«Атака в 8 часов утра 29 июля не состоялась, так как опоздали два полка 13 кавдивизии, и с выходом их в исходное положение атака началась в 11 часов 30 минут. С началом атаки противник обрушился артиллерийским, минометным и пулеметным огнем на атакующие группы конницы, вследствие чего полки понесли большие потери в людском и конском составе, атака захлебнулась и конница повернула назад. Пешие части 15 кавдивизии подошли к южной окраине Кущевки и дальше продвинуться не могли. 24-й полк в рубке участия не принимал, неся потери от огня противника, вернулся обратно. 33-й полк 13 кавдивизии участие в рубке принимал, понеся большие потери, чем 24 полк. Полк, действующий на вспомогательном направлении, участия в атаке не принимал, так как с ним не было связи, и только в 15 часов командир полка по личной инициативе решил выполнить поставленную задачу, напоролся на организованный огонь противника, понес потери и отошел в исходное положение.
В результате атаки наши части станицу Кущевку не заняли, противник оставался на занятых им позициях. Потери с нашей стороны — 400 человек убитых и раненых, около 200 лошадей. Со стороны противника — максимум 100–150 зарубленных и покалеченных, 3 человека пленных. Трофеи — 6 мулов, 5 автоматов… Всего, по всему фронту Кущевка, Шкуринская, Канеловская было уничтожено не более 500–600 человек немцев, в плен взято 13 человек. В донесении, написанном в штаб фронта, было указано — казаками зарублено 5000 человек и взято в плен 300 человек, что далеко не соответствует действительности».
По мнению Бардадина, «операция была организована плохо, непродуманно, атака конницы была направлена на водный рубеж, занятый хорошо организованной системой огня противника».
Еще Бардадин рассказал, как во время отхода за реку Кубань в августе 42-го 13 кавдивизия полковника Миллерова в панике бежала от 4 немецких танков и 2 самолетов, причем бежала так резво, что собрать ее и привести в относительный порядок удалось только через двое суток. В результате беспорядочного отхода кавалеристов Миллерова под вражеский удар попала соседняя 13-я кавдивизия, понесшая тяжелые потери — до 40 процентов бойцов и командиров.
Командир и комиссар корпуса, несмотря на предложение Бардадина предать суду комдивов «за трусость и паникерство», представили их к орденам и новым званиям. Хотя вся заслуга свежеиспеченных генералов Миллерова и Тутаринова заключалась в том, что они, по собственной глупости, бросили без нужды массу техники и измотали до предела людей и коней, когда уходили горными тропами от противника, который и не думал их преследовать.
Зато у генерала Кириченко были совершенно выдающиеся успехи на любовном фронте. Свою любовницу, военфельдшера 200-го полевого подвижного госпиталя О.С. Бражник, он наградил орденом Ленина якобы за вынос 131 раненого с поля боя в 1941–1942 годах, хотя она никуда из штаба корпуса, а ранее в 41-м — из штаба 38-й кавдивизии, которой тогда командовал Кириченко, не отлучалась, да к тому же в 41-м уже была награждена орденом Красной Звезды.
И когда Бирюзов написал в книге, что 3 ноября 1943 года «Ставка приказала снять с должности командира четвертого кавалерийского корпуса генерала Кириченко», Малиновский на полях указал: «Это абсолютно правильно!»
А вот что написал Сергей Семенович о Толбухине в тех же мемуарах: «Одновременно Ф.И. Толбухин поручил мне лично выехать на Перекоп, хорошенько разобраться в сложившейся там обстановке и на месте принять все необходимые меры для наращивания силы нашего удара». Это место Родион Яковлевич прокомментировал довольно саркастически: «Царь Федор Иоаннович вечно поручал, а сам отсиживался на КП». А когда Бирюзов констатировал, что после снегопадов, парализовавших боевые действия в Северной Таврии, «даже Федор Иванович, обычно не любивший отрываться от своего основного командного пункта, теперь частенько посещал командные пункты армий и корпусов, подолгу разговаривал с генералами, уточняя на месте все детали предстоящего наступления», Малиновский сыронизировал: «Видно, выезжать было совсем не опасно».
Тут же Бирюзов признал: «Еще чаще приходилось выезжать мне». По этому поводу Родион Яковлевич отметил на полях уже без всякой иронии: «Вот это другое дело, автор очень храбрый и боевой человек».
