— Вверяю, передаю, отрываю; но полагаюсь на милость Богов наших, — тяжело вздохнул Тавр и рукой потянулся за курительной трубкой, но вспомнил, что придётся ещё потерпеть.

«Вообще-то я теперь Астрагал, а значит, меня вверять должен был не ты, а диатрис Монифа. Но её нет, и всем всё равно. Особенно мне».

— Боги услышали вас. Ваше слово, Ваша Диатрость; берёте ли вы в жёны диатриссу Ландрагору Астрагал, принимаете ли её в семью и под свою защиту, и клянётесь перед Богами…

Речь Иерофанта неожиданно потонула в драконьем рокоте. Раздались крики толпы, и воздух снаружи Малха-Мар гулко завыл от взмаха огромных крыльев. Тавр задумчиво поднял глаза к окнам, видимо, гадая, Рокот это или Жемчужный.

— Д-да, да! — вдруг рявкнул Эван. — Беру, клянусь, давайте уже!

Рев усиливался. Крики испуганной толпы переросли в вопли паники. Гидра поёжилась, пытаясь представить, что происходит снаружи. Неужели драконы решили выйти на охоту прямо в разгар церемонии?

Иерофант тоже прислушался. Но неловко повёл рукой, благословляя их.

— Тогда… Ваша Диатрость, марлорды и марледи, милорды и…

Грохот прямо над их головами расколол едва достроенную часть купола. Тут же свет проломился внутрь. Обломки стропил полетели вниз, и громадная ржаво-рыжая лапа мелькнула в просвете.

«Это кто?» — изумилась Гидра.

И тут же внутрь хлынул огонь. Лорды и леди завизжали, кинувшись в стороны, и она тоже невольно отшатнулась. Обгорели лишь её подол и фата: пламенный выдох предназначался месту, где стоял Иерофант, и от того осталось лишь оплавленное мясо.

Жар и дым наполнили Малха-Мар. Сразу стало нечем дышать. Гидра не двигалась, совсем лишённая желания бороться за свою жизнь; но остальные, ломанувшиеся к выходу из триконха, попали под новую струю огня. Рыжая морда громадного, как замок, дракона, показалась перед проёмом и загнала всех уцелевших обратно внутрь. Затем зарокотали крылья, и чудище вновь взмыло в воздух, опрокинув всадников и посбивав с ног всех людей на площади.

«Кто это был?» — вяло думала Гидра. Она без интереса смотрела на то, как убегает из триконха ошалевшая знать, перепрыгивая через опалённые и ещё дёргающиеся тела соотечественников. Дорогие шелка на многих даже не загорелись. Но человек был более хрупким, чем шёлк; и немногие из тех, кто сидели на скамьях, уцелели. Лишь самые близкие к алтарю.

— Рыжий, как ржавчина на металле… — протянула Гидра, глядя на оплавленную статую Мар-Мар и дымящиеся угли, оставшиеся от Иерофанта. — Это же… дракон, искалечивший Эвридия и предназначавшийся Эвану, обезумевший Мордепал.

Она обернулась и увидела закоптившиеся стены Малха-Мар, сгоревшие и тлеющие скамьи, прижаренные к полу тела. За дверями Мелиной превращался в огненный ад. Огромный одичавший дракон налетел на город и поливал его огнём. Красно-коричневые крылья разгоняли пламя, и гулкий рёв огня и ветра занимался над крышами танцем смерти.

Пошатнувшись, Гидра сделала шаг вперёд. Затем ещё. Пламя завораживало её.

«Так много лет назад драконы уничтожили тисовых тигров и самого Мелиноя», — думала она. Чьи-то пальцы хрустнули под её каблуком. — «Но драконы смертны, а саваймы вечны».

Она вышла на крыльцо. Руки бессильно висели на подоле, а голова была чуть запрокинута вверх. Запах жжёной плоти и волос лез в нос.

— Спустя столько лет он вернулся, — рассеянно молвила Гидра. — Чтобы уничтожить Мелиной.

«Туда и дорога этому проклятому городу», — подумала было она.

Но тут её кольнуло пугающее осознание.

«Аврора! Она в Лорнасе!» — и взгляд принцессы с трудом сосредоточился на замке. — «И Лесница! А сестра, Летиция… И все коты, что спасли меня этой ночью…»

Она беспомощно огляделась. Среди всей знати, что была в триконхе и вокруг, не осталось никого живого: они либо погибли, либо уже побросались кто куда. Сами мелинойцы же в ужасе выбегали из горящих домов и попадали под огненный дождь. Ошалевшие кони носились по улицам, и люди, крича до хрипа, искали спасения в лесах и портовом квартале.

