– Энни, ты понимаешь, от чего отказываешься? Через год твое имя будет у всех на устах. Кому такое не понравится?
«Только тому, кого это больше не интересует», – подумала я. Только для такого человека предложение Мелинды не покажется шагом вперед, что бы ни значило это «вперед».
– Разве что ненормальному, – согласилась я и виновато пожала плечами: – Извини, мне надо идти.
Через пять минут, прижимая к уху телефон, я уже бежала по направлению к Риджент-стрит, чтобы хоть немного приблизиться к тому единственному человеку, которому должна была сказать: «Я наконец-то поняла, чего хочу».
А пока я делала звонок – звонок, который необходимо было сделать. Но меня перенаправили на голосовую почту.
– Привет, Ник, – сказала я после сигнала. – Перезвони мне, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить. Может, даже лично. В любом случае я хочу попросить тебя кое о чем… – Я уже хотела нажать на «отбой», но вдруг спохватилась: – Ах да, кстати… это Энни.
Я хотела остановить такси, чтобы добраться до своей квартиры, а оттуда сначала в Хитроу, потом в аэропорт Логан и наконец в западный Массачусетс – то самое место, где мне следовало быть. Но тут у меня зазвонил мобильник.
Зазвонил мобильник, и на экране высветилось имя, которое я никак не ожидала увидеть, и голос, который я никак не ожидала услышать, начал что-то торопливо говорить.
– Энни, тебе нужно вернуться, слышишь? Садись на самолет и возвращайся домой.
– Что случилось?
А потом время замерло, и Джесси рассказал мне, что случилось.
36
Даже если бы от этого зависела моя жизнь, вряд ли я смогла бы рассказать, как доехала до Хитроу (на такси, скорее всего), села на самолет (меня бы не пропустили без паспорта, но разве он был у меня с собой? Не помню) и добралась от бостонского аэропорта Логан до реанимационного отделения больницы «Кули Дикинсон Хоспитал». Ни за что не стала бы смотреть видео об этой поездке!
Но в конце концов я каким-то образом очутилась в холодной, плохо освещенной комнате ожидания и, оглядевшись по сторонам, заметила в углу сгорбленного Джесси и женщину, которой никогда раньше не видела. Зато такие же ярко-рыжие волосы я видела у Сэмми и Декстера. Шерил…
Они вскочили на ноги, стряхнув с себя оцепенение. Джесси обнял меня, явно обрадованный, что для него наконец-то нашлось дело, пусть и бесполезное – рассказать мне, что происходит.
– Это называется астматический статус, – заговорил он.
Только теперь, остановившись, я наконец почувствовала, как сильно колотится у меня сердце.
Шерил повернулась к мужу:
– Джесс, не пугай ее. От таких разговоров ей только станет страшно.
Я ощутила слабость в ногах от этого маленького, но такого необходимого проявления доброты.
– Проще говоря, у Гриффина тяжелое осложнение астмы, – пояснила Шерил мягким приглушенным голосом.
– Насколько тяжелое?
– Еще не знаем, – ответил Джесси.
Я отвела взгляд – как будто если не смотреть на Джесси, его слова перестанут быть правдой…
– У Гриффина отказали легкие, – продолжил Джесси. – Он был без сознания, когда его нашли на кухне.
– В ресторане?
Джесси кивнул:
– Вопрос в том, сколько Гриффин пробыл в этом состоянии, прежде чем мы к нему подоспели. Он поехал на работу, а ингалятор забыл дома. Если бы ингалятор оказался у него с собой…
– Понимаю, – проговорила я.
– С ним с детства такого не случалось.
– Гриффина подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, – сказала Шерил. – На нем маска с трубками. Лучше тебе узнать об этом заранее – прежде чем ты к нему войдешь.
Она мягко дотронулась до моей руки, словно мы хорошо знали друг друга. В каком-то смысле так и было.
– Ты хочешь сказать, что все не так страшно, как кажется?
– Я хочу сказать, что пока все именно так страшно, как кажется, – ответила Шерил. – Врач говорит, что мы чуть его не потеряли. Неизвестно еще, обойдется ли без последствий.
