Мы знали друг друга настолько хорошо, что утром десятого дня я встала с постели, приняла душ и надела джинсы и сиреневый топ. Джордан даже не позвонила, но я чувствовала: она придет. Мне хотелось показать, что со мной все в порядке, о чем и должен был сигнализировать сиреневый топ: люди, которым плохо, не носят сиреневое. Они носят черное. Ну, или зеленое.

По той же причине я сидела за кухонным столом и делала вид, будто работаю, – ради Джордан, чтобы она поменьше обо мне волновалась. К тому же я была бы не против, если бы она рассказала Нику о том, в каком состоянии меня нашла.

Ведь Джордан – сестра Ника.

Мы с ним познакомились на нашем с Джордан выпускном. Ник утверждал, будто влюбился в меня в тот же день, но я в этом сомневаюсь. Во-первых, встречаться мы начали только через несколько лет. А во-вторых, студенческий берет и мантия еще никого особо не красили.

Джордан остановилась на пороге кухни, уперев руки в бедра, и окинула меня критическим взглядом.

– Что же, – констатировала она, – во всем есть свои плюсы. Ты похудела фунтов на шесть, а может, и больше…

Я подошла и обняла подругу, крепко обвив ее шею руками, а Саша прижалась к моим ногам. Джордан плакала – плакала сильнее меня, а ведь обычно она чувствительностью не отличается. Правда, о каждой моей статье Джордан писала письмо редактору, поэтому я верила, что в глубине души она человек чуткий и нежный. И все же за неполных пятнадцать лет нашей дружбы я видела ее слезы ровно два раза, и это был второй из них.

– Итак, – сказала Джордан, отстраняясь и вытирая глаза. – Я зашла в веганский ресторан в Пасифик-Палисейдс и купила того отвратительного салата из капусты кале, который тебе так нравится.

– Правда?

– Да. Пахнет там почему-то индейкой. В общем, я купила целый фунт этого безобразия и еще канистру твоего любимого кофе. Первым делом мы сядем за стол, и ты поешь.

Это был скорее приказ, чем предложение.

– Хорошо, – согласилась я.

– И прямо сейчас, а то капуста станет еще холоднее и жестче. Это первый пункт нашей программы.

– А второй?

– Увидишь.

Когда мы все устроились за столом, Саша тут же уткнулась носом в раскраску про Чудо-женщину. Мы с Джордан сели рядом, и она поставила между нами салат. В окна ярко светило солнце, и в его свете капуста кале напоминала криптонит – радиоактивный кристалл с планеты Супермена.

Пока я наливала себе кофе, Джордан осторожно взяла кусочек капусты, обнюхала и положила обратно.

– В общем, я покорно ждала, пока ты позвонишь, – заговорила она. – Но завтра я улетаю по делам в Италию, так что дольше ждать не могу.

Я отхлебнула кофе и задумалась, как же ей объяснить.

– Я не хотела, чтобы ты оказалась между двух огней.

– Между двух огней? – Джордан наклонилась ко мне, чтобы встретиться со мной взглядом. – Каких еще огней? К твоему сведению, я ненавижу брата за то, что он сделал.

– К твоему сведению, прямо сейчас я тоже от него не в восторге.

– Он определенно спятил. Бросить тебя, и ради кого? Ради этой Перл?!

Перл. Оказывается, у нее есть имя. И это имя – Перл.

Джордан откинулась на спинку стула и покачала головой:

– Она мне не нравилась, даже когда мы были знакомы. Мы в детстве жили на одной улице. Ник тебе говорил?

– Не напрямую. – Я немного помолчала. Мне не хотелось спрашивать, но и не спросить я тоже не могла. – Что она собой представляла?

– Сто лет тому назад? Главный чирлидер. Королева бала на встрече выпускников. Ходячий кошмар любой девчонки, у которой не успела вырасти грудь.

– Замечательно.

– Ну и что? – с отвращением сказала Джордан. – А еще она командирша почище меня! И вообще, что это за имя такое – Перл? Ты знаешь кого-нибудь с таким именем? Девяностолетние старушки не в счет.

– Кажется, в кофейне «Люкс» работает бариста по имени Перл, а ей где-то двадцать с хвостиком… ну, максимум тридцать…

Джордан подняла руку, чтобы меня прервать:

– Суть в том, что Ник – полный придурок, если думает, будто я стану это терпеть. Он спросил, не хочу ли я поужинать с ними в следующее воскресенье, и я ответила: «Отлично! В мире, где “отлично” значит “худшее приглашение в моей жизни”».

