Но теперь… Теперь их хотели убить. Без предупреждения. Просто открыли огонь.

В голову Юсуфу не приходило, что огонь пограничников мог быть ошибкой или случайностью. Он рисовал в собственном воображении картины того, как солдаты открыто и гостеприимно принимают его и Касима. Как делятся с ними едой и водой. Как помогают им вылечить старого Мирзу. Однако все эти ожидания вмиг разрушились, когда заговорили автоматы советских солдат.

Если бы Юсуф на миг отбросил свои эмоции, он бы увидел, что пограничники стоят перед ними спокойно, а не угрожающе. Что лица их выражают не злобу, а любопытство и интерес, вперемешку с некоторым осторожным напряжением.

Что шурави обращается к них, хоть и строго, но спокойно и беззлобно.

Но Юсуф не замечал. Потому что он был обижен. Обижен на шурави.

— Как вас зовут? Кто такие? — повторил солдат.

Юсуф весь сжался, стараясь пропустить его слова мимо ушей.

Солдат вздохнул. Спросил что-то у высокого, худощавого, но широкоплечего бойца, что стоял рядом. Юсуф украдкой зыркнул на этого бойца. У него было молодое, но очень серьезное лицо и странный, не свойственный возрасту взгляд… аксакала.

Тот ответил.

Солдат, задававший им вопросы, сказал:

— Мы не причиним вам вреда.

— У-уважаемый господин, — вдруг заговорил Касим дрожащим голосом.

Юсуфа это удивило, он глянул на своего друга и соседа, но не решился проронить ни слова.

— Какой я вам господин, — ответил солдат. — Рассказывайте, давайте. Кто такие? Чего тут делали.

— Я… Меня звать Касим, — проговорил Касим, пряча глаза. — Это вот Юсуф, мой сосед. Мы живем в кишлаке Хумри. И… И нам…

Он замолчал, глянул на Юсуфа. Юсуф отвел взгляд.

— И нам нужна помощь…

— Угораздило ж их так далеко забраться, — с подозрением проговорил Муха, оглядываясь на афганцев, оставшихся под конвоем Самсонова и его парней. — Странно как-то, что этот дед, на старости лет, со своего кишлака вместе с этими двоими поперся. Да еще и заболел по дороге.

Я обернулся. Глянул на афганцев. Те все еще выглядели напуганными, но все ж, после того как Муха поговорил со старшим из них, с Касимом, слегка подуспокоились.

— Уж тыщу раз такое бывало, что местные наших к духам на засады заманивали, — продолжил Муха. — Под видом помощи.

Когда старлей поговорил с Касимом, то выяснил, что оба парня спустились с гор, когда услышали звуки боя. Они наблюдали за его ходом, а когда все утихло, решились спуститься, чтобы поговорить с нами. Поговорить, потому что им нужна была помощь.

Со слов Касима, их старейшина, мужчина в летах, но еще крепкий, пошел сюда с ними, чтобы собирать травы. А на третьи сутки заболел. Ни Касим, ни Юсуф не знали, что случилось со старым Мирзой. Старика колотила лихорадка, и он быстро лишился сил. Теперь даже встать не может, потому и лежит в старом пастушьем шалаше, что на вершинах гор.

— Значит, — начал я, — они хотят, чтобы мы помогли им со стариком.

— Вылечили, — кивнул Муха, — или хоть какую-то помощь оказали. Тут — не дать, не взять, ловушка. Снова хотят нас затормозить.

Муха сплюнул. Выматерился. Добавил:

— Зараза… Ни одно, так другое. Не успели от прошлой остановки отъехать, теперь эти приперлись. Так нам никогда до пещер не добраться.

Муха вопросительно глянул на меня:

— А ты что по этому всему поводу думаешь, а? Саша?

Я нахмурился.

— Пока ничего не думаю.

— Тебе что, не кажется все это подозрительным делом? — удивился Муха.

— Я не привык делать поспешных выводов.

— Знаешь что? — Муха тоже нахмурился, и, к слову, очень раздраженно, — прогоню их. Пошли они к чертовой матери. Это — сто процентов ловушка. Причем очевидная. Я б сказал, на дурака.

— Это меня и смущает, — задумался я.

— В каком это смысле?

— Если это западня, то слишком очевидная. Никто, в таких условиях как тут, в Темняке, на нее никогда не поведется.

— Ну знаешь, местные особой изощренностью в таких штуках не обладают, — поморщился Муха, — подходят, мол, ишак об камень ногу сломал, помогите. Или, сын потерялся. Подсобите отыскать. А как наши подсобляют — так тут же на ловушку напарываются.

— И давно ль наши подсобляют? — спросил я хитровато.

— Да поумнели уже, — без задней мысли ответил старлей. — Уже давно так просто не ведутся.

— Вот именно, — кивнул я.

Муха нахмурился.

— Думаешь, правда? Правда у них беда?

— Не знаю. И на старуху бывает проруха.

— Даже если у них правда старик болеет — разделять взвод опасно. Нам задачу нужно выполнять.

— Ну пойдем, прогонишь, — проговорил я. — Посмотрим, что скажут.

Как обычно, я решил не делать поспешных выводов. Ситуация была в высшей степени странная. Как верно мы подметили, будь это ловушка, то слишком уж душманский замысел прямолинеен. Но и такая версия имеет место быть.

Да и то обстоятельство, что какие-то пастухи забрались так далеко в «Темняк», вызывало сомнения. Это выходит, они наплевали на слухи о «Джинне», не побоялись местных душманов и несколько суток шли сюда, за травами? Как по мне, так овчинка не стоит выделки. И если мне подобная мысль очевидна, то сугубо практичному в своих помыслах и делах крестьянину, кем, по сути, и были эти люди — тем более. Было во всей этой ситуации что-то странное. Что-то подозрительное. Я решил, что чтобы разобраться, нужно понаблюдать за афганцами. Посмотреть, как они отреагируют на отказ.

Мы с Мухой подошли к афганцам. Старлей некоторое время помолчал. Оценивающе посмотрел на обоих парней. Потом бросил им несколько слов на дари.

Один из них, тот что постарше, выдохнул. Отвернулся. Казалось, вдох его был вдохом облегчения. И это, в определенном смысле, показалось мне странным. Лицо второго, того, что помоложе, потемнело еще сильнее. Он нахмурился. И ничего не сказал.

В абсолютной тишине, под взглядами остальных пограничников, парень, звали которого Юсуф, вдруг опустился на землю.

Это его движение удивило не только Муху и пограничников, но и его собственного товарища — Касима.

Парень стянул свой видавший виды китайский кед, достал стельку. А потом и свернутую в несколько раз бумажку.

Касим вдруг прикрикнул на Юсуфа. Однако тот не отреагировал. Он поднял глаза и протянул мне грязноватую бумажку, выдернутую из ученической тетради в клеточку.

— Юсуф! — отчетливо крикнул на него Касим. Потом добавил что-то на дари, но вырывать бумажку из рук Юсуфа не решился. Побоялся пограничников.

Я аккуратно принял бумажку. Развернул. Страница была пожелтевшей, старой и оттого мягкой. А еще — исписанной от края до края.

— Здесь на русском, — шепнул я Мухе, изучая взглядом очень аккуратно выведенные буковки, — на русском языке.

— Что там? — удивился Муха.

— Цифры, даты, время, заметки. Это какой-то список, — проговорил я, а потом вчитался: — «Седьмой день, одиннадцатый месяц. Первый и третий караул — сменились сразу после фаджира». Это расписание караулов.

— Ах вы падлы, — набычился вдруг Бычка и попер на младшего, — шпионы это, за нашими шпионят!

— Отставить! — звучно приказал я.

Бычка тут же отступил. Остальные пограничники недоуменно переглянулись.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я к Мухе, — спроси у них, что это?

— Они не знают, — покачал головой Муха, когда спросил и получил ответ. — Это дал им их старик Мирза. Сказал спрятать.

— Мирза говорит по-русски?

— Говорит, — снова перевел Муха.

— Командир, спроси его, почему он решил показать это нам? — я нахмурился.

Муха спросил. В ответ ему Юсуф кратко что-то пробурчал, не поднимая на нас глаз. Он так и сидел в пыли, только надел обувь. Юсуф казался отчаявшимся. Касим поджал губы. Отвернулся.

Муха нахмурился, выслушав слова паренька. Проговорил:

— Он не знает, что там написано, но решил, что это может убедить нас помочь его деду выжит, — Муха сплюнул. — Зараза… Что это за черт?

— Есть мысли, — задумался я. — Пойдем-ка, товарищ командир. Переговорим с нашим «гостем».