«Аврора? Даже она сгорела?» — подумала Гидра и сделала несколько надломленных шагов вперёд. А затем замерла.

В небе показался светлый силуэт Жемчужного. Тот словно купался в чёрном дыму. Мелькнув над замком, над портом, он вдруг догнал длинный шипастый хвост Мордепала и звучно щёлкнул челюстями.

Мордепал был больше него раза в два. Однако с необычайной для его размеров лёгкостью развернулся в воздухе и окатил Жемчужного залпом алого огня. Тот вырвался из пламени, нервно отмахиваясь крыльями.

Теоретически, драконы могли сгубить друг друга своим огнём. Но для этого противник должен был быть ещё старше и сильнее. А так им лишь щипало перепонки, и напитанная драконьим жиром грива могла начать тлеть. Но в целом друг против друга драконы применяли клыки и когти.

И клыки тупорылого Мордепала с тяжёлой челюстью были жутким оружием: они чуть не сомкнулись на задней лапе Жемчужного.

Но на помощь брату — или сестре, что в случае драконов не имело никакого значения — примчался сине-серый Рокот. Его белое пламя на мгновение отвлекло Мордепала, и вот уже оба дракона ввязались в драку с более крупным и злым собратом.

Рокот и Жемчужный были благородной породы. У них были длинные гривы, изящные лапы, змеиные шеи и умные морды. Мордепал же происходил из куда более воинственной стаи. Его светло-бурая грива была редкой и перемежалась с шипами, а могучие лапы словно были предназначены, чтобы рвать на куски сородичей. Перепонки его крыльев тянулись до самой шипастой шишки на хвосте, делая его силуэт более грузным и неповоротливым, тогда как у Рокота и Жемчужного перепонка кончалась на одной трети хвоста.

Тем не менее, Мордепал был быстрым и яростным зверем. Он постоянно слепил противников своим алым огнём и вихрем смертоносных когтей налетал на них снова и снова. А два дракона увиливали, помня ещё с младых лет, как когда-то сражались у Оскала — они опасались Мордепала тогда и избегали открытой драки и теперь.

По всей видимости, Тавр не отдавал им приказа драться. Они просто вылетели сами, увязавшись за сородичем и решив втянуть его в свой лётный танец. Но, ощутив агрессию от него, стали быстро исчезать, скрываясь в чёрном дыму то там, то тут.

Однако их небольшая стычка раскочегарила весь Мелиной. Жар валил, кажется, уже от земли. И Гидра поняла, что не может стоять на месте, дожидаясь, пока обуглятся ноги. С дрожью вдыхая дым, она поковыляла в сторону Лорнаса.

«Неужели Схали заберёт всех сегодня?» — стучало в её голове. Она спотыкалась, налетая на обожжённых людей, и беспорядочно перебирала ногами, будто уже мёртвая моргемона в свадебном платье. — «Только не Аврору и не Лесницу. И не городских кошек. Хотя бы не Лесницу…»

Она переоценила свои силы. Долго бежать в дыму не сумел бы и рыцарь, а истощённая девушка в корсете не одолела и квартала. А когда над головой замелькали тени, она поняла, что в глазах рябит. Голова закружилась.

Гидра облокотилась на горячий фонарный столб и остановилась посреди охваченной хаосом улицы. Сознание угасало. Не огонь, так дым губили её.

Последним усилием она подняла голову и увидела: громадная туша опустилась на переулок. Лапы, больше неё размером, оперлись одна о крышу дома, другая — о брусчатку. Когти сжались, как у кота, проламывая черепицу, а шея напряглась, чтобы из глотки исторглось пламя — и прокатилось по всей улице над нею.

Гидра оглянулась, увидев за собой лишь ад из угля и камня. А потом обернулась и встретилась с красными рубинами глаз Мордепала. Его морда, громадная, как диатрийская карета, склонилась над проулком.

И приоткрылась, будто улыбаясь.

— Ну наконец, — промолвила Гидра, любуясь вестником смерти, охваченным дымом. Короткая грива переливалась в отблесках пламени, а острота шипов скрадывалась облаками поднятого пепла.

Дракон повернулся к ней боком своей короткой морды. Сощурил багрово-красный глаз.

Теперь в ней не было страха. Чего хотеть? Она мечтала лишь о смерти.