— Ну, раз не допускал, тогда придется исправлять свой косячок, — Ким мне подмигивает, а после расплывается в улыбке, обращаясь к Платону: — Раздеваемся, господин генеральный директор!

— В смысле? — мы отвечаем с Платоном синхронно, глядя пристально на Кима.

— У вас есть десять минут, чтобы договориться, — парень игнорирует наш громкий ор с Тереховым, выключает камеру и ухмыляется. — Или я жалуюсь Аделаиде, что вы, Платон, сорвали нам съемку, нарушив условия контракта, а ты, крошка, не готова пока еще к такой серьезной ответственности.

Трындец! Полный провал! Хоть головой о стенку бейся и громко кричи: “Спасите, кто может!”

Только этого мне не хватало…

— Ненавижу тебя! — шиплю, как змея, прямо в лицо Терехову, когда за Кимом закрывается боковая дверь. — Ты кем себя возомнил, а?

— Погоди, — парень машет рукой, кривясь, чтобы я заткнулась хотя бы на время. — С ненавистью разберемся позже. Ты мне лучше объясни, что значит “раздеваемся”?

— То и значит, — фыркаю в ответ, расстегивая пуговицу на халатике. — Страсти ему мало! А ты…

— Да погоди же, сказал, — следит взглядом за моими руками, но мне сейчас не до шуток.

Вот совсем не смешно!

И так на нервах вся, а теперь мне придется еще и раздеться! Практически до гола!

Разочек я уже пробовала совместную съемку с парнем, когда фотографу этой самой дурацкой страсти не хватало. Мне, если честно, понравилось, но там был незнакомый мужчина.

А сейчас рядом со мной Платон, который и так целый день меня взглядом пожирал. Да и сейчас пялится на грудь, а я беру пальцами парня за подбородок и заставляю посмотреть мне глаза.

— Увлекся, — усмехается, не пытаясь вырваться, но мне-то от это не легче.

Так и хочется его треснуть чем-нибудь тяжелым по башке. Чтобы наконец-то думать начал, да и вести себя, как взрослый и ответственный мужчина, а не маленький мальчик. Нашел себе игрушку, а теперь не может от нее оторваться — это то, чего я так боялась изначально…

— Снимай рубашку, — командую, не отводя взгляда и не давая возможности Платону снова заглядывать ко мне в декольте.

— И все? — Терехов приподнимает игриво одну бровь вверх, но при этом начинает расстегивать пуговицы.

Пиджак-то он снял давно, оставшись в одной белоснежной рубашке со штанами, галстуки, видимо, носить не любит, но мне, если честно, плевать. Хоть в рванье путь ходит — мне-то какое дело до Платона?

“Он так близко! И так соблазнительно красив! Еще и совместная фотосессия! Я точно не выдержу…” — мысли одна другой витиеватее, а нервная система дает окончательный сбой.

— И все, — киваю легонько в подтверждение своих слов, так как язык уже не слушается, а пальцы пробивает мелкая дрожь.

— Могу раздеться до тру…

— Не стоит! — резко обрываю порыв Терехова, а он, гад такой, приближает свое лицо к моему, обдавая меня шлейфом дорогущих духов, при этом игнорируя мои пальцы, которые впиваются парню в подбородок.

— А я думаю, стоит, — в голосе Платона появляется хрипотца, а мои ноги начинают предательски подкашиваться.

— Если ты сейчас не прекратишь так нагло меня соблазнять, то мы оба попадем, — я держу еще себя в руках, стараясь говорить твердо. — Я лишусь работы, а ты выплатишь неустойку за нарушение контракта. Готов?

По глазам вижу, что нет, но в ответ лишь усмехается. Правда, отстраняется, вызывая у меня вздох облегчения. Хотя рано еще расслабляться — самое основное впереди. Как бы выдержать такой накал — никогда в жизни я так не нервничала, как сейчас.

— Готовы? — слышу за спиной голос Кима и со стоном выдыхаю.

— Конечно, — смеется Платон, снимает рубашку, а после откидывает ее в сторону. — Говори, что надо делать.

— Я не понял, крошка, а ты почему еще не раздета? — фотограф поднимает обе брови вверх, пялясь на меня, а я демонстративно расстегиваю со злостью пуговицы, снимаю этот чертов халатик, и так же, как и Терехов совсем недавно, откидываю его в сторону.

— Мать честная, — слышу негромкий голос Платона.

— Красота же! — расплывается в улыбке Ким.

Я даже боюсь представить, какого цвета сейчас мои щеки. Наверное, под цвет нижнего белья.

Ярко-красные!

— Будете надо мной издеваться — сбегу! — фыркаю в ответ, ехидно кривясь. — Я вот думаю, что настучать Аделаиде не такая уж плохая идея.

— Что ты, крошка! — Ким смотрит в объектив и делает пару кадров. Со мной, естественно, в главной роли. — Такой кайф я не пропущу ни за что в жизни!

— Ха-ха-ха! — передразниваю я парня, а он уже наводит объектив на Платона.

Парочка щелчков, довольная физиономия Кима, когда на экране листает кадры, и его бодрый голос:

— Становимся рядом и поехали, крошки!

Я пытаюсь расслабиться, но нифига не получается. Зажата. Скована. Да и сама чувствую, что полная фигня получается. Платон рядом, но это еще сильнее напрягает.

— Крошкой меня еще никто не называл, — тихонечко произносит Платон мне на ушко, а у меня по телу проходит разряд электрического тока.

— Он всех так называет, — шепчу в ответ, как тут же прилетает грозное от фотографа:

— Так не пойдет!

— Опять двадцать пять, — вырывается у меня вместе со стоном. — Как же ты меня достал!

— Пока не покажешь мне страсть, домой не отпущу! — умничает Ким в ответ, кривясь. — Платон, ну хоть вы на нее повлияйте!

— Давай так, — снова шепчет мне Терехов на ухо. — Сейчас мы показываем ему страсть, а за это я исполняю любое твое желание.

— Любое? — я слегка отстраняюсь назад, заглядывая парню в глаза.

— Даже самое фантастическое, — кивает Платон в подтверждение своих слов. — Идет? — приподнимает одну бровь вверх в ожидании ответа.

Ладно, чего я в самом-то деле испугалась? Голый торс — тоже мне, диковинка. Да я их уже повидала… исключительно на съемочных площадках. Хотя у Платона тело…

Если бы я его так сильно не ненавидела, то слюни бы уже потекли ручьем по полу.

И надо же было так влипнуть…

— Давай попробуем, — соглашаюсь и настраиваюсь на съемку.

Глаза в глаза. Слишком близко. Тянут, как магнитом. Просто нет сил оторваться…

А вокруг нас щелчки камеры, но мы не обращаем внимания. Наши глаза прикованы друг к другу.

Рука Платона у меня на груди — щелчок, еще один.

Пальцы парня аккуратно гладят кожу — камера ловит каждый момент.

Я поднимаю руку… провожу по голой мужской груди… останавливаюсь на плече…

Щелчок…щелчок…щелчок…

Платон ловит локон пальцами, пропускает между средним и указательным, а глаза по-прежнему смотрят пристально в мои…

— Снято! — слышу долгожданное и выдыхаю со стоном. — Вы были великолепны!

— Спасибо, — отвожу взгляд от Платона, нехотя освобождаюсь из его рук, а он так же нехотя меня отпускает.

— Завтра — как обычно, крошка! Продолжим! — кричит Ким мне в спину, но я уже скрываюсь в гримерной.

Можно выдохнуть. Расслабиться. Просто не думать ни о чем. Поскорее бы добраться до кровати и вырубиться — это единственное желание, которое настойчиво рвется наружу.

Но едва я переступаю порог агентства и выхожу на улицу, как тут же замираю. Прямо на ступеньках. Взгляда не отвожу, наблюдая, как Платон опирается о свой шикарный внедорожник, сложив руки на груди. Смотрит на меня так же пристально, как совсем недавно на съемках.

И, кажется, шутить не собирается.

А у меня нет сил, чтобы сбежать…

Платон

Я еле выдержал эти съемки! Можно, конечно, назвать их “дурацкими” или “глупыми”, но это неправда. Надо быть честным.

Хотя бы перед самим собой…

— Мне интересно, каким образом ты собираешься эти фотки использовать, — обращаюсь к Киму, усмехаясь, при этом надевая рубашку. — Мой голый торс… Перед советом директоров… Я уже представляю круглые глаза папиных друзей, — смеюсь, так как все члены совета директоров нашей компании — мужики.

А-ля кому за пятьдесят! И тут я, красавец, в полуголом виде. Со страстью, которую так хотел добиться от Агаты Ким. Мать честная, да их там инфаркт хватит! Придется скорую вызывать, а потом передачки в больницу таскать.