Да и хрен с ними! Что НАМ их убеждать?! Мы Марс УЖЕ осваиваем…

Вот так я работал и развлекался, пока по небу не покатилась новая звезда – прибыла СМЕНА.

Танец, что я исполнил?

Не! Это был не экспромт! Я долго готовился, тренировался. Я давно подумал, что гопак, выполненный в скафандре на песках Марса, будет смотреться убойно. Гравитация там, правда, маленькая, но все равно эффектно вышло!

Хотел позабавить прибывающих, да и Землю тоже. Что, типа, я тут, как полагается, занимался не только научными исследованиями, но и спортом – на Олимп взошел, булыжник поднимал как штангу и об искусстве не забывал – картины рисовал, танцевать учился… в скафандре… и следующим сменам того же пожелал и «наказ» написал!

Кстати, когда пришла пора покидать Базу и отправляться на орбиту, я торжественно передал руководителю смены Второй Марсианской экспедиции тот самый юбилейный рубль. Помните его историю? Вот-вот! Так что рано или поздно на Марсе очередная смена передаст его тем, кто его с моей помощью туда послал.

Чую, что он так и останется там, как нечто типа вымпела или Переходящего Знамени, который будут передавать из рук в руки следующим сменам и экспедициям. Вот так, не подозревая о том, тот самый экипаж «Молнии», заложил красивую традицию – ведь это не абы что, не просто монета, денежка, а это «Сорок лет Победы»!

При прощании состоялся примечательный разговор. Руководитель смены признался, что когда спускались на Марс, ожидали увидеть на Базе хоть и живого, но несколько неадекватного космонавта.

А встретили вполне нормального, как будто только что вчера проводившего Первую экспедицию. Эдакого смотрителя-заведующего. Как будто ничего и не было.

Я только усмехнулся. Пусть то, чего мне это стоило, останется за скобками повествования.

Им там два года сидеть и с неприятностями воевать. Не буду жаловаться, буду хвастаться, чтобы у них повода раскисать не было. А им это очень понадобится.

На прощание же сказал:

– Ну, я тут управился и вам того желаю!

За всех ответил доктор:

– Мы будем стараться, мы обещаем!

А доктор тот самый – из Первой экспедиции. Цай Мин Нэн.

Дальше была дорога домой.

И она оказалась длиннее дороги ТУДА.

Почему так?

Да это как в туризме. Помните, когда заканчивается поход? Правильно! Когда рюкзак поставил дома на пол. Примерно то же было и у меня.

Когда мы стартовали на орбиту, я даже испытал нечто вроде сожаления. Как будто дом родной покидаю.

В сущности, так оно и было. База на эти долгие два года стала мне домом. Я ее обслуживал, я ее собирал, и теперь я ее покидаю. Надеюсь, не навсегда.

Я сидел в противоперегрузочном кресле и представлял, как наш старт выглядит со стороны провожающих. Ведь тот, предыдущий старт я запомнил в мельчайших деталях, смотря на него «вживую» с поверхности.

– Реактор, пуск!

Чтобы не перекалить реактор, в этот же момент небольшой порцией пускается водород, что видно издали по появлению небольшого облачка пыли под опорами. Но уже через пару секунд, когда нейтронный поток достигает максимума, начинается старт. Во все стороны от корабля из-под опор летят пыль и камни. Корабль вздрагивает, отрывается от поверхности и начинает подъем, продолжая выбивать остатки песка и камней с площадки старта.

Похоже, если садиться и стартовать будут часто (а это уже скоро), реактивные струи снесут песок и камни до старого, базальтового основания. А оно в том месте не так уж и глубоко – проверял. Будет гладкая базальтовая, а не песчано-каменистая площадка.

Вот начали разворот – корабль все более и более отклоняется от вертикали, и в иллюминаторе снова появляется Марс. Теперь он уже далеко – в десяти километрах подо мной. Напоследок успеваю узнать сверху те самые места, что исколесил на вездеходе, и тут наваливается главная перегрузка. Плавно так, но по-медвежьи. Ведь «Ласточка» проектировалась еще и как грузовой корабль, как вы помните, поэтому тяга двигателей у нее о-го-го! А наверх она идет пустая – без груза, отчего и ускорение у нее очень большое.

