Последние дни владыки протекли в русском монастыре св. Тихона в штате Пенсильвания, где 18 марта 1956 года он мирно отошёл ко Господу. Смерть застала его за молитвой.

Из русского монастыря тело владыки Николая было перенесено в сербский монастырь Св. Саввы в Либертвилле и похоронено с почестями на тамошнем кладбище. Последняя воля владыки — быть похороненным на Родине — в то время по понятным причинам не могла быть выполнена.

Но, как видно, сильна была молитва народа, который сразу же после смерти владыки, задолго до его канонизации, начал молиться ему как святому. В 1991 году освободившаяся от ярма интернационализма и безбожия Сербия вернула себе как святыню — мощи св. Николая Сербского. Перенос мощей владыки, вылился во всенародное торжество. Они покоятся ныне в его родном селе Лелич. Церковь, где хранятся они, с каждым годом становится местом все более многолюдного паломничества…

В книге «Молитвы у озера» владыка Николай раскрывается и как теолог, и как поэт, и как проповедник. «Молитвы у озера» — это сто псалмов, пропетых человеком двадцатого столетия — столетия идеологизированного, технократического, войнами изуродованного, — и как девственно-чисты эти псалмы! Свойство славянской души ощущать тленность всего мiрского и одновременно — открывать во всей природе Бога, всюду видеть гармонию Его, взирать на Творца чрез творение Его — роднит Св. Николая Сербского со многими русскими богословами и писателями. Поэтичность языка «Молитв у озера», способность все чувства свои выражать молитвой, исследователи справедливо уподобляют трудам Св. Симеона Нового Богослова.

Как проповедник Св. Николай никого не убеждает, — он пророчески рисует концы путей, мыслей и чувств человеческих.

Душа человеческая, расширившаяся до пределов вселенной, до богочеловеческой души; вся история небесная и земная, микрокосмически вмещающаяся в душу человека; душа, которая взращивает, по учению Святых Отцов, Христа в себе — вот предмет самого пристального внимания автора.

Иван Прийма

Кто это глядит на меня неотрывно сквозь все звёзды на небе и все твари на земле?

Закройте очи свои, звёзды и твари; не глядите на мою наготу. Довольно мне стыда, что жжёт меня чрез мои собственные глаза.

Что можете увидеть вы? Древо жизни, сжавшееся до колючки на дороге, колющей и себя и других? Что, кроме огня небесного, утонувшего в грязи, что теперь и не светит, и не гаснет?

Пахари, не важна ваша пахота, но Господь, Который взирает.

Певцы, не важна ваша песня, но Господь, Который внемлет.

Спящие, не важен ваш сон, но Господь, Который бдит.

Не важна малая вода в плавнях у озера, но озеро важно.

Что есть всё время человеческое, как не волна, омочившая жаркий песок на берегу, а затем раскаявшаяся, что оставила озеро, — ибо высохла?

О звёзды и твари, не глядите на меня, — но на Господа с очами. Он единственный видит. На Него взирайте и увидите себя в отечестве своём.

Зачем глядеть вам на меня — на картину изгнания вашего? В зеркало скорой вашей тленности?

Господи, прелепый убрус мой, окаймлённый золотыми Серафимами, опустись на меня как вуаль на вдову и отри слёзы мои, в которых кипит печаль Твоих творений.

Господи, красота моя, прииди в гости ко мне. Дабы не стыдиться мне наготы моей. Дабы многие жаждущие взгляды, глядящие на меня, не возвращались домой жаждущими.

Кто поместил меня в место сие зачервленное?

Кто кинул меня в пыль, в соседство змеям и на завтрак ястребам?

Кто столкнул меня с горы высокой в сопутничество злодеям и безбожникам?

Мой грех и Твоя правда, Господи. От сотворения мiра тянется грех мой, и быстрее он правосудия Твоего.

Считаю грехи мои, совершенные за всю жизнь мою, и за жизнь отца моего, и так до сотворения мiра, и говорю: воистину, правосудию Господню имя есть милость.

