– Так вы ж его сами послали, в деревню. – Это Май Мартович, бывший бухгалтер Атакова, напомнил.
– Послал! Послал! Давно вернуться пора. Позвони-ка ему.
– Да не отвечает. «Вне зоны действия».
– Небось в кабаке сидит! Звони, звони! Время нельзя терять. В любую минуту этот чин милицейский может опомниться. Как его? Оболенский?
– Зря вы это затеяли.
– Я затеял, я и разберусь. Он еще мне спасибо скажет, когда я его сынка из бандитских лап вызволю. Ну звони, что ты молчишь?
– Не отвечает. Что я сделаю?
– Вот и езжай сам к этому солдафону. Знаешь, что ему сказать.
– Знаю. Только побьет он меня.
– Не посмеет. Ребят моих возьмешь. На двух джипах поедете. Постращайте его как следует. Или он играет по нашим правилам, или выйдет из игры. Но пока мер не принимать. Посмотрим, что он скажет.
– Отметелят они и меня, и твоих ребят.
– Кто отметелит-то? Он там, считай, один. Да пацанва эта московская. Разбегутся как мыши. Езжай. – Тут Собко усмехнулся. – Если отметелят, я тебе премию выдам. Сто рублей.
У нас все было готово. А нападения все не было. Даже надоело ждать.
– Не расслабляться, парни, – все время напоминал нам Никита.
А мы в самом деле немного расслабились. Причем если сначала было ждать тревожно, то теперь скучно. Кое у кого даже появились настроения: мол, чего ждать, давайте сами нападем. Ну, это глупости, конечно.
И вот мы сидим после обеда в тенечке, грызем не очень зрелые яблоки, слушаем Бонифация о роли классической литературы в формировании эстетического…
Длинный свист («Вижу противника!») прервал его лекцию. Мы разом вскочили на ноги и помчались на свою позицию. Атаков в это время был где-то на дальних огородах, свиста не слышал, командование полностью взял на себя Никита. Все мы залегли в траншее, то есть в канаве, Бонифаций занял свое снайперское гнездо и журавлиным носом выставил из него свое ружье.
Мальков и Матафон передали Никите маленький пульт (потом я узнал, что они смастерили его из дистанционного брелока от машины Атакова), объяснили:
– Вот эту пимпочку влево сдвинешь, а вот эту, красную, нажмешь. Помчались, Димон.
Под навесом уже стояла наготове наша тачанка. Пока наши «ботаны» проверяли пулемет, я быстренько запряг Голубка. Страха не было, я только побаивался – как воспримет Голубок пулеметный грохот у себя за хвостом. Вдруг понесет? А у меня в тачанке два «ботана», которые ни свистеть, ни прыгать с повозки на ходу не умеют.
Пронзительно ударил в уши еще один длинный свист.
– Гони, – сказал Мальков.
– Без тебя знаю. – Я развернул Голубка прямо на месте и задами погнал его в рощицу. Голубок шел ровной рысью и нимало не беспокоился по поводу предстоящего боя.
На краю рощицы я слез с козел, взял Голубка под уздцы и провел его к месту нашей засады.
Отсюда было все хорошо видно. Дорога – вправо и влево, разделенная надвое баррикадой, ровное поле с торчащими на нем «запрещающими знаками» и чуть заметная канава. В которой залег наш беспощадный отряд.
Я закинул вожжи на ветку, и мы, пройдя немного вперед, легли на горячую землю. Опять донесся свист. И – вот они. По дороге, пыля, напористо шли два больших джипа. И странно – звук их моторов мы не слышали, а как бухала в машинах залихватская музыка, стало слышно звонко и отчетливо, будто прямо над нашими головами.
Не доезжая метров двадцати до баррикады, машины остановились, музыка смолкла. Из переднего джипа вышли двое, подошли к баррикаде вплотную. Мы услышали ругань и смех.
– Главное, – прошептал Мальков, – чтобы они не вздумали баррикаду разобрать.
– Не вздумают, – успокоил его я, – они очень ленивые. Работать не любят.
Я не ошибся. Двое вернулись в машину. Оба джипа сдали немного назад и свернули в поле. Поехали уверенно и нахально. И, как я и предполагал, для начала сбили шесты со знаками. Хотя вполне могли проехать между ними.
Не спеша машины приближались к нашей игрушечной минной преграде.
