– Еще друг друга перебьете, – сказал он, распихивая «конфискат» по карманам.

Сразу после обеда Матафон и Малек распорядились:

– Димон, грузи в телегу вот эти два мешка и лопату. Едем в поле, устанавливать минное заграждение.

Надо сказать, эти мешки с сухими и мелкими сельхозостатками вполне можно было и на руках отнести. Но ведь приятно покомандовать. Я не стал спорить, погрузил мешки и лопату. А потом в телегу с важностью сели наши минеры. На колени они осторожно поставили коробки с какими-то мощными петардами.

– Ехать тихо! – начали командовать. – Соблюдать осторожность! Если рванут – мало не покажется.

Это пусть вам не покажется, подумал я, и на всякий случай не стал забираться в телегу, а повел лошадь в поле под уздцы.

За оросительной канавой, высохшей до самого дна, которую мы форсировали по двум доскам, минеры скомандовали остановку. И вышли «обозреть местность и произвести рекогносцировку». Я тоже произвел эту самую рекогносцировку. Справа, за легкими кустиками, слегка виднелась дорога, перекрытая стальной ржавой баррикадой. Впереди – узкая полоска ровного поля. Слева, довольно вдалеке, зеленела, как они выразились, купа деревьев. Ну, рощица небольшая, говоря нормальным языком.

– Вот эта часть поля, – важно говорил Мальков, – есть, фигурально выражаясь, танкоопасное направление. – Я смотрел на него и думал, что до великого полководца ему не хватает бинокля на груди и усов под носом. – Именно здесь, я так считаю, противник, не преодолев наш заслон в виде баррикады, совершит обходной маневр.

– Согласен, – так же важно кивнул головой Матафон. Он был похож на личного повара великого полководца. – Сюда он свернет, и здесь его остановит минное поле. А пулеметная очередь обратит в бегство.

Я не знал, что делать – аплодировать или смеяться.

Мальков сделал несколько шагов с сторону и продолжил:

– Минное заграждение мы протянем вот от того отдельно стоящего дерева вот до этой отдельно стоящей лопаты. Тачанку, за рулем которой будешь сидеть ты, Димон, а за пулеметом мы с Матафоном, замаскируем вон в той купе зарослевых деревьев. Кажется, все ясно?

Так точно, фельдмаршал, – и диспозиция, и дислокация. И стратегия с тактикой.

– Ладно, Малек, – сказал Матафон, – давай мины ставить.

– Сейчас. Вызывай командира, мне еще кое-что в голову пришло. Свистни два коротких.

Матафон засунул все пальцы в рот. И свистнул. Не очень эффектно. Получился слабый сип и сильный плевок. Матафон вытер пальцы и футболку и сказал:

– Свистни ты, Малек.

– Уж я-то свистну, – пообещал Мальков.

– Лучше не надо, – сказал я. – А то вы все минное поле заплюете. – И я сам свистнул. Два раза. Коротко и ясно.

– Здорово, – позавидовал Матафон. – Научишь?

– А ты, Димон, и с лопатой тоже…

– Могу и лопатой свистнуть, – пообещал я. – Черенком по… спине.

– Лопатой свистеть не надо. Давай, Димон, копай ямки для мин. От отдельно стоящего дерева. А мы будем мины устанавливать. Это дело опасное, мы берем его на себя.

Я без слов взялся за лопату. Если они так же копают, как и свистят, то мы эту минную линию до Нового года тянуть будем.

– Размер? – спросил я. – Расстояние между ямками?

– Размер примерно с ведро. Через каждые три метра.

Не успел я углубиться в работу, как прибежал Никита.

– Кто свистел? В чем дело?

– Они свистели, – я воткнул лопату в землю.

– А ты что сажать здесь собрался?

– Баобабы, – сказал Мальков. – Они быстрорастущие. Живая ограда произрастет.

– Кончай шутить! Ты не в школе. В чем дело?

– Здесь мы мины поставим. Противник, конечно, будет объезжать баррикаду по этому направлению. Но кто их знает, этих бандитов, что им в голову взбредет?

– Короче!

– Подстраховаться надо. Художники есть?

– Стрелки на объезд нарисовать? – догадался Никита. Но не совсем правильно догадался.

– Наоборот. Запрещающие знаки.

Вот это правильно. У них такая психология: нам можно то, что другим нельзя. Поставь такой знак, в чистом поле, они специально на него попрут, чтобы сбить и растоптать.

– Понял, – сказал Никита. – Сделают.

…В каждую ямку наши минеры укладывали на дно петарду и до верха присыпали ее самой сухой трухой – шелуха от семечек, ломаные кукурузные кочерыжки, полова, мякина. И из каждой засыпанной ямки торчала над землей тоненькая проволочка.

Когда мы закончили «постановку мин», Никита принес несколько заостренных с одного конца палок, к которым были прибиты картонки с запрещающими знаками. По полной программе – от обычного гаишного «кирпича» до «Запретная зона. Въезд запрещен». Мы их расставили перед минной полосой и полюбовались. Здорово. Получилось, как задумано – вроде бы наивно обезопасили ферму с этой стороны, а на самом деле указали противнику наше слабое место в обороне.

Пришли полюбоваться на наш оборонительный рубеж и старшие командиры. Атаков с улыбкой похвалил нас, но, похоже, в душе считал нашу затею детской шалостью. Потом уже мы узнали, что у него был свой, более реальный метод борьбы. Он рассчитывал выслушать условия, которые ему предъявят бандиты, и попросить несколько дней на размышление. В надежде, что за эти дни мы как-нибудь найдем способ связаться с моим папой или его местными коллегами. А может, сколотить из фермеров отряды самообороны.

Бонифаций воспринял нашу оборону всерьез. Он даже вернулся к оросительной канаве, выбрал в ней себе местечко и сказал, что это будет его снайперская точка.

Я сразу догадался, что он, конечно, знает о намерениях Атакова, а с нами поддерживает эту игру для того, чтобы мы не запаниковали, и для того, чтобы показать, как они с Атаковым нам доверяют и как они на нас надеются.

Бонифаций даже лег в свою стрелковую ячейку, поводил туда-сюда своим незаряженным ружьем, встал, отряхнулся и заметил:

– Отличный сектор обстрела.

Спросить бы его, что это такое? Да не хочется обижать.

– Пошли молоко пить, – приказал Атаков. – Ксюша пампушек напекла.

Через секунду я остался один на линии обороны. Всех как ветром сдуло. Пришлось мне одному дойти до этой купы деревьев и выбрать место для тачанки.

Я осмотрелся, прикинул свои возможные действия, в глубине души очень и очень надеясь, что в нашей тачаночной атаке не будет нужды.

И ошибся…

Они – Алешка и Митек – мирно ужинали. Ксюшка тоже в своем уголке чем-то аппетитно хрустела – то ли пойманной мышкой, то ли остатками семечек, которые она вдруг полюбила. Со скуки, что ли?

– Митек, – спросил Алешка, когда они уже пили чай – самое приятное время дня: за водой уже сходили, пол подмели, за окном неторопливо наступает ночь, – Митек, ты книгу свою доделал?

– Почти. – Митек поглаживает бороду, он своей книгой доволен. – О хороших людях хорошо пишется. Вот только концовки у меня нет. Нужна хорошая концовка, забойная.

– Забойная, – чуть заметно улыбается Алешка. – Это когда шахтер в забое работает?

– Леха, у тебя каша в голове. Забойное, Леш, в конце книги или в статье – это неожиданная мысль, идея, которая или еще лучше освещает то, что уже сказано, или освещает то, что до сих пор оставалось в тени.

– С тобой не скучно чай пить, – сказал Алешка, – ты такой умный. Ты чего-нибудь такое скажешь, что я целый день об этом думаю, пока…

– Пока не восхитишься, да?

– Пока не пойму, что это ерунда. Ты бы, Митек, если тебе делать нечего, осветил бы мою жизнь.

– Это как? – Митек немного ошалел. Он уже понял, что разговор Алешка завел неспроста, но вот зачем?

– Ну, написал бы обо мне теплые слова. Забойные такие. Какой я умный, как я мышей не боюсь. Какие хитрости у меня на уме.

– А какие хитрости у тебя на уме? – испугался Митек.

– Только никому не говори, ладно? А то я от тебя никогда не уеду. – Митек, конечно, согласился. – Я, Митек, узнал такую тайну! Налей-ка мне еще чаю… Вот сколько ты мне меду кладешь, вот столько себе положи… Узнал я, что в одном месте лежит целый ящик настоящего оружия. Там, Митек, все такое прекрасное – и автоматы, и пистолеты, и гранаты. Пришел бы я в школу…