Раны отцов своих несу на себе, раны, что и сам уготовал себе, живя в них, — се, теперь все они проступили на душе моей, словно пятна на коже жирафы, словно мантия из злых скорпионов, жалящих меня.

Смилуйся, Господи, открой плотины небесной реки благодати Твоея и очисти мя от проказы. Дабы, очистившись от проказы, посмел изречь я Имя Твоё пред остальными прокажёнными, и не посмеялись бы надо мной.

Подыми меня хоть на вершок от гнилостного запаха места сего червивого. Чтобы вдохнуть мне небесного ладана, чтобы ожить мне.

Подыми меня хотя бы на высоту пальмы, дабы и я мог посмеяться змеям, хотящим ужалить меня в пяту.

Господи, если есть хоть одно доброе дело в земном пути моем, ради него одного избави мя от сопутничества злодеев и безбожников.

Господи, надежда моя в отчаянии.

Господи, сила моя в немощи.

Господи, зрение моё во мраке.

Коснись одним только перстом чела моего — и подымусь я. Или, если слишком грязен я для перст Твоих, привяжи меня к одному из лучей Царствия Твоего и подыми мя, — подыми мя, милость моя, из места сего зачервленного.

Есть ли дни у тебя за плечами, человече, которые хотел бы ты возвратить? Все они манили тебя, словно шёлк, и оставались за спиной твоей, как паутина. Будто мёд встречали они тебя, и как смрад провожал ты их. Все полны были обмана и греха.

Вот, все лужи при лунном свете походят на зеркала. И все дни, освещённые легкомыслием твоим, походят на зеркала. Но когда ты переступал с одного дня на другой, фальшивые зеркала раскалывались, точно хрупкий лёд, и ты брёл по воде и грязи.

Может ли день, имея дверями утро и вечер, быть днём?

Господи светоносный, к одному лишь дню стремится душа моя, истерзанная обманами: ко дню без дверей, из которого выпала она в теней чередование. Ко дню Твоему, который звал я своим днём, когда был одно с Тобою.

Есть ли счастье, человече, у тебя за плечами, которое хотел бы ты возвратить? Из двух кусков равной сладости второй тоскливее. От вчерашнего счастья, принесённого на сегодняшнюю трапезу, ты воротишь нос с досадой.

Тебе даны только мгновения счастья — чтобы опечалить тебя воспоминанием об истинном счастье под крылом неизменно Счастливого, — и столетия несчастья, чтобы вывести тебя из полусонного царства обманов.

Господи, Господи, единственное счастие моё, готовишь ли ночлег для избитого паломника Твоего?

Господи, младость моя нестареющая, в Тебе омоются очи мои и засияют светом ярче солнечного.

Слезы праведников Ты бережно собираешь и ими мiры омолаживаешь.

Учили меня старшие, когда я был отроком, держаться неба и земли, чтобы не упасть. Долго оставался я ребёнком и долго опирался на посох, который они дали мне.

Но когда вечность заструилась сквозь меня, и ощутил себя странником в мiре, небо и земля преломились в руках моих, будто хилый тростник.

Господи, сила моя, как немощны небо и земля! Выглядят, будто дворцы из свинца, — и испаряются, как вода с ладони, в присутствии Твоём. Ощетинились — и тем скрывают немощь свою, и пугают детей неграмотных.

Скройтесь с глаз моих, солнца и звезды. Удалитесь от земли. Не маните меня, женщины и друзья. Чем можете помочь мне вы, беспомощно стареющие и клонящиеся во гроб?

Все дары ваши — яблоко с червём в сердце. Все напитки ваши много раз прошли чрез чью-то утробу. Одежды ваши — паутина, над которой смеётся нагота моя. Улыбки ваши — предвестницы горя, в котором будете призывать на помощь меня, немощные — немощного.

Господи, сила моя, как немощны небо и земля! И все зло, творимое людьми под небесами, есть исповедание немощи и — немощи.