И вот, недалеко от деревни Пеньки, такая группа поисковиков нашла целый склад оружия военных лет. Наверное, этот склад устроили партизаны, но не смогли почему-то им воспользоваться – война ведь, всякое на войне бывает.
Все найденное оружие сдали на временное хранение в местную милицию. И ее начальник позвонил Митьку, чтобы тот с этим оружием и с этими ребятами познакомился. Митек очень обрадовался и помчался в поселок. Алешка, конечно, помчался вместе с ним.
Сначала они помчались на машине. Но машина у Митька такая старенькая (тоже военных лет), что промчалась недалеко. Заглохла прямо за воротами.
Пришлось идти пешком. Они шли довольно долго, так что поисковиков уже не застали, но начальник милиции майор Максимкин их дождался.
Пеньковская милиция располагалась в старом, даже в старинном доме. В двухэтажном таком, с подвалом. Купеческой постройки.
Несмотря на такую уменьшительную фамилию, начальник милиции был здоровенный гигант. Когда майор Максимкин ходил по своему кабинету, то все время задевал головой висящие под потолком лампочки. И казалось, что вся мебель расступается на его пути, чтобы он случайно ее не задел. И все стулья дрожали от страха – вдруг он на какой-нибудь из них сядет. Это так мне Алешка его описал.
– А это кто? – спросил Митька майор Максимкин, указывая на Алешку. – Где-то я его видел. Наш человек?
– Еще какой наш-то! Алексей, сын полковника Оболенского.
– Сережки? – обрадовался начальник. Оказывается, они с папой вместе учились в школе милиции, а потом служили участковыми в одном районе. – А похож, похож. Вылитый Сережка в детстве. Да, Алексей?
– Я не очень помню, – вежливо сказал Алешка, – каким был папа в его детстве.
– Таким же языкастым, – сказал Митек.
– Ладно, пошли в подвал, пока у меня время есть.
Максимкин вызвал офицера с ключами. Тот с трудом отпер толстую железную дверь и с трудом ее распахнул, щелкнул выключателем.
Длинный ряд ламп осветил узкий холодный подвал. В самом начале его стоял деревянный барьер, на котором лежали наушники и стояла подзорная труба на треноге – чтобы оценивать дырки в мишенях. А в самом конце подвала, освещенные сильными лампами, выстроились в ряд черные силуэты с белыми кругами на груди.
– Наш тир, – сказал Максимкин. – Лет через пять, Алексей, приходи сюда, постреляешь.
– А я и сейчас могу, – сказал Алешка. – Хоть из палимета.
– «Палимета» у нас нет, – Максимкин покачал головой.
– Алексей хорошо стреляет, – похвалил Алешку Митек. – Однажды он сбил яблоко с моей головы рогаткой.
– Рогатки у нас тоже нет, – сожалея, покачал головой майор Максимкин, а сам, наверное, подумал: и что это за странные писатели, которые ходят с яблоками на голове.
Алешка, в свою очередь, тоже пожалел майора – что ж у вас за милиция: ни «палимета», ни даже рогатки у вас нет. Но тут офицер с ключами отпер еще одну железную дверь – в оружейную комнату, и Лешка ахнул. С завистью и восхищением. Ровными рядами вдоль стен стояли на стеллажах автоматы, в стальных шкафах прятались пистолеты и коробки с патронами, на полках лежали какие-то баллончики, рации, наручники, каски со стеклянными щитками. А посреди комнаты, на длинном стальном столе для чистки оружия стоял большой зеленый ящик. Майор Максимкин приподнял его крышку. В ящике были аккуратно сложены хорошо смазанные и почти как новенькие большие автоматы с деревянными прикладами и дырчатыми кожухами. В торце ящика тесно жались друг к другу дисковые магазины и тускло блестящие под лампой пистолеты.
– «ППШ», «ТТ», – выдохнул Алешка. – Можно потрогать?
Майор посмотрел на него с уважением (наш человек!) и молча кивнул. Алешка вытащил автомат и бережно его погладил.
– Точно как у Митька, – сказал он.
Митек одно время увлекался тем, что мастерил копии оружия военных лет, почти как настоящие. Они даже стреляли безопасными охотничьими пистонами. Мы с Алешкой, кстати, славно повоевали против настоящих бандитов игрушечными автоматами и пистолетами.
Митек тоже внимательно осмотрел драгоценную находку, разложил с Алешкиной помощью все оружие на столе и сделал несколько снимков.
– Жаль, ребята нас не дождались, – сказал он. – Хотелось бы с ними побеседовать. Очень полезно было бы для книги.