Чуть его не потеряли…
И тут я заметила ее. Она вошла в комнату ожидания, держа в руках поднос, нагруженный безвкусной едой из кафетерия. Вид у нее был встревоженный – такой вид бывает только у матери, когда ее ребенок в опасности.
Эмили.
Она бросила на меня полный негодования взгляд, потом опомнилась и выдавила из себя слабую улыбку, но я уже поняла: ничто не прощено и не забыто.
Однако она все же прочистила горло и сказала:
– Мы будем рядом, когда вы вернетесь.
Как же мне хотелось броситься к ней на шею и разрыдаться…
– Я вам очень благодарна, – проговорила я и снова повернулась к Шерил и Джесси: – Куда идти?
Джесси махнул рукой, и я пошла.
Гриффин медленно приходил в себя. Я встала со стула, на котором спала, и подошла к больничной койке.
Он открыл глаза. Постепенно его взгляд сфокусировался на мне, а на лице выразилось удивление.
– Привет, – сказал он.
– Привет…
Я наклонилась и почти встала на колени, зависнув в этом неловком положении, чтобы наши лица оказались на одном уровне.
– Тебе позвонили? – спросил Гриффин.
– Да, – ответила я, понижая голос и стараясь не смотреть на мужа слишком пристально. Казалось, выражение моих глаз скажет гораздо больше о том, как он выглядит, чем многочисленные трубки, кислородная маска и пульсация подключенной к нему машины. Лицо у Гриффина было бледное, зеленые глаза – тусклые и вялые. И тут я начала осознавать, что делает Гриффина Гриффином, – свет, который он излучает. И еще я поняла, что происходит, когда этот свет гаснет.
Он снова закрыл глаза:
– Я просил тебе не звонить.
В груди екнуло, словно меня ударили. Разумеется, я все поняла: Гриффин не хотел, чтобы его болезнь повлияла на мое решение и я вернулась только поэтому. Может, рассказать ему, что я сделала выбор еще до звонка Джесси? Пожалуй, не стоит. Время неподходящее. И потом, вдруг, пока меня не было, Гриффин осознал, что хочет чего-то другого?
– Можно прилечь рядом?
– Конечно, – кивнул он.
Я легла на кровать, тесно прижалась к Гриффину и уткнулась лицом ему в грудь, слушая биение его сердца – слишком медленное, пожалуй. Хотя с чем мне сравнивать? Я никогда не обращала внимания на то, как бьется сердце моего мужа, и теперь это казалось особенно ужасным.
– Ты помнишь, что случилось? – спросила я.
– Не все… Только лучшее и худшее.
Я повернула к нему лицо:
– Правда?
Он кивнул:
– Я поехал в ресторан утром в понедельник, чуть раньше семи, чтобы провести инвентаризацию.
– И это худшее?
– Это худшее, – повторил он.
– А лучшее?
– Мне не пришлось проводить инвентаризацию.
Я улыбнулась и легла щекой ему на грудь. «Чуть его не потеряли…» – звучали у меня в ушах слова Шерил, и улыбку грозили вот-вот сменить слезы. Но я сдержусь. Я не заплачу…
– Это хорошо, – проговорила я.
– Я тоже так подумал.
Я почувствовала, что Гриффин засыпает, и обвила его руками, стараясь накрыть собой все его тело.
– Ты изменилась, – сказал он.
– Неправда.
– Нет, пожалуй, не изменилась. По крайней мере, не сильно.
Гриффин замолчал, и с минуту мы оба ничего не говорили.
– Ты будешь здесь, когда я проснусь? – наконец спросил он.
– Я буду здесь, когда ты проснешься.
Засыпая, Гриффин положил руку мне на спину и прижал меня к себе чуть теснее.
Я лежала рядом с мужем и слушала его дыхание, как будто от этого зависела моя жизнь. И в каком-то смысле так и было.
37
Проснулась я через несколько часов – от того, что кто-то тряс меня за плечо. А может, и не через несколько – я понятия не имела, сколько прошло времени, знала лишь, что Джесси стоит передо мной с двумя огромными кружками кофе в руках. Я взглянула на часы: пять ноль восемь. Вечера или утра? Определить было невозможно. Шторы почти не пропускали света, и в палате царил полумрак, словно в казино.