— Чувства не подчиняются запретам, Наташ, тебе ли не знать? Всё равно бы испытала к нему симпатию! В Илью тоже не следовало влюбляться! Ваше будущее с самого начала было предопределено! Он — богач, ты — нет. Дальше и говорить нечего! Лучше бы сразу мозги включили и предохранялись. И ситуации, подобно той, что сложилась не было бы. И не мучилась бы с дитём, который и нужен-то только тебе и Сергею Семёновичу.

— Лучше посмотри на бревно в своём глазу, Лиза!

— Да как ты?!

— Иди. Тебя люди ждут.

Тут Артёмка всхлипнул и расплакался.

— Мамочка, не лугайся, давай мы тоже пойдём.

Лиза развернулась и, громко стукнув дверью, ушла. А я сползла вниз по стенке и закрыла лицо руками. Это была первая наша ссора за последние пять лет. И, скорее всего, последняя.

Тёма, глотая слёзы, подошёл ко мне и потянул за рукав.

— Мама, она больше не плидёт?

— Прости, малыш. Мы немного поругались, но обязательно помиримся, — вопреки желанию успокоить и себя, и сына, слёзы хлынули из глаз. Лиза — единственная подруга. Мне не хотелось с ней ругаться, но и столь резкие слова не могли оставить равнодушной. Сама же вышла замуж по залёту, а меня ещё учить пытается.

Я обняла сына, который тут же уткнулся в мою шею, но, слава богу, перестал плакать, изредка переводя дыхание. Пусть Артём будет нужен только мне. Пусть мы останемся одни в целом мире, но мой сын никогда не почувствует себя одиноким. Никогда.

— Наташа? — дверь отворилась и перед нами появился Степан. — Что случилось? Лиза вышла сама не своя.

Он опустился рядом с нами на корточки. В голубых глазах, которые так привлекли моё внимание, плескалось беспокойство. Степан смотрел так, словно заглядывал в душу и касался самого драгоценного, что есть у человека — сердца. Я протянула ладонь и разгладила залёгшую глубокую морщину на его лбу, отчего мужчина растерялся и будто иначе взглянул на нас. Он захотел о чём-то сказать, но я перебила его, говоря вовсе не те слова, которые хотелось бы. Но и иначе никак.

— Стёп, уходи а. Оставь нас с сыном в покое. Если у тебя нет других способов отомстить своему родственнику, тогда прости его. Только нас не трогай больше. Ты не принёс ничего доброго в нашу семью.

— Наташа…

— Уходи.

— Мам, не надо, — Артём вновь заплакал и сильнее прижался ко мне. — Пожалуйста, я хочу папу…

Степан замер, не сводя шокированного взгляда с моего сына. Тяжесть сковала грудь, и что-то неприятное засосало под ложечкой. Стало так обидно за Тёмку и так стыдно за себя. Не прогнала в своё время. Сглупила.

Я поднялась на ноги, всё ещё держа в объятьях ребёнка и, не глядя больше на мужчину, пошла в комнату. Если у Степана имеется совесть, то он сам уйдёт.

Вскоре послышался хлопок двери. Вот и всё. У нас осталась всего лишь одна проблема — Илья.

— Ало, Наталья. Вы готовы?

— Да, Тимофей. Через пять минут спущусь.

— Жду.

Я отключила телефон и спрятала его в карман джинс. Преподавательница ещё две минуты разъяснила нам материал, а затем раздала список литературы, которая понадобиться нам при сдаче экзамена через три недели. Честно говоря, её пары и в прошлый раз меня морально опустошали, а теперь было страшно вообще открывать учебники и изучать психические отклонения. Тем более, что многие описываемые диагнозы сопровождались описания реальных случаев.

Тимофей припарковался у входа в главный корпус университета. Попрощавшись с девочками, я поспешила к его автомобилю.

— Мы успеваем? — уточнила у него, застёгивая ремень.

— Да. Встреча через сорок минут. Ехать недалеко.

— Спасибо за помощь.

— Это всего лишь моя работа, — улыбнулся мужчина и сосредоточился на дороге.

Вскоре мы подъехали к офисным зданиям и остановились у одной из контор. Илья уже стоял со своим адвокатом у входа и что-то обсуждал. Наши сопровождающие поприветствовали друг друга, а мы лишь обошлись молчаливыми кивками. Желания говорить с ним не было совершенно. К тому же, я сильно волновалась, боясь, что мой бывший может что-то выкинуть.