– Да вы сходите к ним, – сказал майор Максимкин, помогая ему уложить оружие обратно в ящик. – У них здесь, неподалеку, лагерь. Там много интересного. Вообще, молодцы ребята, я их сильно уважаю.
– Я тоже, – сказал Алешка, не отрывая глаз от автоматов.
Они вышли на улицу.
– Дать вам машину? – спросил майор Митька.
– Ни к чему, мы еще молодые и крепкие. Да, Алексей?
– Смотря кто из нас, – мудро заметил Алешка. – А это кто такой?
Через дорогу, на скамеечке перед домом, сидел небритый мужичок и, щурясь на солнце, потягивал пиво из большой бутылки.
– Папа Карло… – Майор поморщился и чихнул.
– Настоящий? – обрадовался Алешка. – Буратин делает?
– Да ничего он не делает. Бездельник какой-то. Недавно здесь появился. Целыми днями то на лавочке сидит, то в окошко глазеет.
– Он за вами наблюдает, – спокойно сказал Алешка.
– Да? Не думаю. Что за нами наблюдать? Это мы наблюдать должны.
– А вы проверьте у него документы. И регистрацию.
Майор и Митек переглянулись, улыбаясь одними глазами.
– Участковый проверял, – сказал Максимкин. – А как же! – Тут начальник милиции задумчиво почесал свой большой нос – видно, Лешкины слова запали ему в голову. – Вообще-то… Он какой-то странный. Откуда у него деньги на этот дом? Дом, конечно, копеечный, но ведь и Карла этот – безработный.
– Сонный он какой-то, – заметил Алешка.
– Пиво целый день пьет, вот и сонный.
– Или ночами не спит, – брякнул мой младший брат.
– Пошли-ка домой, – сказал Митек. – У нас сегодня такая яичница! С помидорами и с колбасой.
– Колбаса мне, – заявил Алешка, – а яичницу ешь сам. – Он сказал это, почему-то не сводя глаз с Папы Карло.
День у нас выдался очень жаркий. И по погоде, и по работе. И еще по одному обстоятельству. Интимному такому. Но рассказать об этом надо…
Мы вовсю собирали черешню. Аккуратно. И действительно, это такая ягода, привыкнуть к которой невозможно. Сколько ни съешь, все мало.
Жара одолевала. Но почему-то в саду никогда не было хотя бы ведра с холодной водой. И даже наш бачок на сеновале почему-то отпирался только вечером, после ужина.
Мы изнывали от жары. Понять, что это такое, может только тот, кто это испытал. Сбегать к конторе – далеко, мы уже почти дошли до края сада: добежишь, напьешься, вернешься в сад и уже опять пить хочется…
Но тут у самой ограды появилась добрая волшебная фея (а не волшебные феи бывают?) в огромной соломенной шляпе, с длинными висячими усами и с ручной тележкой, на которой стоял запотевший молочный бидон с ледяной спасительной водой.
– Дядька! – Никита бухнулся перед ним на колени. – Как тебя звать, спаситель? Вечно буду за душу твою грешную Бога молить!
– Миколой меня звать. Пейте, хлопцы, на здоровье. Не с-под крана небось. Ключевая. – И он протянул нам кружку.
Никогда в жизни я не пил так много и с такой ненасытной жадностью. Первым, кстати, осушил кружку Мальков и тут же встал в хвост очереди. Вскоре бидон опустел. Спаситель Микола исчез вместе с ним за изгородью. С новыми силами мы взялись за работу и вскоре прошли эти ряды до конца. И очень кстати послышался звонкий крик тети Оксаны:
– Хлопцы! Обедать!
Забрав пустые корзины, мы помчались в столовую. Ну, это не совсем настоящая столовая была. Просто возле конторы тянулся длинный стол из простых досок и со скамейками. Рядом с ним все время дымила печкой летняя кухня – навес такой, крытый будыльями и соломой. Это место было очень приветливое, оно хорошо пахло. Здесь тетя Оксана так усердно кормила нас, что мы, отвалившись от стола, тут же падали в густую траву и тень от огромного дерева. Атаков говорил, что это грецкий орех, а Мальков называл его почему-то баобабом. До тех пор, пока с ветки не сорвался тяжелый зеленый плод прямо ему в тарелку. Мальков стер с лица борщевые брызги и упрямо проворчал: «Все равно баобаб». Время, проведенное после обеда под «баобабом», считалось самым лучшим временем дня. Не считая самого обеда…