Наступило новолуние, означавшее старт третьего лунара лета, йимена. Пышным цветом благоухали мелинойские цветы, а в поймах Тиванды расцвели кувшинки и лотосы. Однако сам город становился всё тише. Угасла бурная стройка в портах и вокруг центральных кварталов. Всё чаще говорили о войне, что грозит подойти ближе к городу, и оттого многие предпочли вернуться на острова. Герольды мусолили одну-единственную победу, что одержал диатрин Энгель, напугав врага Лукавым, и сквозь зубы проговаривали десятки поражений. Ходили слухи, что военачальник Рэйки, лорд Д’Алонсо, был то ли ранен, то ли бежал; и за ним последовали многие генералы, не желавшие впустую штурмовать занятые врагом форты. Адмирал Хойя был назначен на место главнокомандующего. Но очевидцы утверждали, что Энгель оттолкнул адмирала от карты военного совета и крикнул: «Сколько вокруг трусов и жлобов! Я сам буду командовать армией от имени диатра, и я не пощажу себя и никому больше не позволю увиливать от моего призыва на бой!»

Симпатии народа были на стороне младшего диатрина, особенно в Мелиное. На каждом салоне обсуждалось, что теперь-то пойдут новости о победах. Особливо после того, что Энгель выставил Тавру ультиматум: либо в течение трёх дней Рокот и Жемчужный появятся на фронте, либо марлорд Гидриар будет объявлен предателем.

Старший диатрин Эван занимался снабжением армий и помогал с сообщением, но о нём было почти ничего не слышно. Тень воинственного брата полностью скрыла его.

Что же до писем, то диатрин Энгель всё же ответил на коллективное послание из Лорнаса. Он был очень мил уделить внимание каждому из подписантов, и поэтому все участники получили по отдельному небольшому письму.

В письме Гидры было следующее:

«Дорогая Ландрагора,

Благодарю за вашу любезность. Рассчитываю на ваше благоразумие, что в случае опасности вы покинете Мелиной вместе с остальными. Я всё равно слежу за делами города. Призываю воздержаться от лишних приказов и указов, чтобы мне не пришлось вам напоминать, что это моя привилегия и моя ответственность, а не ваша.

С уважением,

Диатрин Энгель»

Гидра решила не писать ничего в ответ этим колкостям и кинула письмо в огонь.

«Испугался, что указ о кормлении бездомных кошек может порушить его бесценный авторитет».

Пока диатрин Энгель сподобился прислать своё единственное послание, диатрин Эван на тот момент уже успел разменяться с Гидрой тремя ответами. Почтовые ласточки быстро доносили письма до прифронтовых гонцов, и это было дело совсем недолгое — лишь бы было желание, которого у наследного диатрина явно было больше, чем у супруга Гидры.

В их общении не было ничего особенного. Будто джентльмен, что развлекал даму своими беседами в напряжённое время, Эван шутил и с удовольствием отзывался на шутки Гидры. Он поддакивал ей, иронизируя над тем, как родители холодны к ним обоим в сравнении с более младшими детьми.

Сперва он утешал Гидру, уверяя её, что она ничем не заслужила подобное обращение от отца. Но потом его собственные письма стали делаться всё напряжённее, и уже Гидра принялась убеждать диатрина, что владыка Рэйки вовсе не считает его пустым местом. Хотя, судя по отсутствию его воли в военных решениях, это так и было.

Их общение было не слишком приличным, ведь замужней леди не полагалось вести переписки с мужчинами. Но в то же время в посланиях не было ничего, что говорило бы об измене. Словно им обоим надо было иногда отводить душу.

По крайней мере, так считала сама Гидра. Она избегала слишком личных суждений, чтобы из-под её пера не вышло никаких крамольных строк. А всё более вольные слова Эвана о том, как его утомило внимание к брату и проигрыши в этой войне, воспринимала солидарно и без лишних эмоций.

«Наследный диатрин в бешенстве на Энгеля, но, зная народную любовь к принцу-альбиносу, может разделить свою неприязнь лишь со мной», — думала она.