Я помню, как это выглядело снизу: хвост выхлопа удлинился, и корабль рванулся в космос.

Нас еще хорошо видно от Базы, и примечательная деталь: мы только вот-вот поднимемся выше горы Олимп. Все это время ее вершина была выше нас.

Вот такая она огромная!

Но вот мы проскочили отметку двадцать один километр по вертикали и теперь уходим все выше и выше. Теперь Олимп остался позади. А я уже выше той точки, что когда-то покорил.

Я представил штангу с флагами, торчащими из камней и неподвижных в этой сверхразреженной атмосфере, фольгу, что я выложил у подножия своего сооружения в виде букв «СССР».

Теперь все это позади не только во времени.

При таких ускорениях разгон быстротечен – минута, и у нашего корабля уже достаточно скорости, чтобы достать до базовой орбиты корабля «Антарес».

Следующие сорок пять минут, пока догоняем корабль, просто сидим и смотрим на Марс. Ребята смотрели с интересом – им тут оставаться, и еще насмотрятся. Я же смотрел на него с жадностью. И эмоции как в той шуточной поговорке: «И где наша не пропадала? И тут не пропадала, и там не пропадала!.. Так как не бывала!»

Своими мыслями делюсь с экипажем. Они смеются и кивают в ту сторону, где орбиты внешних планет.

– А там, – говорят, – вообще пока «ничья не пропадала!».

Когда догнали корабль, даже слегка грустно стало. Я понял, что одна эпопея заканчивается и начинается совсем другая.

Я смотрел, как из тьмы космоса, из маленькой звездочки, бегущей среди дальних звезд, вырастает корабль, и думал, что на Земле мне, похоже, предстоит гораздо более серьезное испытание.

И вот этот красивый корабль, широко раскинувший плоскости охладителей реактора, так похожий на фантастическую птицу, повезет меня навстречу ему. Ощущения были двойственные.

Пробыв еще неделю возле Марса и выполнив все, что намечалось, мы отправились домой. У Марса, как орбитальная станция, остался «Антарес-два», одна исправная «Ласточка», тоже под номером два, и первая, которой через два месяца после нашего отбытия сменили разбитый агрегатный отсек.

Межпланетный грузовик-автомат, который доставил новый, прилетел почти одновременно с нами, только у него был двигатель малой тяги, и ему требовалось много времени, чтобы спуститься от межпланетного пространства до низкой орбиты. После разгрузки он также в автоматическом режиме отправился к Земле. Автомату безразлично, сколько болтаться в космосе. Его путь обратно займет почти триста суток. Это нам надо домой побыстрее.

Я всю дорогу смотрел, как из тьмы космоса постепенно вырастает серп Земли, а Марс, наоборот, превращается в красную звезду. Все думал, как это после такого длительного отсутствия снова спуститься на Землю, почувствовать ветер лицом и видеть мир не сквозь стекло и светофильтр гермошлема.

Странное ощущение – за эти два года Марс стал для меня более реальным, чем вся прошлая жизнь на Земле.

И вот снова мы у Земли. И на этот раз все чуть-чуть по-другому и в обратном порядке.

«Антарес» оставили на высокоэллиптической орбите, для будущих межпланетных стартов. Межорбитальный буксир спустил нас на низкую орбиту, где мы пересели на присланный за нами малый транспортный челнок «Заря-М»[9].

Я все смотрел вниз, на Землю. Все было таким знакомым и каким-то… незнакомым. Как будто видишь это первый раз. Никак не мог насмотреться. Скорее всего, заметив это, меня и усадили возле одного из немногочисленных иллюминаторов челнока. За это я им благодарен.

Преимущества этого своего нового положения я оценил сразу. Я видел не только то, что делается снаружи, но и то, что делает экипаж, слышал его переговоры между собой и с Землей, в то время как основной экипаж «Антареса» сидит чуть позади. Мне было до всего дело! Я хотел видеть, слышать как можно больше. Вероятно, это сказывался все тот же затяжной сенсорный голод, и мне больших усилий стоило, чтобы сдержаться и никого не «заболтать» еще в полете на «Антаресе». Всю дорогу обратно. Всю дорогу старался сдерживаться, а тут вообще надо было просто молчать.