– Хорошо. Тогда я пойду.

На том бы все и кончилось – по крайней мере, на этот раз, – если бы не Джесси.

– Погодите… а вы, собственно, кто? – спросил он.

Ник как раз проходил мимо Джесси. Еще чуть-чуть, и он бы ушел совсем…

– Он уже уходит, – вмешалась я.

Но Ник обернулся и представился:

– Ник Кэмпбелл, старый приятель Энни.

Джесси кивнул и уже хотел повернуться ко мне, как вдруг застыл, вытаращив глаза.

– Подождите… Ник? В смысле, ее бывший?

Но прежде чем Ник успел ответить, прежде чем я смогла вмешаться, Джесси бросил упаковку чипсов на пол и наотмашь заехал ему в челюсть. Что-то хрустнуло, Ник отлетел назад и грохнулся на пол.

Я инстинктивно наклонилась и взяла его за плечи:

– С тобой все в порядке?

Он кивнул, пытаясь пошевелить окровавленной челюстью:

– Да, все хорошо… наверное, я это заслужил.

Я воззрилась на Джесси:

– Ты что, рехнулся? Ну и чего ты хотел этим добиться? Мы же взрослые люди, в конце-то концов!

– Он ведь сам сказал, что заслужил, – заметил Джесси.

– Какая, на фиг, разница! Мы же взрослые люди! – повторила я, повышая голос и теряя самообладание.

В ответ Джесси только пожал плечами, поднял свои чипсы и ушел. А я осталась практически в том же положении, с которого все началось, – наедине с Ником и снова на коленях.

– Интересно, о чем ты думал, когда приехал сюда?

Мы находились в вестибюле отеля «Нортгемптон» – это было ближайшее место, где я могла оставить Ника в таком состоянии. Он сидел передо мной на столе, одной рукой держась за шею, чтобы не потерять равновесие, в другой сжимая стакан шотландского виски – тоже, в каком-то смысле, чтобы не потерять равновесие, а я вытирала кровь с его распухшей губы старинным, украшенным вензелем полотенцем.

– Я же сказал, что мне очень жаль. И мне правда жаль.

– Прекрасно. – Я сделала шаг назад и внимательно изучила результат своих трудов. – Только это не ответ на мой вопрос.

Ник растерянно посмотрел на меня:

– А что ты спросила?

– Хватит, Ник.

Я выбросила полотенце в плетеную корзину и опустилась в потертое кресло, скрестив на груди руки. Не хотелось даже думать о том, что открытие ресторана для Гриффина испорчено. Подобное простить невозможно. Но такова была неопровержимая истина, а я сидела в одной комнате с тем самым человеком, который это сделал.

– Теперь уже ничего не исправить, – сказала я. – Ты сделал свой выбор, я – свой.

– Знаю, – ответил Ник.

– Судя по всему, не знаешь. Иначе мы бы здесь не сидели.

Если честно, главный вопрос заключался не в том, что тут делает Ник. Сама-то я что тут делала? В вестибюле отеля, в нескольких милях от мужа? Почему я не пошла обратно в ресторан?

Вообще-то я так и сделала, вернее, попыталась. Но Гриффин быстро передвигался по кухне, явно стараясь выкинуть из головы то, что сейчас произошло. Он не остановился, даже когда увидел меня, – только бросил на ходу: «Поговорим потом». Казалось, гуманнее всего уйти и вернуть ему этот вечер или, по крайней мере, оставшуюся его часть.

И поэтому я пришла сюда, уверенная, что Нику нужна сейчас дружеская рука. И еще я надеялась получить ответы на свои вопросы – окончательные ответы, после которых смогу закрыть за ним дверь. Как будто они существуют – окончательные ответы и закрытые двери.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – попросил он. – Хотя бы несколько минут.

Кровь закапала всю футболку и джинсы Ника. Вид у него был такой жалкий, что дольше сердиться я не могла.

– О чем, например? – спросила я уже мягче.

– О чем угодно.

Ник поднял стакан с виски и прижал его к распухшему подбородку.

Внезапно я почувствовала, что больше не могу с ним воевать. Тем более он все равно уже проиграл, пусть и по собственной вине.

Я сделала глубокий вдох:

– Как поживает моя собака?

– Хорошо. Очень хорошо.

– Правда?

Ник достал из кармана мобильник.

– Я привез с собой ее фотографии. Хочешь посмотреть?

Я кивнула. Я правда хотела посмотреть. В ту минуту это было единственное желание, в котором я не сомневалась.

Ник бросил мне телефон, я поймала его и начала листать фотографии. Сердце сразу забилось быстрее, когда я увидела, как Мила спит на подоконнике в квартире у Ника, гуляет в парке – в Баттерси, скорее всего, – заигрывает с кошкой у щита с надписью «Вокзал Виктория» – да-да, именно с кошкой. Похоже, моя девочка тоже не знала, как можно себя вести, а как нет.

– Мисс Мила… – произнесла я, качая головой. – Кто бы мог подумать, что она такая европейка?

– Удивительно, правда? – отозвался Ник. – Зато совсем не удивительно, что она ужасно по тебе скучает.

– Я по ней тоже. И показывать мне ее фотографии – удар ниже пояса.

– Ты же сама попросила!

Он был прав. Я сама попросила. Мне хотелось узнать обо всем, что происходит с Милой. Если честно, мне хотелось узнать побольше и о самом Нике. Он тем временем прихлебывал виски и, судя по взгляду, пытался решить, достаточно ли знает о моей жизни, чтобы сказать то, ради чего приехал.

– Я, кстати, живу не в Баттерси, а в Пимлико.

Я подняла на него взгляд:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Как-то странно было бы жить в доме, который ты для нас выбрала, без тебя…

Я кивнула и снова посмотрела на фотографию Милы, чтобы не встречаться с Ником глазами. Затем, по-прежнему не глядя на него, я бросила ему телефон. Хочется верить, что именно поэтому он не долетел, а шлепнулся Нику под ноги. Мы оба уставились на валяющийся на полу мобильник, но никто из нас не пошевелился, чтобы его поднять.

Ник сделал еще один глоток.

– Я тут подумал… Пока я жил один в этом доме… чужом доме… меня постоянно мучила одна мысль: сколько же времени мы проводим, пытаясь слушать друг друга. Мы страшно гордимся, что так старательно слушаем, и можем упустить самое главное – то, о чем любимый человек боится нам сказать.

Я подтянула колени к груди и обхватила их руками.

– Ну и? – спросила я. – О чем же я боялась тебе сказать?

Вместо ответа Ник опустил руку в карман – медленно, неуверенно, – достал оттуда какой-то предмет, посмотрел на него и бросил мне.

Маленькая красная коробочка. Не бархатная, но все же коробочка для кольца. Я открыла ее и увидела кольцо с бриллиантом. Оно было очаровательно и словно принадлежало той же эпохе, что и обветшалый вестибюль.

Я достала его большим и указательным пальцем и подняла глаза на Ника:

– Я не понимаю…

Я по-прежнему держала кольцо двумя пальцами и по-прежнему не была уверена, что происходит.

– Я приехал, чтобы сделать предложение.

– Кому?

– Тебе.

Я смотрела на кольцо, очаровательное старомодное кольцо, онемев от удивления.

– Но… я же замужем.

– Знаю.

Я опять подняла глаза на Ника:

– Ты дождался, пока я выйду замуж, чтобы сделать мне предложение?

Он хотел что-то ответить, но я его перебила:

– Ты вообще в своем уме?

– Просто посмотри…

Ник указал на кольцо: на внутренней стороне была та же надпись, что и на медальоне, который он подарил мне в той, другой жизни – нашей жизни: «Тебе, навсегда».

– Это бред, – сказала я и встала, собираясь уйти. И почему на то, чтобы выбраться из этого ужасного вестибюля, требовалось так много времени?

– Послушай, Энни, я знаю, что между нами все страшно запутано. И знаю, что это во многом моя вина.

Ник тоже поднялся с места и теперь стоял, преграждая мне путь.

– Но я хочу, чтобы ты знала: у нас с Перл ничего не было. Она тут вообще ни при чем. Я влюбился не в нее, а в свое представление о ней, в свое представление о другой жизни… более простой, более стабильной… в свое представление о том, чего я должен хотеть. Но на самом-то деле я хочу чего-то другого, если ты понимаешь, что я пытаюсь сказать.

– Не особо.

Ник посмотрел на меня. С одной стороны, я ждала пояснений, а с другой – прекрасно знала, что он имеет в виду. А он знал, что я знаю. Ник пытался сказать мне, что ничего не изменилось. Но есть черта, после которой вернуться уже невозможно. Разве он не оставался за этой чертой слишком долго?