали ставить Малиновскому в вину.

Генерал армии Николай Григорьевич Лященко, служивший у Малиновского на Южном фронте в 1941–1942 годах командиром полка и дивизии и сумевший благополучно выйти из харьковского окружения, вспоминал:

«Родион Малиновский в самых страшных, почти безвыходных ситуациях боя никогда не терял спокойствия, выдержки и даже какой-то нарочитой вежливости. Там, где другие командующие надрывно орали, матерясь и раздавая зуботычины, Малиновский вел себя абсолютно также как и в совершенно спокойной обстановке».

После харьковского поражения Красной армии немцы в конце июня начали генеральное наступление на южном крыле Восточного фронта, собираясь захватить Кавказ и Сталинград. Советские войска с боями отступали на восток.

Бывший начальник оперативного управления Генштаба С.М. Штеменко вспоминает:

«Генерал Р.Я. Малиновский, который командовал Южным фронтом, первоначально решил было остановить немецко-фашистские войска на рубеже Миллерово, Петропавловка, Черкасское. Но от этого решения пришлось почти сразу отказаться, поскольку более маневренные части противника опережали нас в выходе на этот рубеж. Южному фронту пришлось загибать северный фланг на восток, чтобы не дать врагу охватить этот фланг и прорваться в тыл.

Командующий просил Ставку помочь отвлекающими ударами со стороны Юго-Западного фронта и выделить дополнительно танки и авиацию, “чтобы раз и навсегда отбить охоту противнику двигаться между Доном и Донцом на мои глубокие тылы в общем стремлении на Сталинград”…

По мнению Генштаба, целесообразно было все наши силы, которые действовали от Лиски до устья Дона, свести в один фронт и подчинить его Р.Я. Малиновскому. Конечно, фронт занимал огромное пространство, но здесь был опытный, хорошо работающий штаб во главе с генералом А.И. Антоновым, и он, без сомнения, мог успешно управлять войсками.

О соображениях Генштаба А.М. Василевский доложил Верховному Главнокомандующему. Оказалось, что И.В. Сталин думает так же. И когда Р.Я. Малиновский во время переговоров упомянул о Сталинграде, Верховный Главнокомандующий продиктовал ему:

“В нынешней обстановке немцы имеют главную задачу выйти на Сталинград, перерезать единственную оставшуюся железнодорожную линию Сталинград — Тихорецкая, связывающую север с югом, разрезать таким образом весь советский фронт надвое и прервать связь между севером и тремя южными фронтами, а именно: Юго-Западным, Южным и Северо- Кавказским.

Это теперь самая большая опасность.

Юго-Западный фронт не в состоянии отразить продвижение противника главным образом потому, что руководство фронта лишено связи с частями и несколько дезорганизовано. Оно не связано с 9-й армией и не управляет ею. 21-я армия ушла за Дон и приводит себя в порядок. Осталось во фронте две армии: 28-я и 38-я и группа Никишева, с которыми фронт не имеет регулярной связи.

Так дальше продолжаться не может. Мы считаем своевременным армии Южного фронта и армии Юго- Западного фронта… объединить в Южный фронт под Вашим командованием с общей протяженностью линии фронта от Ростова до Дона в районе Вешенская.

Что касается Юго-Западного фронта, то есть его штаба и аппарата, то мы думаем весь этот аппарат переместить в Сталинград с подчинением ему 5-й резервной армии, 7-й резервной армии — она стоит в Сталинграде — и 1-й резервной армии, которая скоро прибудет в Сталинград, с тем чтобы все эти три армии вместе с 21-й армией составили Сталинградский фронт с задачей не допустить противника до Дона в районе Сталинграда”.

Вслед за этим А.М. Василевский передал Р.Я. Малиновскому директиву Ставки № 170495, где задача Сталинградского фронта, соседнего с Южным, была сформулирована так: “…прочно занять Сталинградский рубеж западнее р. Дон и ни при каких условиях не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа в сторону Сталинграда”. Директива эта была передана в 2 часа 45 минут 12 июля 1942 года.

14 июля 1942 года Малиновский докладывал в Ставку: “…по наблюдениям наших офицеров, Лопатин [временно командующий 9-й армией] сохранил управление войсками. Части 28, 57 и 38-й армий пробираются группами между наступающими немецкими танковыми колоннами в общем направлении на Миллерово, Каменск, а их командующие бежали за реку Дон в Казанскую, Вешенскую, Клетско-Почтовский. Москаленко (командующий 38-й армией) рапортует, что собирает свои войска на Дону между Калачом и Вешенской. Остатки этих армий будут влиты в существующие соединения. Имею сведения от разведки о том, что Верхняя Тарасовка горит и занята фашистами, эти данные проверяю. Авиация противника разбомбила узлы связи в Каменске, Ровеньках, Краснодоне, Лихой. Я со штабом в эту ночь переехал в район Красного Сулина”.

Далее Родион Яковлевич сообщил, что поскольку 28, 57 и 38-я армии как боевые единицы более не существуют, то невозможно сомкнуть с ними правый фланг Южного фронта на Дону в районе Серафимовича или Вешенской. Он считал, что “теперь необходимо принимать меры, чтобы остановить противника севернее железной дороги от Суровикино до Тацинской. Если этого не произойдет, то придется организовывать оборону по реке Северский Донец и далее на восток по Дону. В этом случае исключительно важное значение приобретает клин Константиновская, Ворошиловград, Таганрог”.