Я еще раз до смерти напугал Френчи Ля Шапеля, материализовавшись на углу Евангельской улицы.

– Доброе утро, Френчи, – поздоровался я. От неожиданности тот подскочил на пару дюймов. – Ну что, придется тебя увольнять, а?

Френчи издал жалобный стон, как я и предполагал.

– Я искал Данстэна, но он как сквозь землю провалился, я не виноват!

– А мне надо знать, куда он переехал.

– Да как я его найду-то? – заскулил Френчи.

– А ты походи, поищи. Увидишь – топай за ним до самого дома. А потом возвращайся сюда, на угол, и жди меня.

– Ждать вас?

– Сделай вид, что стоишь на платформе и ждешь поезда Поездом буду я.

Уголки рта Френчи изогнулись книзу в кривой улыбке:

– Данстэна, кстати, уже много кто ищет. – Он рискнул украдкой заглянуть под поля моей шляпы. – Легавые его взяли после того, как корешу Стэджерса раскроили башку, да только почти сразу отпустили. Стэджерса и его дружков это не слишком обрадовало.

– Ты должен найти его до того, как это сделают они, – велел я.

Френчи качнулся на каблуках назад, вперед – собирался с духом:

– Я что, один пойду? А если что случится?

– Вызов «скорой» бесплатный.

Френчи перестал дрожать, в висках забился пульс.

– Давай, шагай на Конскую. Объясню, чем займешься в понедельник вечером.

Он задержал дыхание, когда я сделал шаг и преградил ему выход из проулка. Френчи был одним из тех пацанов, на глазах которых Живодер прочистил мозги малышу Клайду.

55

Лори вполуха слушала описание книги Райнхарта и содержание моего разговора со Сьюки Титер. Она оживилась, только когда мы подъехали к скоростной автостраде.

– Столько выяснить за один день! Еще вчера ты не знал ничего, а сегодня знаешь больше, чем хотел бы! Молодчина! Это надо отпраздновать.

Я спросил, благополучно ли Кобби вернулся домой.

– Благополучно. – Ее тон был сухим и ироничным. – Домой его привез Стюарт, а затем осчастливил нас своей компанией на несколько часов. Поэтому я и опоздала. – Лори свернула к бегущей на запад магистрали. – Он дул и дул в одиночку виски и твердил все об одном и том же. – Бросив взгляд через левое плечо, Лори утопила педаль газа. Когда мы выскакивали на магистраль, наш джип набрал скорость шестьдесят миль, а к моменту, как мы заняли скоростную полосу, стрелка спидометра подбиралась к семидесяти. – И по большей части – о тебе.

– Обо мне? – вырвалось у меня.

Гринвилл Милтон позвонил в «Лё Мадригаль» и пожаловался, что мужчина (по его описанию – я), оскорбивший его у входа в ресторан, зашел внутрь по его же, Милтона, рекомендации! Метрдотель Винсент вычислил меня и сообщил Милтону, что я сижу за столиком с миссис Хэтч и миссис Эштон. Милтон доложил Стюарту, который уже был в курсе, поскольку ему сообщил работающий на него частный детектив.

Лори продолжила:

– Сегодня утром какой-то тип ехал за мной по пути в город, потом проследил, как мы с тобой шли в здание муниципалитета, а потом – в больницу. Когда я вернулась домой, он со всех ног рванул за угол и обменялся парой слов со Стюартом Ну а тот, само собой, сунул Кобби в машину и погнал во весь опор домой.

Я оглянулся посмотреть в заднее стекло «монтаньяра»:

– Если Стюарт решил, что я работаю на Эшли, он сейчас, наверное, с ума сходит, ломая голову над тем, что мы с тобой делали в муниципальной больнице.

– Да он от всего с ума сходит. Особенно когда заходит речь о тебе. – Лори сверкнула на меня глазами. – Ездить куда-то с Данстэном – все равно что общаться с Чарльзом Мэнсоном[36]. Все бедствия, последовавшие после уничтожения Висячих садов Вавилона и заражения Черной Смертью всей Европы, он готов взвалить на вашу семью. Поселившись в Эджертоне, Данстэны занимались колдовством и карточным мошенничеством. Они заставили Кеннеди стать похожими на Рейганов! – Лучась насмешливыми искорками, глаза Лори встретились с моими. – Он именно так и сказал: «Они заставили Кеннеди стать похожими на Рейганов». Это впечатляет!

– Мы всегда были малость экстравагантны, – проговорил я.

