Не убивай пророков своих, душа моя, ибо в гробах их лежат не они, а убийцы их.
Умыйся и омойся: осветись и во свет облекись. Смирись посреди взволнованного моря житейского и храни в себе советы пророков своих. Отдай всю себя Вышнему и скажи мiру: нет у меня ничего для тебя.
Даже самые праведные из сынов человеческих, верных твоих, — лишь немощные тени, ходящие, подобно праведному Иосифу, в тени твоей. Ибо смертность рождает смертность, а не жизнь. Истинно сказываю тебе: обманываются мужи земные, когда говорят, что они дают жизнь. Не дают они жизнь, а губят, и сталкивают, и топят жизнь в море красном, и наперёд обволакивают её тьмой и делают обманом диавольским. Нет жизни, о душа, пока не придёт от Духа Святаго. И я́ви нет в мiре сем, пока не сойдёт с неба.
Не убивай пророков своих, душа моя, ибо убийство — самообман теней. Не убивай, ибо никого не можешь ты убить, кроме самой себя.
Будь девой, душа моя, ибо девственная душа — единственная полуявь в мiре теней. Полуявь — пока Бог не родится в ней. Тогда душа становится полной явью.
Будь мудрой, дева моя, и сердечно приими драгоценные дары мудрецов с Востока, предназначенные сыну твоему. Не оглядывайся на Запад, где солнце заходит, и не соблазняйся дарами призрачными и ложными.
Гл. 49.
Спрячь, Боже, душу мою от злых очей, когда рождает она мудрость Твою. Уедини её от людей в пещеру пастушью. Да никто из смертных не сопровождает её, кроме тени одного праведника. В пещеру вифлеемскую, в пещеру из камня, что никогда не похулит имени Твоего, — сюда да сокроется готовая родить душа моя.
Пусть будут соседями ей невинные ягнята и телята, с рождения своего предназначенные в пищу более нечистым, чем они.
Пусть над пещерой тихо мерцают светила небесные и со страхом взирают на скромный уголок вселенной, на чёрную землю и на драгоценнейшую часть сего уголка, пещеру богородную.
Пусть отступят цари земные, и мудрствующие городские спорщики пусть не приближаются. Скромные пастухи ягнят и телят будут стоять у пещеры моей, и глядеть, как отворяется Небо, и петь с ангелами небесными, когда душа моя родит спасителя моего. Пусть удалятся все остальные, живущие временными спасителями и опасениями.
Веди, Господи, светом Своим восточных мудрецов, пророков и святителей к пещере души моей. Пусть принесут они ей три драгоценнейших дара восточного человечества.
Первый дар — прозорливое знание о Тебе, превосходящее все остальные знания. Пусть носитель дара сего окаждает драгоценный груз свой молитвами всех пророков Востока и всех алтарей пророков восточных.
Второй дар — прозорливое ожидание рождества Твоего в чистоте девичьей: пусть носитель дара сего держит пост на протяжении всего пути своего, дабы глаза его не затуманились туком земным и не потеряли из вида звезду путеводную.
Третий дар — прозорливая любовь к Тебе. Пусть носитель сего дара бдит над даром своим в пути своём. Да не преткнётся сердце его ни о какой соблазн земной, и да не опоздает он прийти на поклонение Новорождённому.
Воистину, одного из них сопровождать будет все разумение моё и вся мысль ума моего. Другого сопровождать будет все сердце моё и все желания сердца моего. Третьего из них ожидать будет душа моя, исполненная любви и благодати.
Но священные путники будут путешествовать осторожно, будут останавливаться на пути своём и спрашивать дорогу, и ввергнут в опасность душу мою и первенца души моей. Наивные, как голуби, будут спрашивать они дорогу!
Но Ты безгранично милосерд и безгранично мудр. На протяжении пятидесяти столетий слагаешь Ты драгоценные дары на Востоке. И Ты не дашь носителям этих даров впасть в руки разбойников.
От предвечности готовишь Ты рождение Сына в душе девической. Ты не допустишь, чтобы его убил Ирод — некто, рождённый от земли и от земли коронованный в оегипченном граде Иерусалиме.