– Так, так, – нервно шептал Мальков, а Матафон вцепился, не замечая, в мое плечо. – Так… Еще чуть… Давай, Никита!
То, что мы увидели, даже немного нас напугало – так это было здорово. Почти прямо перед машинами с грохотом встала цепочка взрывов. Высоко вверх и далеко в стороны взлетели, как нам отсюда казалось, столбы в пыль разбитой земли. Это заложенные петарды выбросили всякий легкий хлам. Да часть его еще и дымилась, и клубилась. Было полное впечатление, будто в поле разорвались боевые снаряды.
– По коням! – закричал Малек и бросился к тачанке.
Мы вылетели из засады и помчались на поле боя. Как мне и было сказано, я погнал Голубка вдоль самой линии разрывов. За которой, остолбенев, застыли машины. Внезапность и напор! Закрепить успех и обратить противника в бегство!
Голубок бешено летел, гулко стуча копытами по сухой земле и выбивая из нее сухие комья. «Даешь!»
Мы почти поравнялись с машинами. «Огонь!» – услышал я за спиной. И загремела страшная очередь. Голубок вздрогнул, но не испугался, а прибавил ходу. Я обернулся. Это было зрелище.
За пулеметом, направленным в сторону машин, пригнулся Малек. Рядом копошился Матафон, видимо, подавая заряды в приемник. Пулемет, рыча, трясся и подпрыгивал. Из его ствола бил разноцветный огонь, будто вылетали трассирующие пули.
Противник не выдержал, машины резко развернулись и дунули к шоссе. И сейчас же из канавы поднялась с воплями «Краснозорцы, вперед!» цепочка атакующих. Вслед противнику гранатами полетели камни и незрелые яблоки. Позже выяснилось, что ветровое стекло одного из джипов оказалось со сквозной дырой, словно от пули. Но я точно знаю – это была не пуля, а шарик из подшипника, выпущенный из рогатки. И я знаю совершенно точно, кто это сделал. Но никому не скажу.
Бой мы выиграли. Одержали победу. И даже больше того – захватили пленного. Это был предатель Май Мартович. Его на дороге выкинули из машины, посчитав виновником неудачи и позора. Почему не предупредил, что у отставного майора прятался где-то на чердаке пулемет «максим», что у него где-то в погребе прятались противопехотные мины и даже есть один пистолетный или ружейный ствол?
Мая Мартовича схватили наши дозорные, доставили в штаб.
– И что я с ним буду делать? – спросил Атаков, вернувшийся с огородов.
– Его надо допросить, – сказал Никита. – Мы можем узнать много полезного.
И он оказался прав…
Глава XIII
ВЕРТОЛЕТ ИЗ ВЕЯЛКИ
– Вот что непонятно, – сказал мне Бонифаций, когда мы, немного успокоившись после боя и насладившись чувством победы, сидели возле летней кухни за ужином, – совсем непонятно. Почему твой отец не проявил должной активности?
– Но он же в командировке. Он вчера только вернулся в Москву.
– Все равно непонятно. Ведь он же какие-то меры начал принимать. Помните тех ребят из ОМОНа, которые обеспечили нам проезд в город? Начало хорошее, а потом все заглохло. Мне, конечно, не хочется делать упреков, но мы оказались брошенными на произвол судьбы.
Слушать это мне было так же неприятно, как и Бонифацию говорить. Я не знаю, что там произошло, но уверен, что наш папа никогда не «бросил бы нас на произвол судьбы». Значит, или что-то такое случилось, или что-то не срослось.
– Если Александр Петрович возьмет снова меня на работу… – вдруг неожиданно послышался голос с дальнего конца стола. Там сидел с нами за ужином предатель Май Мартович. Допросить мы его еще не успели, но покормить – покормили. – Если Александр Петрович Атаков вернет меня на работу, я внесу ясность в этот вопрос.
Атаков поднял голову от тарелки и с удивлением посмотрел на него. И мы все – тоже. С удивлением от такой наглости. Но Атаков рассудил по-своему, наверное, подумал: чем больше знаешь о противнике, тем больше шансов его победить.
– Народу, работников у меня очень мало. – Атаков положил ложку. – Вот ребята уедут, совсем худо станет. Я бы тебя взял. Но только не бухгалтером. Я тебе больше не верю…