Черепица крыши большого дома на Блюберри-лейн была из прорезиненного пластика, и в его дизайне неудачно сочетались стиль георгианского[37] дома и особняка эпохи Тюдоров. Впрочем, скорее всего, Стюарту с первого взгляда понравился участок, на котором потом вырос дом.

– Кто строил дом? – спросил я Лори.

– Это один из шедевров Гринни Милтона, – скривилась она. – Чтобы чувствовать себя хорошо под этой крышей, надо носить розовый блейзер и зеленые брюки.

Мы проследовали в обширное помещение, где островки мебели как будто парили в паре дюймов над ковром неярких расцветок. По лестнице протопали шаги. Из-за угла вылетел Кобби, кинулся нам навстречу и обнял руками ноги матери. Следом за ним появилась темноволосая женщина в голубых джинсах и просторном хлопчатобумажном свитере.

– Нэд, это Поузи Феабразер, моя избавительница. Поузи подарила мне сухое рукопожатие и улыбку, которая согрела бы и труп:

– Знаменитый Нэд Данстэн! – Пышные вьющиеся волосы Поузи были собраны на затылке, непослушные завитки норовили выбиться и упасть на лицо. Ей было года двадцать четыре или двадцать пять, и она принадлежала к тому типу женщин, которые красят губы даже под угрозой тюремного заключения. – Кобби весь день только о вас и говорит. – Поузи повернулась к Лори. – Я его покормлю через полчасика, хорошо?

Кобби отпустил мать и попытался утянуть меня за собой.

– Поможешь мне на кухне, когда уложим Кобби спать? Поузи опустила глаза, наблюдая, как Кобби уцепился за мою руку и делает «перетягивание каната», и улыбнулась мне:

– Цена обожания. – Она присела перед мальчиком на корточки. – Позволь Нэду немного поговорить с твоей мамой, прежде чем будешь просить его слушать твою музыку.

– Мы с Нэдом можем послушать музыку вместе. – Лори склонилась над сыном. – Кобби, Нэду нравится тот же самый отрывок Монтеверди.

Кобби сделал шаг на место, только что освобожденное Поузи:

– Правда? – Глаза малыша были предельно серьезны.

– «Confitebor tibi», – сказал я. – Эмма Кёркби. Очень нравится.

Кобби раскрыл от удивления рот. С таким же успехом я мог бы сказать, что по соседству со мной проживают Сан-та-Клаус и Пасхальный Кролик. Он крутнулся на месте и бросился к одному из парящих островов.

Мы с Лори уселись на диван цвета овсянки, а Кобби принялся загружать диск в один из блоков солидной музыкальной «стойки» под большим выразительным автопортретом Фриды Калло. Я не в силах был оторвать от него глаз. Я поискал глазами другие картины, унаследованные Лори от отца, и над камином увидел чуть меньшего размера портрет кисти Тамары де Лемпика: светловолосая женщина за рулем спортивного автомобиля.

– Изумительные картины, – сказал я Лори. Кобби уже едва не разрывало от нетерпения.

– Извини, – улыбнулась ему Лори. – Мы готовы. – Кобби нажал на кнопку воспроизведения.

Волшебный голос Эммы Кёркби плыл из невидимых колонок, превращая тягучий, плавный ритм песни в чистое серебро молитвы. Кобби, скрестив ноги, уселся на ковер, поднял голову и замер – он будто пил музыку, не сводя при этом с меня глаз. Ритм замедлился, затем устремился вперед на «Sanctum et terrible nomen eius», и Кобби обхватил себя руками. Мы дослушали до «Gloria patri», где Эмма Кёркби воспаряет в серии пылких, не в такт, инвенций, которые каждый раз, когда я слушаю ее, напоминают мне вдохновленное джазовое соло. Кобби по-прежнему не отрывал от меня глаз. Когда фрагмент закончился, малыш заметил:

– А тебе и правда нравится.

– И тебе очень нравится, – откликнулся я. Кобби поднялся с ковра:

– А теперь послушаем фортепьяно.

– А я пока покручусь на кухне, – сказала Лори и исчезла за углом Кобби поставил другой диск и нажимал кнопки, пока не добрался до последней части «Эстампов» Дебюсси – «Сады под дождем» в исполнении Золтана Кочиша.

вернуться

36

Мэнсон, Чарльз – гуру общины хиппи, известной как «семья Мэнсона», убийца жены кинорежиссера Романа Поланского – актрисы Ш. Тейт и шестерых ее друзей в Беверли-Хиллз в августе 1969-го. Вместе с тремя сообщницами был приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением.

вернуться

37

Георгианский стиль, стиль георгианской эпохи – название стилей архитектуры и мебели, сложившихся к середине XVIII и существовавших до 30-х годов XIX века.