Мысли диатриссы если и посещал мужчина, то это был не её супруг и не диатрин Эван, а сэр Леммарт. Куртуазный рыцарь всегда уделял ей внимание, когда им доводилось быть вместе, и Гидра не могла не признаваться себе в том, что ей было это очень приятно. Но он никогда не приглашал её сам ни на прогулку, ни на разговор, будто боялся — или не хотел — и поэтому Гидра решила подвести черту второго йимения.

Гидра попросила себе капитана иксиотов в сопровождение, когда собралась выехать в город. Ей хотелось проветриться, и, конечно, ненавязчиво завязать с ним разговор, как в первый раз. Погода на сей раз выдалась ясная, к полудню обещалась жара, и поэтому они поехали утром, прямо после завтрака.

Соловая лошадка диатриссы нервничала и постоянно уносила её вперёд, не давая ей поддерживать непринуждённую беседу. Поэтому Гидра остановила её в центральном квартале, неподалёку от недавно заработавших фонтанов. Людей на улицах было совсем не так много, как раньше, и потому ей даже не пришлось оглядываться по сторонам.

— Сэр, — обратилась она, обернувшись к рыцарю, что как раз закусил стебель травы в зубах. Тот вопросительно посмотрел в ответ. — Я давно хотела сказать…

— Не стоит, — вдруг перебил он её.

Гидра перебрала поводья руками в перчатках из кожи пантеры. И недоуменно склонила голову к плечу.

Но капитан повторил:

— Не надо ничего говорить, Ваше Диатринство.

На мгновение ей это показалось романтичным, но тут же в груди вспыхнула злость. Она уже столько дней кряду не знала, что об этом думать, что имела право получить избавление от своих метаний. Она открыла рот, чтобы возразить; и вдруг увидела, что к ним спешно приближается всадница.

Это была Аврора. Одетая в чёрную амазонку, на дамском седле, она торопила вперёд своего скакуна и взволнованно осматривалась по сторонам. А как только заметила Гидру, бесстрашно подогнала коня хлыстом и буквально влетела в их общество.

— Аврора! — возмутилась Гидра: её лошадь загарцевала, и принцессе пришлось крепче сжать её бока шенкелями, чтобы удержаться в седле. — Ты чего принеслась?

Фрейлина вздёрнула нос и сказала твёрдо:

— Её Диатринство не должна ездить без своей свиты! — и это выглядело потешно, потому что её пучок на затылке растрепался, а серьга зацепилась за воротник. Но Аврора была решительна как никогда.

«Может, догадывается о чём-то?» — забеспокоилась Гидра.

— Тебе дорого стоила такая преданность, — ничуть не смутившись, усмехнулся сэр Леммарт. — С трудом сидишь в седле.

— Меня не учили, — признала Аврора. — Но Энгель иногда показывал мне, как это делается. В принципе, ничего сложного.

Однако стоило её вороному громко фыркнуть, как она ойкнула и натянула поводья ещё сильнее.

Гидра была раздосадована. Но делать было нечего; она махнула рукой, давая понять, что им следует ехать дальше. И они отправились по городским улицам втроём. Сэр Леммарт не преминул пошутить, что ради Авроры диатрин, видать, и сам научился ездить в дамском седле. Аврора же своим невинным щебетанием об их дружбе с Энгелем в далёком детстве пыталась сгладить своё вторжение. Но сэр Леммарт брал инициативу вновь и красочно рассказывал, что они с диатрином познакомились позже, когда оба были оруженосцами. А Гидра молчала и уныло почёсывала шею своей соловой кобылы, не желая ничего говорить об Энгеле.

В Мелиное без этого нельзя было прожить и дня.

— Ваше Диатринство, — Аврора нагнала её с благодушной улыбкой. — Мы написали Энгелю ответные письма и готовимся передать их. Вы не забыли своё?

— А кому вы их даёте?

— Леону, конечно же.

— Ах, точно. Вот я и отдала Леону, — соврала Гидра. Она была до того сконфужена, что ей было совсем не до писем.

Разговор их не складывался. Сделав небольшой круг по Мелиною, они вернулись вдоль незастроенной аллеи и уже были готовы поехать назад, к сереющему над городом Лорнасу, но их прервало громкое мяуканье.

На дорогу под копыта выбежала дымчато-серая кошка с янтарными глазами. И несколько раз настойчиво повторила свой мявк. А затем потрусила в сторону на пару лошадиных шагов и призывно обернулась.