В автобиографии 1948 года Малиновский был гораздо более лаконичен:

«Из Владивостока я с трудом пробрался до Омска и там перейдя фронт 10 ноября 1919 года вступил добровольно в 240 Тверской полк 27 дивизии Красной Армии и вместе с полком через несколько дней уже брал г. Омск и наступал далее до самого Мариинска, где наша дивизия стала в резерв, а вперед пошла 30 дивизия.

Я заболел тифом, а в это время дивизия убыла на Польский фронт, по выздоровлении попал в 137 отд. стр. батальон 35 бригады, окончил бригадную школу младшего комсостава, осенью 1920 года назначен командиром взвода 2 роты 137 батальона, а в январе 1921 г. начальником пулеметной команды 246 полка (137 и 138 батальоны слились в полк), полк переименован в 3 Сибирский стр. полк».

В автобиографии 1938 года Малиновский утверждал:

«В белой армии не служил, службу в старой армии и Французской армии закончил ефрейтором. Под судом и следствием не состоял. Родственников за границей не имею. Владею французским и испанским языками — самостоятельно объясняюсь, пишу и читаю со словарем».

Возникает вопрос, каким образом Малиновский добрался от Владивостока до Омска по тылам колчаковской армии, будучи в военной форме и явно призывного возраста, но без единого документа на русском языке. Напрашивается предположение, что документы на русском языке у него все-таки были, но только явно не из разряда тех, которые стоило бы предъявлять разъезду красных, который и так собирался без лишних разговоров отправить Родиона Яковлевича в лучший из миров.

И, по всей видимости, в обстоятельствах своего пленения красными Малиновский был немного не точен. Разведка-то наверняка была конная, и собирались Родиона Яковлевича не расстрелять, а зарубить (патроны в Сибири ценились на вес золота).

А вот что, судя по всему, происходило непосредственно перед встречей Малиновского с красным разъездом. Писатель Всеволод Вячеславович Иванов, автор классического советского произведения о Гражданской войне — повести «Бронепоезд 14–69» (и одноименной пьесы), в 1918–1919 годах жил в Омске. В автобиографии, опубликованной в журнале «Литературные записки» 1 августа 1922 года, он вспоминал:

«С 1917 года участвовал в революции. После взятия чехами Омска (был я тогда в красной гвардии), когда одношапочников моих перестреляли и перевешали, — бежал я в Голодную Степь и, после смерти отца (казаки думали: я его убил — отец был царелюб, хотели меня усамосудить), дальше за Семипалатинск к Монголии.

Ловили меня изредка, потому что приходилось мне участвовать в коммунистических заговорах. Так от Урала до Читы всю колчаковщину я скитался, а когда удалось мобилизовать, то прикомандировали меня, как наборщика, к передвижной типографии Штаверха. Паспорт у меня был фальшивый: “Евгений Тарасов”.

Дальше два случая.

Когда поезд окружили партизаны, комендант поезда прапорщик Малиновский сказал мне:

— Давай свою шинелишку, а сам мою бобровую шинель возьми. Я побегу, тут в сторону дорога открыта.

Я отдал. Прапорщик не убежал и в полуверсте его зарубили. Подошли партизаны (в белых халатах — чтоб на снегу не заметно), старичка генерала какого-то пристрелили у вагонов, мичмана с отмороженным ухом и человек тридцать добровольцев, выданных железнодорожниками».

Интересно, что товарищ Всеволода Иванова, Николай Иванович Анов, тоже писатель и тоже Иванов (Анов — это псевдоним), встречавшийся с ним в Омске, в мемуарах свидетельствует, что когда в 1918 году пришлось драться с чехами, Всеволод служил у красных именно пулеметчиком. Да и в его поезде из всех видов оружия основное внимание уделено как раз пулеметам. Поезд, где служил Всеволод Иванов, скорее всего, был бронепоездом (не исключено, что это был бронепоезд «Сибиряк», который как будто сгинул где-то в районе Омска), а Малиновский мог быть там начальником пулеметной команды. А мичман, упомянутый среди расстрелянных, мог быть начальником артиллерии бронепоезда и по совместительству командиром бронепоезда (на бронепоездах у белых артиллеристами обычно служили морские офицеры, так как там часто устанавливались морские орудия). Генерала же в своей повести Иванов убил не возле поезда, а непосредственно в городе. Если гипотеза о службе писателя на бронепоезде верна, то Малиновский мог послужить прототипом одного из персонажей повести и пьесы — прапорщика Обаба. Интересно, что с этим персонажем постоянно ассоциируются синие французские обмотки, которые могли остаться у Малиновского после службы в легионе. Но, разумеется, неизвестно, довелось ли Малиновскому сражаться против красных в составе команды бронепоезда. Кстати сказать, в повести Иванова речь идет о восстании против белых во Владивостоке. Но такое восстание было и в Омске перед самым приходом Красной армии.

