Лори подскочила. Тачки покатились вверх по сходням к лесам; люди с бревнами перешли улицу. Зевака в канотье стал обходить десятника, десятник продолжил орать во всю глотку на «горняцких пони». Фотограф вынырнул из-под покрова и согнул в поклоне спину.

– Нэд, не надо… Нэд, пожалуйста… – прошептала Лори.

В то же мгновение вокруг нас выросли прежние стены комнаты. Нетвердой походкой обогнув кофейный столик, Лори опустилась на пол в футе от дивана. Она свернулась калачиком и прижалась щекой к ковру, как мистер Майкл Анскомб в последние мгновения своей жизни. Я опустился рядом на колени и погладил Лори по спине. Она отмахнулась.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил я.

– Нет. – Она проползла вперед, забралась на диван и вытянулась без сил. Минуту спустя села и хлопнула рукой по подушке:

– Я едва не нарушила свое золотое правило и не заблевала весь ковер.

– Как голова?

– Вернулась на место. – Лори наклонилась вперед, взяла со столика свой стакан, затем откинулась на спинку и прижала стакан ко лбу. Глаза ее были закрыты. Она вытянула ноги. Стакан опустился к губам – Хочу еще раз взглянуть на этот снимок. – Лори рывком подалась вперед и стала ворошить фотографии. Мне показалось, что веки ее чуть припухли. – Две минуты назад мы стояли на этом самом месте.

– Опустись мы по времени чуть ближе, и попали бы в кадр, – усмехнулся я.

– Я ничего не понимаю, но точно тебе скажу: мне это очень не нравится, – сказала Лори.

– Мне, кстати, тоже.

Лори откинулась на спинку и выпрямила спину:

– Но ведь ты сделал, это. Ты сводил меня туда. Здесь что-то не так.

– Это не может быть «так» или «не так», хорошо или плохо, – сказал я. – Тебе правильнее было бы сказать «ненормально». Или «неожиданно, непредсказуемо».

– «Неожиданно»! – Все лицо ее ровно залил яркий румянец. – Почему ты не предупредил меня, что собираешься сотворить?

– Да потому что ты бы мне не поверила.

Во взгляде Лори снова появилась внимательно-настороженная проницательность. Она опять полностью контролировала себя. И то, что она чувствовала себя так, будто у нее расстроился желудок, ничего не значило. Она видела все, даже гнев, на который я закрывал глаза.

– И часто ты такое вытворяешь?

– Стараюсь как можно реже. И скорее всего, больше мне это делать не придется.

– Это то, что ты унаследовал от Кордуэйнера Хэтча?

– От его отца, – сказал я.

– Давай сегодня не будем об этом, я больше не могу, – попросила Лори.

– Как скажешь.

Я начал засовывать фотографии обратно в папки, чувствуя себя так, будто мой мозг зажали в тиски и били по нему молотком. Лори подтянула колени к груди, опустила на них подбородок и безмолвно наблюдала, как я ухожу. Словно в бреду, я миновал входную дверь, забрался в «тау-рус» и, очнувшись, взглянул на часы. Тридцать пятый день рождения стал достоянием истории. На обратном пути в город мне пришлось съехать с шоссе и поспать часок.

Офицер Трехэфт внимательно наблюдал за тем, как я обхожу мертвый фонтан, будто ожидал, что я вот-вот дерну от него наутек.

– Похоже, у меня гости, – приветствовал его я.

– Капитан Мьюллен и лейтенант Роули ждут вас, сэр.

– О чем, интересно, они хотят побеседовать? Трехэфт моргнул:

– Полагаю, это имеет отношение к вашему визиту в управление нынче вечером, сэр.

– Ага, понятно. Давно ждете здесь?

– Пару минут.

В фойе гостиницы ночной портье поманил меня рукой. Навалившись грудью на конторку, он заговорил, почти не двигая губами:

– В ваш номер поднялись два копа. Если хотите слинять, черный ход там. – Он вытянул мизинец и показал им за конторку: несколько ступенек спускались в узкий коридор.

Я дал ему банкноту в пять долларов и выложил на конторку книгу Лавкрафта и папки с фотографиями:

– Пожалуйста, придержите у себя это, хорошо? Портье пожал плечами, и конторка опустела.

Когда я вошел в свой номер, лейтенант Роули поднялся с края кровати. Капитан Мьюллен устало кивнул мне с дальнего конца стола.