Нотариус принял нас спустя несколько минут. Он внимательно прочёл заявление бывшего и почесал свой лоб. При этом выглядел сильно озадаченным. От меня тоже потребовалась бумага, что подтверждала бы согласие на лишение отцовства. Пришлось переписывать с трафарета два экземпляра и стараться быть максимально спокойной. Только вести себя так, словно сейчас ничего не происходит, у меня не получалось. В какой-то момент задрожали руки. Уверенности, с которой Илья выводил свою подпись, и безразличие на его лице никак не вязались с моим состоянием. Я разнервничалась. Сомнения в правильности решения вновь закрались в душу. Вдруг, спустя годы, мой сын обвинит меня в том, что я лишила его отца? Мы ведь не знаем, как жизнь будет мстить нам за прошлое.

— Наталья? — на моё плечо опустилась рука. Тимофей посмотрел на меня и поджал губы, — Всё нормально.

Его твёрдый взгляд вселил уверенность. Будь, что будет!

Мы провели у нотариуса около часа. Вереницей бумаг, что выдавал принтер, казалось, можно спокойно обложить само здание. Под конец мне стало настолько душно, что из кабинета я попросту вылетела. Захотелось подышать свежим воздухом, прояснить мысли и успокоить ноющее сердце.

На крыльце стояли двое мужчин и курили, поэтому я опустилась по широкой лестнице в восемь ступеней и встала поодаль.

— Ну, что ж, — стоило услышать голос Ильи, как тут же вздрогнула от неожиданности, — дело наполовину сделано. С судьёй мы почти договорились. Остались лишь некоторые документы, которые ты должна предоставить, и можно навсегда прощаться.

Он достал из кармана пачку сигарет. Никогда не замечала за ним такой привычки. Даже по прошествии многих лет, человек по имени Илья Верухин останется для меня загадкой, потому что его поступок невозможно понять. Невозможно оправдать.

Да и как вообще теперь себя вести? Что потом сказать сыну? Достаточно ли будет объяснений? Глядя на Илью, впервые за долгое время осознала — он недостоин слов. Нет смысла зря сотрясать воздух. Этот мужчина совершает глупейшую ошибку в своей жизни, но я искренне желаю, чтобы он осознал это лишь на смертном одре, когда уже невозможно будет что-либо исправить. А мне, если судьба смилостивится, может и попадётся в жизни добрый и честный человек, готовый принять и полюбить Артёма, как собственное дитя.

Тут на парковку въехал знакомый мне автомобиль. И нет, это была не машина Степана. Чёрный Мерседес с тонированными окнами. Изящный, строгий, как и её хозяйка в тёмно-сером платье и лакированных туфлях. Марина Демьяновна обвела взглядом здание и поправила непослушный локон на идеально уложенной причёске. Увидев нас, она бесшумно захлопнула дверь автомобиля и застучала каблуком сначала по асфальту, а затем по тротуарной плитке.

— Илюша! — имя сына женщина произнесла с угрозой. — Я надеюсь, у тебя есть очень серьёзное оправдание своему поступку!

— Дай угадаю, Ира настучала?

— Неважно кто. Твоя невеста просто переживает. А эта… — она обратила на меня своё внимание, прищурилась и хмыкнула, снова обращаясь к сыну. — Я жду объяснений. Ты ведь не писал никакой отказной?

— Написал. И заверил уже. Мам, давай дома поговорим.

— Что?! Какое ещё «дома»?! Илюша! Это же твой сын!

— Пока что мой, а через пару недель перестанет им быть.

— Но…

— Замолчи уже! Не привлекай лишнего внимания к нам. Я сам разберусь со свей жизнью.

Марина Демьяновна начала нервно мять руки и уставилась под ноги. Затем вскинула голову и с ненавистью посмотрела на меня.

— Это всё ты, не так ли? Тогда вскружила голову моему сыну и сейчас не даешь покоя нашей семье? — её голос прозвучал как-то надрывно. На секунду меня даже проняло. Видно было, что она переживает, но насколько искренне? — Илья, я прошу… Нет, я требую немедленно отменить всё! Это же ребёнок…

У женщины на глазах появились слёзы, но мне отчего-то вспомнились события пятилетней давности. Почему же тогда Артём не был «ребёнком»? Что же изменилось теперь?