Я рассмеялась. Саша подняла голову и с улыбкой посмотрела на меня. Улыбалась она точно так же, как Джордан, – тот же изгиб нижней губы, тот же легкий смешок. Странно, учитывая, что на самом деле Джордан приходится ей мачехой. Хотя, с другой стороны, ничего странного тут нет, ведь она любит Сашу, как родную дочь. Когда я видела слезы подруги в первый раз, она плакала потому, что Саймон повез Сашу в гости к своим родителям на остров Мартас-Виньярд, а ей пришлось остаться дома по работе. Больше Джордан не расставалась с Сашей никогда.

– Вывод? Будь моя воля, я бы дала этому с-у-к-и-н-у сыну ровно пять минут на то, чтобы о-д-у-м-а-т-ь-с-я.

Я посмотрела на Сашу, которая снова занялась раскраской.

– А зачем ты произносишь по буквам слово «одуматься»?

– Сама не знаю, – вздохнула Джордан. – Увлеклась.

Я сжала ее руку.

– Меня все это просто бесит, – снова заговорила она. – И поверь, я его не защищаю. Но сегодня, когда от любого человека на земле тебя отделяет всего пара кликов, верность заключается не только в том, чтобы не увлечься кем-то новым, но и в том, чтобы не найти на «Фейсбуке» бывшую пассию и не начать рыдать: «Ой-ой-ой, мы созданы друг для друга»… Понимаешь, о чем я?

– Не особо, – призналась я.

– Я говорю, что грешники вконец измельчали. Все эти шуточки в чатах называются у них теперь любовью… где же старые добрые времена, когда измена была действительно изменой?

Я собрала со стола тарелки и поставила их в раковину.

– Джорд, выслушай меня, хорошо? Ник любит тебя больше всех на свете. Ты ведь не только мой, но и его лучший друг. Пожалуйста, не надо на него сердиться. В сущности, он не сделал ничего плохого. Думаю, он и ушел-то, чтобы не сделать. И это честно – неприятно, конечно, но честно. И потом, меня тоже есть в чем упрекнуть. Я практически не бывала дома, как он тебе с готовностью сообщит.

– Что-что?

– Просто хочу сказать, что Ник в чем-то прав. Трудно строить отношения с человеком, которого нет рядом. Я ведь всегда такой была – мне еще восемнадцати не исполнилось, когда я переехала в двенадцатый раз, а теперь по полгода путешествую по работе. По-моему, за всю свою жизнь я не прожила на одном месте больше недели.

Джордан широко раскрыла глаза, как будто что-то поняла.

– То есть ты сама виновата, что мать у тебя – чокнутая бродяжка, а у Ника случился преждевременный кризис среднего возраста? Все это на твоей совести, да?

Прежде чем я успела ответить, Джордан принялась беспокойно оглядываться вокруг.

– А где собака? – спросила она.

– А это тут при чем?

– Энни, ты что, отдала этому паршивцу с-о-б-а-к-у?

– Ты не то слово произнесла по буквам.

– Ты же любишь Милу так, что смотреть противно!

– Ник ее тоже любит.

Джордан потрясенно уставилась на меня, но я отвернулась, понимая, что не смогу ей объяснить. Даже после того, как Ник сделал мне больно, я не хотела отвечать ему тем же. В конце концов, разве не это называется любовью?

Джордан покачала головой и повернулась к дочке:

– Саша, можешь себе такое представить? Твоя тетя предана мужчине, несмотря на его сомнительный моральный облик. Никогда так не делай. Если какой-нибудь парень будет плохо с тобой обращаться, просто хлопни дверью и уйди. Поняла меня?

Саша продолжала раскрашивать картинку, с улыбкой глядя на творение своих рук – ярко-оранжевый костюм Чудо-женщины.

– Просигнализируй, что слышишь меня, деточка.

– Сигнализирую, мамочка.

Саша взяла оранжевый карандаш другого оттенка и принялась за волосы Чудо-женщины.

Джордан отвела со лба дочери мягкие кудряшки и поцеловала ее – сначала один раз, потом другой.

– Вот что я думаю, – сказала она, поворачиваясь ко мне. – И сразу предупреждаю: возражения не принимаются.