Координировавший действия 3-го и 4-го Украинских фронтов как представитель Ставки маршал Василевский вспоминал: «29 декабря, обсудив вопрос с командующими этих фронтов, мы пришли к выводу, что в условиях сложившейся обстановки маловероятно, чтобы противник продолжал серьезно сопротивляться в излучине Днепра и на никопольском плацдарме. Мы полагали, что враг, оставив территорию между Никополем и Кривым Рогом и отведя свои войска за реку Ингулец, а затем и за Южный Буг и резко сократив фронт обороны, постарается высвободить часть своих войск, прежде всего танковые дивизии, чтобы немедленно перебросить их на наиболее опасные для него направления — к Жмеринке, Гайсину и Первомайску, для действий против войск Ватутина и Конева.
Чтобы не допустить планомерного отхода фашистских войск, мы с Малиновским и Толбухиным решили, невзирая на скверную погоду, немедленно начать активные действия войск 3-го Украинского фронта в направлении Шолохово, Апостолово, а силами 3-й гвардейской, 5-й ударной и 28-й (в командование которой вступил генерал-лейтенант А.А. Гречкин) армий 4-го Украинского фронта — в направлении Большая Лепетиха и далее также на Апостолово, с ближайшей задачей общими усилиями двух фронтов разгромить никопольскую группировку противника. Имелось в виду в дальнейшем после овладения Никополем и Кривым Рогом силами 3-го Украинского фронта развивать наступление на Первомайск и Вознесенск, а войсками 4-го Украинского фронта из района Каховка, Цюрупинск нанести удар на Николаев и вверх по западному берегу Южного Буга на Вознесенск, навстречу войскам 3-го Украинского фронта».
Этот план был скорректирован в Ставке, решившей отказаться от немедленного удара на Николаев, чтобы сосредоточиться на ликвидации криворожской группировки. Как признавался Василевский: «[В январе 1944 года] 3-й и 4-й Украинские фронты предпринимали неоднократные попытки разбить никопольско-криворожскую вражескую группировку, но успеха не имели: недоставало живой силы и техники, остро не хватало боеприпасов. Гитлеровцы, вопреки нашим ожиданиям, не только не хотели оставлять этот район, но делали все для того, чтобы превратить его почти в сплошные, хорошо подготовленные в инженерном отношении и искусно связанные между собою огнем опорные пункты. В середине января, с разрешения Ставки, мы прекратили атаки».
В связи с этой неудачей в том же январе донос на Малиновского Сталину написал «заклятый друг» Жуков: «Товарищу Иванову. При всех хороших качествах Малиновский не любит активно драться. Для того, чтобы двинуть 3-й Украинский фронт вперед, нужно обязательно заменить командующего. Вместо Малиновского советую поставить Еременко. Уверяю Вас, будет лучше. 17.1.1944 года. Юрьев».
Очевидно, для Жукова «активно драться» значило класть своих солдат без счета. Однако южные фронты в тот момент курировал не Жуков, а Василевский. Видимо, он и отстоял Малиновского. Да и Сталина устраивала ситуация, когда полководцы друг друга терпеть не могли: в случае чего легче будет найти противовес Жукову.
Для продолжения операции Василевский предложил Сталину повернуть против никопольско-криворожской группировки часть войск 2-го Украинского фронта Конева и пополнить фронт Толбухина резервами. Сталин, однако, приказал обходиться имеющимися силами 3-го и 4-го Украинских фронтов. Но в дальнейшем Верховный главнокомандующий все же санкционировал перегруппировку. В 3-й Украинский фронт, наносивший главный удар из района северо-восточнее Кривого Рога на Апостолово, была передана из 2-го Украинского 37-я армия. Из резерва Ставки Малиновский получил 31-й гвардейский стрелковый корпус, а из 4-го Украинского фронта — 4-й гвардейский механизированный корпус.
В конце января наступление возобновилось. 5 февраля было освобождено Апостолово. Войска Толбухина южнее Никополя вышли к Днепру. Немцы оставили никопольский плацдарм, бросив тяжелое вооружение и технику, которые из-за распутицы не поддавались эвакуации. После этого часть войск Толбухина была передана Малиновскому, сосредоточившемуся на разгроме криворожской группировки. По причине распутицы для снабжения боеприпасами пришлось использовать самолеты ПО-2 и тягачи. 22 февраля Кривой Рог был освобожден.
