¹⁰Аполлодор. Цит. соч. V.11; Гомер. Одиссея XI.506 и сл.; Филострат. Картины 2; Квинт Смирнский. События после Гомера (Posthomerica) VI.57—113 и XII.169—430.

¹¹Схолии к «Одиссее» Гомера XI.520; Диктис Критский IV.14; Малая Илиада. Цит. по: Павсаний III.26.7; Аполлодор. Цит. соч. V.12.

¹²Диктис Критский IV.22 и V.8.

¹³Еврипид. Гекуба 239—250; Гомер. Цит. соч. IV.242 и сл.

¹⁴Аполлодор. Цит. соч. V.13; Сервий. Цит. соч. II.166; Схолии к «Илиаде» Гомера VI. 311; Суда под словом Panadium; Диктис Критский V.5 и 8.

¹⁵Конон. Повествования 34; Сервий. Цит. соч.

¹⁶Дионисий Галикарнасский I.68 и сл.; Овидий. Фасты VI.434.

1. Все в этом сюжете имеет вид романического повествования или драмы, за исключением похищения Палладия, странного отказа Гекабы выдать Одиссея (см. 168.5) и смерти Париса от раны в лодыжку (см. 92.9; 126.3 и 164.j). Лопатка Пелопа была, вероятно, костью морской свиньи (см. 109.5). Рассказ о том, как Филоктет погиб от яда, т.е. стрел Геракла, смоченных в крови Гидры, вероятно, является самым древним (см. 162.l).

2. Павсаний сообщает (V.13.3) о том, что, когда греки возвращались из-под Трои, корабль, на котором находилась плечевая кость Пелопа, затонул в бурю у берегов Эвбеи. Много лет спустя эритрейский рыбак по имени Дамармен вытащил сетью кость такого большого размера, что счел за лучшее спрятать ее в песке, а сам отправился к Дельфийскому оракулу спросить, чья это кость и что подобает с ней сделать. Аполлон устроил так, что в тот же день явились посланцы из Элеи, желавшие узнать о том, как избавиться от моровой язвы. Пифия ответила элейцам: «Найдите лопатку Пелопа». Дамармену она сказала: «Отдай эту кость посланцам». Элейцы щедро его наградили и сделали должность хранителя этой реликвии наследственной в его семье. К моменту посещения Элиды Павсанием реликвия уже пропала, вероятно, под действием времени и морской воды, в которой кость долго лежала.

Тем временем Афина внушила Прилу[319], сыну Гермеса, мысль о том, что в Трою можно проникнуть с помощью деревянного коня, и мастер Эпей, сын Панопея, фокиец из Парнаса, вызвался построить такого коня с помощью Афины. Впоследствии, понятно, Одиссей присвоил все заслуги себе¹.

b. Эпей привел с Киклад к Трое тридцать кораблей. В доме Атрея ему принадлежала должность водоноса, что отображено на фризе храма Аполлона в Карфее. И хотя он был умелым кулачным бойцом и искусным ремесленником, но родился трусом. Так наказали боги его отца за нарушение клятвы — Панопей ложно поклялся именем Афины не прикасаться к тафосской добыче, доставшейся Амфитриону. С тех пор трусость Эпея вошла в поговорку².

c. Эпей построил огромного пустотелого коня, использовав еловые доски, а сбоку предусмотрел откидную дверцу. С другого бока были вырезаны большие буквы, означавшие, что конь посвящается Афине: «В благодарность за будущее благополучное возвращение домой греки посвящают этот дар богине»³. Одиссей уговорил самых храбрых греков надеть все доспехи и по веревочной лестнице забраться через откидную дверцу внутрь коня. Количество воинов внутри коня называют по-разному: двадцать три, тридцать, даже пятьдесят и, что вообще невероятно, три тысячи. Среди них были Менелай, Одиссей, Диомед, Сфенел, Акамант, Фоант и Неоптолем. Угрозами и посулами удалось уговорить присоединиться к отряду и Эпея. Он поднялся последним, поднял после себя лестницу и, поскольку лишь ему был известен секрет двери, сел рядом с запором⁴.

d. Ночью оставшиеся с Агамемноном греки выполнили все, что им велел Одиссей, а именно: сожгли свой лагерь, вышли в море и затаились у берегов Тенедоса и Калиднийских островов в ожидании вечера. Лишь племянник Одиссея Синон, внук Автолика, не уплыл с ними, чтобы было кому разжечь сигнальный огонь для возвращающихся кораблей⁵[320].

e. На рассвете троянские лазутчики сообщили, что греческий лагерь полностью сгорел, а сами греки ушли, оставив на берегу огромного коня. Приам с несколькими сыновьями отправился туда, чтобы убедиться во всем самому, и, когда они стояли, пораженные зрелищем, Тимоэт нарушил молчание. «Раз это дар Афине, — сказал он, — предлагаю взять его в город и установить в посвященной богине цитадели». «Ни за что! — вскричал Капис[321]. — Афина слишком долго благоволила грекам. Мы должны или тут же сжечь коня или взломать его и посмотреть, что внутри». Приам поддержал Тимоэта. «Мы поставим коня на катки, — сказал он, — никто не смеет осквернять собственность Афины». Конь оказался слишком большим и не мог пройти в ворота. Даже когда разобрали часть стены, он четыре раза застревал. С невероятным трудом троянцы втащили коня в город, из соображений безопасности заложив снова проход в стене. Вокруг коня еще раз возник жаркий спор, когда Кассандра объявила, что в коне прячутся вооруженные люди. Ее поддержал ясновидец Лаокоон, сын Антенора, которого по ошибке иногда называют братом Анхиса. С криком: «Глупцы, не верьте грекам, дары приносящим!»[322] — он бросил в коня свое копье и оно, дрожа, вонзилось ему в бок, отчего оружие внутри коня зазвенело. Раздались крики: «Разрушить его!» «Сбросить со стены!» Но сторонники Приама стояли на своем: «Пусть останется»⁶.

f. Споры стихли с приходом закованного Синона, которого привели двое троянских воинов. При допросе он показал, что Одиссей долгое время пытался уничтожить его за то, что он знает тайну убийства Паламеда. Греки, продолжал он, действительно устали от войны и давно бы уже отплыли домой, если бы им не мешала погода. Аполлон посоветовал им умилостивить ветры кровавой жертвой, как тогда, когда они долго не могли отплыть из Авлиды. «После этого, — продолжил Синон, — Одиссей поставил перед всеми Калхаса и потребовал, чтобы тот назвал имя жертвы. Калхас не стал сразу давать ответ, а удалился на десять дней, после чего, бесспорно подкупленный Одиссеем, вошел туда, где заседал Совет и указал на меня. Все присутствовавшие приветствовали его слова, поскольку каждый с облегчением вздохнул, узнав, что не стал «козлом отпущения», а меня заключили в колодки. Неожиданно подул благоприятный ветер, все поспешили на корабли и при всеобщей суматохе я сумел бежать».

g. Так удалось провести Приама, который принял Синона за жертву и велел снять с него колодки. «А теперь расскажи нам про этого коня», — ласково спросил он. Синон объяснил, что греки лишились поддержки Афины, от которой они зависели, после того как Одиссей и Диомед похитили Палладий из ее храма. Как только они принесли статую в лагерь, пламя трижды охватило ее, а на членах появился пот — знак гнева богини. После этого Калхас посоветовал Агамемнону отплыть домой и собрать в Греции новое войско, получив более благоприятные предзнаменования, а коня оставить как умилостивительный дар Афине. «Почему коня сделали таким большим»? — вопрошал Приам. Синон, хорошо наученный Одиссеем, ответил: «Чтобы не дать вам втащить его в город. Калхас предсказал, что если вы презреете эту священную статую, Афина уничтожит вас, но если статуя окажется в Трое, то вам удастся объединить все силы Азии, вторгнуться в Грецию и покорить Микены»⁷.

h. «Это все ложь! — вскричал Лаокоон. — Все это придумал Одиссей. Не верь ему, Приам»! И добавил: «Владыка, позволь мне удалиться, чтобы принести быка в жертву Посейдону, а когда я вернусь, надеюсь увидеть лишь пепел, оставшийся от этого деревянного коня». Нужно сказать, что троянцы, девять лет назад забросавшие камнями жреца храма Посейдона, решили не искать ему замены до тех пор, пока не кончится война. И вот их жребий пал на Лаокоона как на человека, который должен умилостивить Аполлона Фимбрейского, рассерженного тем, что вопреки данной им клятве женился и обзавелся детьми. Что еще хуже: он возлег со своей женой Антиопой в самом храме⁸.