Флэгг мягко положил лапу на плечо матушки Меллус:

— Нам всем их жаль. И всем хотелось бы помочь беднягам. Но прежде всего надо думать о том, как спасти аббатство. Если Рэдволл окажется в лапах Кривоглаза и его шайки, тут уж невольникам никто не поможет.

С наступлением знойного летнего дня туман рассеялся без остатка. В лагере крыс клокотали страсти. Кривоглаз валялся в тени, прикладывая к ушибленному глазу лопух. Крысиный капитан по-прежнему ничего не видел — его глаз заволокла громадная опухоль. Кривоглазу очень хотелось хорошенько пропесочить Клыкача, который так некстати заорал и испортил все дело, но крысиный капитан понимал: сейчас он во власти своих пиратов и ему лучше не катить на них бочку. Прежде всего он решил немного взбодрить своих приунывших бойцов:

— Да уж, смех с этими деревенскими. О них и клинок-то пачкать неохота.

— Смех, говоришь? — Кайбо попытался изменить голос, чтобы капитан его не узнал. — А кое-кому от них крепко досталось. Кое-кто драпал впереди собственного визга. Уж лучше бы мы послушались Клыкача, налетели на них ночью и взяли тепленькими.

Однако капитан сразу раскусил его хитрость и про себя дал зарок поквитаться с Кайбо, как только заживет глаз.

— Взяли бы вы их, держи карман шире! — огрызнулся он.

Клыкач схватил сухую ветку и в бешенстве переломил ее надвое.

— Да уж, на черта мы толкли воду в ступе! Налетели бы как снег на голову — они б и пикнуть не успели!

Ворота надо было запалить, вот что, и никакой канители!

Ворвались бы внутрь, быстренько порубили всех на куски. Всего и делов! Но ты ведь у нас самый умный, да, Кривоглаз? Вот и выставил нас курам на смех. Мы, крысы-пираты, валялись в канаве, точно лягушки. А сам кувырком покатился от репки, которой его угостил какой-то ежишка. Ха-ха! Зато как он блеял там, под воротами: «Будьте так любезны, корочку хлеба и глоток воды несчастным, целую ваши пятки!» Тысяча чертей! Да он опозорил нас всех, вот что я вам скажу, парни!

Вокруг раздался одобрительный гул.

У Паккатуга, который был связан вместе с невольниками, душа ушла в пятки. Клыкач давно уже точил на него зубы. Если среди крыс вспыхнет мятеж и главарем станет этот горластый верзила, ему, Паккатугу, конец.

В порыве отчаяния Паккатуг попытался перекричать грозный крысиный ропот.

— Кривоглаз прав! — возвысил он дрожащий голос. — В аббатство лучше проникнуть хитростью, а не лезть напролом.

Рензо вскочил и кончиком пики толкнул Паккатуга, так что тот упал навзничь.

— Дожили, парни! Всякое отребье учит нас уму-разуму!

Клыкач опустил лапу ему на плечо:

— Золотые слова, кореш! В море, на своем корабле, мы были храбрыми и непобедимыми. А здесь скоро станем жалкими сусликами. На кой черт нам сдалось это аббатство! Лучше вернуться на корабль и заняться нашим старым добрым промыслом. Кто со мной?

Крысы ответили ему радостным ревом. Мигом они похватали оружие и все съестное, что нашлось в лагере. Не теряя времени, ватага с Клыкачом во главе устремилась по лесной тропе прочь от аббатства. На прощание Клыкач обернулся к своему побежденному сопернику:

— Не бойся, Кривоглаз! Убивать тебя я не буду — пачкать клинок неохота. Оставайся в этом проклятом лесу, повоюй здесь вслепую. Хо-хо, скоро ты подохнешь на радость мухам! Подохнешь, проклиная мое имя и тот день, когда посмел оскорбить Клыкача! Отныне я капитан, а ты падаль!

И крысы бодро зашагали через лес, хохоча и подпихивая друг друга: они были рады-радехоньки, что возвращаются к привольной пиратской жизни, к своей «Темной королеве».

Но не все покинули Кривоглаза. Когда крысиный отряд скрылся из виду, Рыбоед, рулевой, тихонько опустился рядом со своим капитаном:

— Пусть их катятся, капитан. Попадут прямо в лапы Габулу. А если и нет, это трепло Клыкач быстренько проест им печенки и они вернутся к тебе как миленькие.

В башке у Клыкача ветер — наверняка доведет до погибели и себя, и команду.

Узнав, что он не один, Кривоглаз вздохнул с облегчением:

— Рыбоед, приятель. Я так и знал, ты не то, что эти подонки, ты меня не предашь. Ничего, через пару дней этот чертов глаз заживет, и тогда мы всем покажем, кто настоящий капитан «Темной королевы». И кто — самый лучший рулевой.

Обнаружив, что тайное пристанище Паккатуга опустело, Клэри и зайцы из дозорного отряда забеспокоились.

Все они были превосходными следопытами, и им не составило труда проследить путь белки из лесной чащи к песчаным холмам. На исходе утра зайцы дошли до того места, где река впадала в море. Тут они наткнулись на следы битвы с «Острым клыком». Осмотрев место схватки, зайцы отправились вверх по течению реки, в глубь леса.

После полудня они отыскали «Темную королеву», накрепко привязанную в маленькой бухте, скрытой от посторонних глаз густыми зарослями.

— Ухахахуха! — издала радостный клич Хон Рози. — Вот это находочка! Эй, кто со мной, поглядим, что за обстановка на этой посудине.

Бригадир Тим прыгнул на борт корабля:

— Вишь, нигде ни души. Куда же смылась вся эта длиннохвостая банда, а, Клэри?

— Понятия не имею, старина. Одно ясно как день — раз их лохань здесь, они не в море. Ей-ей, они больше и не выйдут в море — об этом мы позаботимся. Давайте-ка за работу.

И зайцы проворно сняли руль и штурвал, спрятали их в чаще леса, привязали к веслам камни и опустили их на дно, а потом перерубили канаты, которыми было привязано судно. «Темная королева» сдвинулась с места и тут же, неуклюже накренившись, села на мель. Затем зайцы выбросили за борт испорченную провизию, развязали собственные мешки и устроили на палубе обед.

В рундуке Клэри обнаружил целый склад луков и стрел.

— Неплохо, ребята. Слышь, Рози, ты пока будешь за караульного. Если покажется кто из этих хвостатых пройдох, дай знать, у нас для них есть славное угощение.

Лес тонул в густом тумане, теперь Мэриел и ее друзья двигались на запад, по чужим, неведомым краям. Дарри Дикобраз беспрестанно твердил несколько строк из путеводного стихотворения:

Где лишаями лес зарос И аромат застыл, Коль усыпит тебя твой нос — Восстанут из могил.

— Слышь, Дарри, старина, уж я не знаю, усыпит ли тебя твоя сопелка, — фыркнул Тарквин. — А вот твой милый голосок на кого хошь сон нагонит. Ей-ей, зря в вашем Рэдволле не учат молодежь петь.

— Длинноухий, к твоему сведению, я и не думал петь.

Это по твоей части. А я припоминал стихи. Понял?

Дандину, возглавлявшему маленький отряд, приходилось то и дело раздвигать нависающие над тропой ветки и продираться через заросли папоротника. В этом лесу ему было как-то не по себе. Солнце почти не проникало сквозь густые кроны деревьев, все вокруг дышало сыростью, влажная земля хлюпала при каждом шаге.

Делать в таком мрачном месте привал ни у кого не было охоты. Они перекусили на ходу. Все притихли, и каждый думал о своем.

Дандин вспоминал Рэдволл и матушку Меллус. Добрая барсучиха вечно ворчала на своего непоседливого питомца, но он уже скучал по ней.

Мэриел грызла тревога об отце: жив ли он, здоров ли?

Как бы ей хотелось, чтобы он был рядом, такой сильный и надежный.

Дарри вспоминал о своем дядюшке Гейбе, о закадычных своих друзьях, близнецах Бэгге и Ранне, о веселых, неунывающих кротах. Ему немного взгрустнулось, когда на память пришли теплые летние вечера в саду, холодный яблочный сидр и сладкие пирожки.

А Тарквин мечтал, как на ежегодном балу в Саламандастроне он будет до упаду отплясывать с Хон Рози. Спору нет, она вечно поднимает его на смех, но такой уж у нее нрав. Он-то знает, перед таким красивым, умным и отважным зайцем невозможно устоять. И неунывающий Тарквин затянул новую песенку в честь своей любимой: