Энгель посмотрел на неё задумчиво. Но кивнул и, сняв с пояса красивый старинный кинжал, которого при жизни у него никогда не было, щедро отрезал часть своего белого локона.

— Держи, моя радость.

Они провели вместе много сладостных минут, но напоследок он вспомнил об этом подарке. И напутствовал:

— Прошу, милая… храни этот локон как память обо мне, как и собиралась. Знай, что я рядом. Всегда.

Она не знала, о чём он, а он не стал вдаваться в подробности. Поэтому она возвратилась в Лорнас, крепко зажав в ладони белую прядь. «И как я раньше не додумалась», — тепло думала она, прижимая их к своей щеке на ходу. — «Когда мне будет грустно, я просто коснусь его волос, и всё станет хорошо».

Из-под двери спальни виднелся свет. Леммарт не спал, дожидаясь её при свечах. Гидра молча прошагала к нему и раскрыла перед ним ладонь.

Пустую ладонь.

Сердце замерло. Она уставилась на свою руку, пробежала взволнованным взглядом тонкие пальцы. Поскребла кожу ногтями. И вдруг впилась ими в свою руку со страшным криком — и упала на колени.

Сквозь шум в ушах раздался топот. Леммарт кинулся к ней, схватил её за плечи. Зазвенел остервенелый голос Авроры:

— Идиот! Что ты наделал?!

— Я просто хотел…

— Ты жестокий, ты вредитель!

Мягкие, но сильные руки Авроры расцепили пальцы Гидры. Она не позволила ей содрать с ладони всю кожу и крепко прижала её к своей груди. Но Гидра больше не плакала.

Она просто дрожала, не в силах смириться с тем, что узнала. И смотрела прямо перед собой на болезненно пляшущие огоньки.

Следующие дни она провела в постели, потому что врачи оправданно волновались за её положение. Но отчаяние разума было для неё хуже тянущих болей в животе.

— Аврора, — обращалась она к своей подруге, которая не отходила от неё ни днём, ни ночью. — Но ведь я не могла знать всего, что он мне советовал, сама. Законы, назначения, меры пресечения, всякие там… я вообще в этом не разбиралась!

— Первое время — да, — кивала та, гладя её по слипшимся рыжим волосам на макушке. — Мне казалось, ты полагаешься на интуицию. Она у тебя очень развита. Но потом ты стала видеть результаты своих решений и корректировать их.

«Он всё реже присоединялся к делам Рэйки последние лунары».

— Но ведь я сразу же стала делать то, о чём понятия не имела…

— Тебе так кажется, милая. Вы с Энгелем постоянно обсуждали управление и дела Рэйки. Тебе что-то запомнилось, но ты не отдавала себе отчёт в том, что это были твои решения.

Кровь стучала в голове, и Гидре дышалось всё труднее.

— Но нет, а как же кошки? Печати? — бормотала она бессвязно. — Не одна я знаю об этом. Иерофант ведь тоже…

— Да, но он говорил об одном, а ты о другом. То, что он рассказал, никак не подтверждает возможность того, что дорогой кузен хоть как-то жив, — вздыхала Аврора и гладила её ещё сильнее, чтобы диатрис чувствовала её присутствие.

Но мысль о том, что она загубит этими страданиями собственного ребёнка, остановила Гидру.

«Так значит, тебя нет», — она подвела внутреннюю черту. — «Мелиной освободился, и было бы странно, если бы он остался бродить у Тиванды. А Энгель погиб. Связать их двоих воедино — моя отчаянная фантазия, чтобы не расставаться с ним. Рано или поздно я бы это узнала. Мне ведь не привыкать к плохим новостям, а голова у меня осталась всего одна. И её нужно беречь. Да, Гидра?»

И она заставила себя прекратить. Внутренней силой подняла себя из постели, и, взъерошенная заулыбалась Авроре.

— Ну по крайней мере ты у меня настоящая, сестра, — молвила она и тоже обняла её.

После этого Гидра пошла на поправку. Супруг её, сэр Леммарт, как и положено настоящему хладнокровному воину, ушёл в недельный запой. Камергер Леон присоединился к нему, и они вдвоём распивали портвейн в нижней галерее Лорнаса, выходящей в сад.

Леон, завидев рыжую диатрис, тут же ретировался. А та подошла к Леммарту, у которого уже глаза покраснели от выпитого, и пихнула его в плечо.

— Вставай, ди Леммарт, твоя жена снова на ногах, и у неё есть идеи.

— Да куда мне, — прошептал Леммарт и смял и без того спутанные кудри пальцами. — Я чуть тебя не погубил. Я лучше не буду больше ничего…

— Забыли, — прервала его Гидра и села рядом на скамью. — Энгель говорил про меня: «На чём только душа держится, а пережить всякий раз умудряешься такое, что любому рыцарю не под силу».

Выдержав паузу, она добавила:

— Когда был жив, разумеется. Так что тебе меня не прикончить, даже если очень постараешься, муженёк.

— Не слышал, чтобы хоть один рыцарей умирал от затруднённой беременности, — вяло усмехнулся Леммарт.

— Ну вот, можешь же, когда хочешь! Собирайся. Мы едем на Аратингу.

— Зачем?

Она не дала ему ответа. Врач отговаривал её от путешествий, но теперь Гидра чувствовала себя неуязвимой. «Я дважды лишилась своего мужа, и теперь, кажется, готова решительно ко всему».

Поэтому Леммарт её опасался. Он ждал всякого, но, когда она на Аратинге привела его к Прудам, совсем обомлел. В бурлящей воде плескался Лукавый. Его было едва видно в пасмурном свете дня, но ворочанье чего-то огромного ощущалось издалека.

— Подрос, кажется, — оценила Гидра удовлетворённо. И обернулась к рыцарю:

— Ну, давай. Попробуй. Лукавый ещё не настолько озверел от внимания людей, и, если ты ему не понравишься, сперва даст знать.

— Я ж забыл к чёртовой матери весь протокол! — ужаснулся Леммарт.

— Оно не забывается. Ну же, просто попробуй.

— И это тот самый, что сожрал твоего батеньку?

— Ты стоишь между ним и мной, и пока что тебя с куда большей вероятностью сожру я. Лукавый, таа-рэу!

Украшенная водорослевой бородой морда выплыла из тумана на высоте двух метров над ними. Лукавый действительно как-то заматерел, оставшись единственным драконом Аратинги. Словно Ксахр перестал давить на него своим присутствием. Его золотистые глаза тускло блеснули, и он повернулся боком, рассматривая визитёров.

Гидра чувствовала его любопытство и интерес. И хотя Леммарт не раз дрогнул, невольно отстраняясь назад, Лукавый склонил морду и обнюхал его.

Ди-консорт, как по книге, развёл руки, позволяя дракону изучить его с ног до головы.

«А говорил, что всё забыл».

Это короткое общение завершилось довольно быстро. Лукавый издал негромкий фырк и длинными кольцами ускользнул назад, в туман. Гидра радостно похлопала Леммарта по плечу и сказала:

— Похоже, ты ему понравился.

— И ч-что? — заикнувшись, спросил тот. — Вряд ли он от этого позволит мне оседлать себя.

— Может и вряд ли, но потрогать себя он наверняка даст. Если сомневаешься — тут осталась куча отцовских книг, которыми ты сможешь подтянуть свои знания.

Леммарт долго не мог отдышаться, но всё же он сразу схватил руку Гидры и прижал к своим губам.

— Я счастлив одной только возможности, дорогая.

Она улыбнулась в ответ. У неё и у самой было кое-что, что она хотела забрать из кабинета Тавра — его подвеску в виде райской птицы.

К началу йимена, третьего лунара лета 950 года от разделения королевств, пришла пора родиться первой дочери Гидры и Леммарта. И произошло это в Мелиное, аккурат в тот же день, когда весь воздух наполнился жутким и прекрасным переливчатым пением молодых драконов, целой стаи, что вылетела вслед за Мордепалом покрасоваться в небе над побережьем.

Говорят, увидев детей Мордепала через окно своей спальни, диатрис Ландрагора перестала терзаться и сразу же разрешилась от бремени.

Но, вероятно, врут, потому что о том, что дитя Астрагалов — диатрисса, объявили лишь вечером. Девочка была крикливая и невыносимо измотала собственную мать уже в первые часы жизни. Лишь посмотрев на её смуглое личико и тёмные кудри, Гидра вздохнула и проворчала:

— Ну вот, будет теперь Леммарт, только диатрисса. За ней придётся глаз да глаз…

Но радость её была велика, и она очень полюбила свою девочку, которую они назвали Лашая. Ди Леммарт тоже пришёл в восторг. Когда ему впервые дали подержать ребёнка, он ничуть не поморщился от дьявольских визгов дочери и воскликнул: