6. Принадлежавшая Персефоне роща тополей расположена на дальней западной оконечности Аида, но Одиссей не «спускался» в него, как Геракл (см. 134.c) или Эней, хотя Кирка считала это делом свершившимся (см. 31.f). Флегетон, Кокит и Ахерон принадлежат непосредственно Аиду. Однако автор «Одиссеи» имела слабые географические познания и произвольно указывала то западный, то южный, то северный ветры. Одиссей должен был плыть, подгоняемый восточными ветрами, чтобы достичь Огигии и рощи Персефоны; южные ветры должны были отнести его к Телепилу и Эе. Тем не менее у нее были основания писать, что Одиссей плыл на восток к Эе, поскольку это страна зари, где герои Орион и Тифон встретили свою смерть. Микенские ульи всегда стояли летком к востоку. Кроме того, следует сказать, что Кирка, будучи дочерью Гелиоса, приходилась племянницей Эос («заря»).

7. Сирены (см. 154.3.) вырезались на каменных надгробьях в виде ангелов смерти, поющих погребальные песни под звуки лиры. Кроме того, им приписывали эротические помыслы в отношении героев, которых они оплакивали. Поскольку считалось, что душа расстается с телом в образе птицы, то и сирен, подобно гарпиям, изображали в виде хищных птиц, которые только и ждут, чтобы овладеть вылетевшей душой. Являясь дочерьми Форкия и двоюродными сестрами гарпий, они, тем не менее, не обитали под землей или в пещерах, а на зеленом острове-усыпальнице, напоминающем Эю или Огигию. Считалось, что они особенно опасны в безветренную погоду, в полдень, т.е. тогда, когда чаще всего случались солнечные удары и снились кошмары во время дневного сна. Поскольку их также называют дочерьми Ахелоя (см. 142.3), то, возможно, первоначально этот остров был одним из архипелага Эхинады, расположенного в устье реки Ахелой. Сицилийцы помещают его у мыса Пелориады (теперь Фаро) в Сицилии, латиняне — около Сиренусских островов рядом с Неаполем или отождествляют его с островом Капрея (Страбон I.2.12 — см. 154.d и 3).

8. Огигия — название еще одного острова-усыпальницы. Не исключено, что это слово происходит, как и слово «Океан», от промежуточной формы Ogen, а Калипсо («скрытая», или «скрывающая») — это еще одна богиня смерти, о чем говорит и ее пещера, вокруг которой растет ольха — священное дерево бога смерти Крона или Брана; в ее ветвях нашли приют бакланы, а также принадлежащие этой богине кобчики и рогатые совы. Калипсо обещала Одиссею вечную юность, но ему хотелось сохранить жизнь, а не обрести бессмертие героя.

9. Скилла («раздирающая»), дочь Форкия или Гекаты, и Харибда («засасывающая») — это имена разрушительной морской богини. Они были даны скалам и течениям по обе стороны Мессенского пролива, но их следует понимать и в более широком смысле (см. 16.2 и 91.2). Левкофея (см. 70.4) в образе нырка — это морская богиня, оплакивающая потерпевших кораблекрушение (см. 45.2). Поскольку критская морская богиня изображалась также в виде осьминога (см. 81.1), а Скилла стаскивает моряков с корабля Одиссея, не исключено, что критяне, торговавшие с Индией, знали о тропических разновидностях осьминогов, неизвестных в Средиземном море. Более того, им приписывали нападения на людей.

10. Только два события, происшедшие между стычкой Одиссея с киконами и его прибытием в Феакию, не имеют отношения к его девятикратному отрицанию смерти, а именно: посещение им острова Эола и похищение коров Гипериона. Следует, правда, отметить, что ветры, повелителем которых был Эол, — это духи мертвых (см. 43.5). Коровы Гипериона — это стадо, похищенное Гераклом, когда тот совершал свой десятый подвиг, т.е. посещал Аид (см. 132.1). То, что Одиссей утверждал, будто не участвовал в похищении скота, не имеет никакого значения. Его дед по материнской линии Автолик (см. 160.c) также не признавался, что похитил солнечных коров (см. 67.c).

11. Одиссей[351] — это красноликий царь-жрец (см. 27.11), а данное ему латинянами имя «Улисс», или «Уликс», возможно, произошло от oulos («рана») и ischion («бедро») — еще одно указание на шрам от нанесенной вепрем раны, по которой его узнала старая кормилица, когда он вернулся на Итаку (см. 160.c и 171.g). По широко распространенному обряду царь погибал от раны, нанесенной вепрем, однако Одиссею каким-то образом удалось выжить (см. 18.7 и 151.2).

Когда Одиссей проснулся, он поначалу не узнал свой родной остров, который «покрыла мглою туманною дочь громовержца Афина». Скоро явилась и она сама, приняв образ пастуха, и выслушала его длинную и лживую историю о том, что он якобы критянин, который, убив Орсилоха, сына Идоменея, вынужден был бежать на север на корабле финикиян, но был высажен спящим на берег. Афина засмеялась и погладила Одиссея по щеке: «Должен быть скрытен и хитр несказанно, кто сидит с тобою, — произнесла она. — Я первая между бессмертных мудрым умом и искусством на хитрые вымыслы. Как же мог не узнать ты Паллады Афины. В тяжких трудах подкреплявшей, хранившей в напастях и ныне всем феакиянам сердце к тебе на любовь преклонившей?... Но неприлично мне было вражду заводить с Посейдоном братом родителя Зевса, тобой оскорбленным». Она помогла ему спрятать «нетленную медь и богатые платья и злато», подаренные феаками, в глубине грота, а затем изменила его до неузнаваемости: кожа его стала морщинистой, голова полысела и некогда «златотемные кудри» стали седыми, на нем оказались вонючие отрепья. В таком виде она отвела его к хижине Евмея, верного старого свинопаса, служившего при дворце. Афина только что вернулась из Спарты, куда перед тем отправился Телемах, чтобы, спросить у недавно вернувшегося из Египта Менелая, есть ли какие вести об Одиссее.

Здесь нужно сказать, что, думая, будто Одиссей умер, целых сто двенадцать знатных молодых людей с островов, которые находились под владычеством Одиссея, — из Дулихия, Зама, Закинфа и Итаки — стали нагло ухаживать за его женой Пенелопой в надежде жениться на ней и заполучить трон. Поэтому они сговорились между собой убить Телемаха, как только тот вернется из Спарты¹.

b. Когда они первый раз попросили Пенелопу сделать выбор, она заявила, что Одиссей без сомнения жив, поскольку его возвращение домой предсказал надежный оракул. Когда позднее женихи проявили больше настойчивости, она сказала, что даст ответ, как только соткет саван на случай смерти старого Лаэрта, ее свекра. Целых три года она сидела над саваном, днем ткала, а вечером распускала работу. Так продолжалось до тех пор, пока женихи не разгадали ее хитрость. Все это время они развлекались во дворце Одиссея, пили его вино, ели его свиней, овец и коров и совращали служанок².

c. Тепло принявшему его Евмею Одиссей рассказал о себе еще одну лживую историю, но поклялся, что Одиссей жив и находится на пути домой. Неожиданно на острове высадился Телемах и, несмотря на заговор женихов с целью убить его, сумел прийти прямо в хижину Евмея. Это Афина заставила его поспешить домой из Спарты. Одиссей не раскрывал своего имени до тех пор, пока Афина не произнесла нужные слова и не вернула ему прежнее обличье. Сын и отец узнали друг друга. Но Евмей не был еще посвящен в их тайну, и, кроме того, Одиссей запретил Телемаху рассказывать обо всем Пенелопе.

d. Вновь переодевшись нищим бродягой, Одиссей отправился поглядеть, что делают женихи. По дороге он встретил козопаса Меланфия, который накинулся на него с бранью и даже ударил. Но Одиссей воздержался от наказания обидчика. Придя на двор, он увидел старого Аргуса, некогда знаменитую охотничью собаку, которая сейчас растянулась на куче навоза — плешивая, дряхлая и мучимая мухами. Аргус вильнул обрубком хвоста и повел рваными ушами в знак того, что признал Одиссея, и тот украдкой смахнул слезу, видя, как собака вздрогнула и навеки затихла³.

e. Евмей привел Одиссея в пиршественную залу, где Телемах, притворившись, что не знает, кто перед ним, оказал ему гостеприимство. Тут — неслышная и невидимая — явилась Афина и предложила Одиссею обойти вокруг стола, прося у женихов объедки, чтобы самому убедиться, что это за люди. Одиссей так и поступил и убедился, что они столь же жадные, сколь и прожорливые. Самым бесстыдным из всех был Антиной из Итаки (которому Одиссей рассказал выдуманную им историю своих странствий) — он просто запустил в него скамейкой, на которую ставят ноги. Одиссей, потирая ушибленное плечо, обратился к остальным женихам, которые признали, что Антиною следовало бы быть поучтивей. Пенелопа, узнав о том, что в ее доме оскорбили чужеземца, очень возмутилась и тут же послала за человеком, который выдавал себя за нищего, чтобы узнать от него хоть что-нибудь о потерянном муже. Одиссей обещал прийти во дворец в тот же вечер и рассказать ей все, что только она пожелает⁴.