Спрячь, Боже, душу мою от многих злых очей.
Гл. 50.
На медленных колёсах тела путешествует душа моя по сему мiру обманов, пытающемуся медлительностью и массивностью своею доказать значительность свою.
Господи Светоносный, как боязливо прилепилась душа моя к бренным колёсам! В ослеплении своём полагает она, что если сорвётся с колёс этих, то упадёт ещё ниже. Словно не на одном и том же прахе сидят и тот, что на дереве, и тот, что под деревом!
В страхе своём и незнании своём вся душа моя предалась телу, — лишь бы тело как можно медленнее и как можно дольше везло её по пути к роковому концу.
Своё господство, свою явь — единственную явь в мiре сем — уступила душа телу от страха и незнания. Уступила зеркало слепому, и слепой разбил его в куски.
Вспомни начало своё, душа, когда была ты, как луч солнечный, и тело твоё — как свет месяца. Ты была тогда острой и прозрачной как солнечный свет, а колеса твои — быстрыми, как свет месяца.
Ты ведала тогда, что значимость — в тебе, и что колеса твои — всего лишь тень твоя, позаимствованная у тебя. И они не знали страха, ибо ты обладала зрением и видела себя на крыльях силы и бессмертия,
Медлительные колеса, на которых плетёшься ты теперь, ты пожелала иметь сама, по своей воле, по своему страху, по своему незнанию, — и сама сотворила их. Ни тебя, такой, какая ты есть сейчас, ни тело твоё, какое оно есть сейчас, Бог сотворить не желал. Дабы спастися от полумрака, в который ввергло тебя желание твоё, ты погружалась во все более густой мрак, пока совсем не помрачнела и не потучнела и не сшила себе наряд по мерке своей. И пока, наконец, не предала все достоинство своё дебелому наряду своему, — лишь бы самой тебе упастись от страха.
Ты вручила бытие своё тому, кто не может нести его, и тем потеряла его и тут и там, и стала несуществующей, устрашающей тенью, как и тело твоё. Ибо бытие — святыня, и чуть только вынесут её на базар продавать и покупать, она покидает и покупателя, и продавца, и равно удаляется от обоих.
Оттого-то, душа, и отрицал великий мудрец индийский бытие твоё, а не только телесной одежды твоей. Но если Бог сойдёт в тебя и родится в тебе, ты обрадуешь опечаленного мудреца индийского, что сидит на лотосе и рассуждает, — ибо вернёшь бытие утраченное. Воистину, все бытие в Боге, и вне Бога нет бытия даже с зерно горчичное.
Вот, вижу в тебе один закуток, словно одну свечой освещённую пещеру в громадной скале, окутанной мраком. Чем дольше гляжу я на этот скрытый свет в тебе, тем более напоминает он мне девичью красу, исконную красу твою, душа моя. От смотрения моего малый свет растёт, и все яснее распознаётся в нем чудный лик девический. Будто солнечный луч, облачённый в свет месяца.
Здесь спасение твоё, душа перепуганная. Здесь жизнь твоя; все остальное — могила. Если бы ты только могла раздуть в себе сей малый свет, и словно огромный факел внести его в разум мой и сердце моё!
Воспряни, душа моя, и прикуй взгляд свой к малой пещере, где обитает девица малая. Се, из пещеры той придёт и избавление твоё. В ней и теперь хранится у тебя вся оставшаяся сила, и незапятнанная красота, и непроданное бессмертие.
Вне пещеры, вне души моей, где дева рождает Бога, все — тень и прах, вместе с медлительными колёсами тела.
Гл. 51.
Душе Святый, смотри, как подла душа моя! Как боязливо скрывает она плод Твой в себе, страха ради иудейского, страха ради бесчисленных сынов мрака, которых народила она в себе от брака своего с мiром.
Народила волков и лисиц бесчисленных и посадила их в царские покои свои, а Сын Твой не имеет где главу приклонить. И все ищут убить то, что от Духа рождается. Ах, иродовы соучастники! Ибо бояться они силы и света истинного! И более всего дрожат за короны свои те, которые их сами отняли и сами себе, окровавленные, на голову надели.