Вот насчет бобровой шинели у прапорщика Иванов, скорее всего, допустил поэтическое преувеличение. Известно, что колчаковцам британцы поставляли офицерские шинели на кенгурином меху. Видимо, такая была и у Малиновского. Вполне возможно, что Всеволод Иванов на самом деле служил на бронепоезде под своим именем. И к красным он в действительности попал, как известно, именно в районе Омска, а не гораздо восточнее, как он утверждал в автобиографии. А вот знал ли писатель по имени Малиновского, неизвестно. Да и тот вряд ли запомнил солдата, который спас ему жизнь, уступив свою шинель. Не исключено, что автор «Бронепоезда 14–69» так и не узнал, что похороненный им прапорщик в действительности остался жив. Нет данных, что писатель и маршал когда-либо встречались после 1919 года. Хотя можно допустить, что Всеволод Иванов узнал Малиновского в годы Великой Отечественной войны, когда его портреты стали появляться в газетах. И если им все-таки суждено было встретиться, между ними мог состояться примерно такой диалог после первой бутылки коньяка, который оба крепко уважали:

— Так что же, Родион, красные тебя тогда не зарубили?

— Видишь ли, Сева…

В Гражданской войне Малиновский участвовал очень недолго и не успел совершить сколько-нибудь выдающихся подвигов, и не получил никаких наград. В этом отношении Родион Яковлевич разительно отличался от других «маршалов Победы» своего поколения. Г.К. Жуков успел повоевать командиром эскадрона против Врангеля и антоновцев на Тамбовщине, за что удостоился ордена Красного Знамени. А уже в мае 1923 года он командовал кавалерийским полком.

К.К. Рокоссовский с января 1920 года командовал кавполком и за бои с Азиатской дивизией барона Унгерна в 1921 году был также удостоен ордена Красного Знамени.

Л.А. Говоров, хотя и успел повоевать у Колчака подпоручиком, перейдя к красным в конце 1919 года в Томске, в сражениях против Врангеля осенью 1920 года уже командовал артиллерийским дивизионом и получил за эти бои орден Красного Знамени. А в октябре 1923 года Леонид Александрович стал начальником артиллерии стрелковой дивизии.

О С.К. Тимошенко, прославленном герое Гражданской войны и, как и Малиновский, пулеметчике в царской армии, и говорить не приходится. Он в ноябре 1919 года командовал кавдивизией в 1-й Конной армии и за Гражданскую войну получил три ордена Красного Знамени и почетное революционное оружие. Закономерно, что маршала он получил еще в 1940 году, первым из поколения «маршалов Победы».

А.М. Василевский успел в царской армии дослужиться до штабс-капитана и командовал в Первую мировую войну пехотным батальоном. В Гражданскую войну Александр Михайлович служил командиром полка, но в дальнейшем из-за неподходящего социального происхождения (сын священника) и офицерства уже в конце 1919 года был понижен до помощника командира стрелкового полка, а в августе 1920 года — до командира отдельного батальона. Никаких наград за Гражданскую войну он не получил, а командиром стрелкового полка вновь стал только в 1922 году.

И.С. Конев, как и Тимошенко, вступивший в партию большевиков еще в 1918 году, в Гражданскую войну был комиссаром бронепоезда, комиссаром стрелковой бригады, дивизии, штаба Народно-революционной армии Дальневосточной республики, но награжден за Гражданскую войну не был.