– Присаживайтесь, прошу вас, мистер Данстэн. – Он указал на стул напротив.

Пальцы мои нащупали рельефную каллиграфию «П. Д. 10/17/58», и я услышал, как мама говорит мне: «Если б я могла петь так, как играл на альте тот человек, Нэдди, я б заставила время замереть навеки…»

– Чем вы занимались до прихода в управление? Роберт, похоже, порядком потрудился.

– Катался.

– Катались. – Роули толкнул бедром ножку стола. – Ваш маршрут не пролегал через Эллендейл?

А я все слушал голос Стар: «Знаешь, поначалу-то эта группа мне даже не понравилась. Это был квартет с Западного побережья, а я никогда особо не любила джаз с Западного. А потом вдруг вышел этот с альтом, похожий на аиста, оттолкнулся от фортепьяно, поднес к губам инструмент и заиграл "These Foolish Things". Ox, Нэдди, это было словно…»

– Может, и пролегал, – кивнул я.

– Примерно в двадцать два тридцать Стюарт Хэтч обратился в отделение скорой помощи больницы Лаун-дэйл, – сообщил Мьюллен. – Он утверждает, что застал вас и миссис Хэтч в интимной ситуации и вы бросились на него с ножом.

– Вы носите с собой нож? – поинтересовался Роули.

– Мистер Хэтч также заявил, что во время последовавшей затем стычки вы вывихнули ему плечо и всячески оскорбляли его. Он хочет, чтобы против вас были выдвинуты обвинения.

«… ты попал в такое место, о котором и слухом не слыхивал, но тебе там уютно как дома. Он ухватил мелодию буквально за мгновение до того, как коснулся губами мундштука, и повел ее выше и выше, и все, что он играл, так сладко ложилось на душу – будто сказка…»

– Мне плевать, чего хочет Стюарт Хэтч, – сказал я. – Ничего у него не выйдет. Он все переврал.

– Мистер Хэтч вывернул плечо вам?

– Данстэн, покажите нож, – велел Роули.

– Ножа у меня нет. – Я рассказал им о поездке в Эллендейл и завязавшейся драке с пьяным Стюартом Хэтчем. – И тут он лезет в ящик буфета и достает оттуда нож для овощей. Он сказал что-то вроде: «Жаль, я искал что-нибудь более внушительное», и кинулся на меня. Я сбил его с ног и вывернул ему плечо. А еще я врезал ему по ребрам, потому что к этому моменту был уже в не очень хорошем настроении. После чего я вышвырнул его из дома. Стюарт намеренно врезался во взятую мной напрокат машину и рванул в Лаундэйл со скоростью миль сто в час Удивительно, как глупо он себя вел. Всему этому была свидетелем его жена.

– Уровень содержания алкоголя в его крови превышал допустимый в четыре раза, – сказал Мьюллен. – По сообщению офицера, бравшего показания у миссис Хэтч, слово, которое ее муж применил, когда увидел нож для разделки овощей, было «импозантное», а не «внушительное». «Жаль, я искал что-нибудь более внушительное». Чувствуете разницу?

– Капитан, – сказал Роули, – они ж сговорились. Мистер Хэтч застукал их в постели, и Данстэн схватился за нож.

– Офицеру, допрашивавшему миссис Хэтч, показали мусорную корзину, полную осколков тарелок. Думаю, мы можем отклонить обвинения мистера Хэтча.

– А вы и там уже побывали?

– Мы в состоянии передвигаться достаточно быстро, когда надо.

«Нэдди! – раздался мамин голос. – Передо мной будто мир раскрылся и поведал свою историю. Я словно взмыла к небесам».

Хриплым голосом Роули проговорил:

– Странное дело, этот парень вдруг оказывается всюду, где бы мы ни появились. Уже два дня никто не видит Джо Стэджерса, а мы знаем, что Стэджерс охотился за ним Как вы думаете, Данстэн, что стряслось со Стэджерсом?

– Заявление о его пропаже, по-моему, еще никто не подавал.

– Нет, ну ты подумай, каждый раз Данстэн выдает алиби, и все алиби подтверждают женщины. Беды мистера Хэтча, похоже, ветром унесет, а Данстэна ветром унесет еще раньше. И наладится нормальная работа. Кого ж выгоднее припереть к стенке, а, капитан?

Мьюллен хлопнул ладонями по животу и поднял изучающий взгляд к потолку: