Я повстречала своего бывшего товарища по играм — Кьяртана, но он подрос, и не захотел играть со мной. Кьяртан, светловолосый и пухлый мальчик с небольшим топориком на поясе прохаживался туда и сюда, наблюдая за мужчинами.

Тогда случилась драка. Ничего особенного, но я раньше никогда не видела убитого человека. Кто-то раскроил ему голову топором. Это казалось так просто, словно расколоть лесной орех, только внутри не твёрдая и белая сердцевина, а что-то влажное и красное. Труп спрятали в ивняке. Я не хотела смотреть, но что-то меня тянуло туда. Несколько человек бродили неподалёку, тихонько переговариваясь. А затем мимо меня проскользнул Кьяртан и погрузил свой топорик в кровь убитого. Он убежал почти сразу же, я даже не успела понять, что увидела. Его глаза сияли от восторга, ведь он обагрил свой топорик настоящей кровью. В следующий раз я увидела Кьяртана спустя годы, когда отправилась на тинг вместе с Карлсефни. Он возмужал и стал сильным и разумным, совсем как Бьёрн, поэтому его ферма во Фродривер процветала. С тех пор, как мы отправились в Зелёную страну, на его ферме творилась какая-то чертовщина, но Кьяртан положил этому конец. Он приезжал к нам в гости в Глаумбер пару раз, Карлсефни он понравился.

Хотя мой отец часто бывал в Арнастапи, ему нечего было мне сказать. Часто вместе с ним приезжал Бьёрн из Брейдавика, и он всегда призывал моего отца поддержать его в распрях с людьми Торснеса. Когда гостил лишь мой отец, они с Ормом говорили больше о ферме, чем о междоусобицах. Возможно, у них не было причин говорить обо мне. Я была здорова, Халльдис обучала меня тому, что я должна была знать. Но я хотела, чтобы отец обратил на меня внимание, и молча сердилась на него за то, что он этого не делал. Я понятия не имела, что он хотел от меня, но была готова на всё, лишь бы на миг привлечь его внимание. И даже теперь, я всё ещё злюсь, вспоминая это.

Теперь я понимаю, что, должно быть, он просто был доволен мной. Вероятно, сейчас по мне уже не скажешь, да вам это совсем ни к чему, но в молодости я выглядела очень привлекательно. Я тоже узнала это благодаря Халльдис. Но тогда для меня это ничего не значило, ведь мой отец даже не смотрел на меня.

А другие мужчины смотрели. К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, у отца начали интересоваться его мыслями насчёт моего замужества. Конечно, в моём приданом большое поместье, так что свадьба могла показаться выгодной сделкой, но уже тогда поползли слухи, что мой отец нуждается в деньгах. Он никогда не вкладывал в ферму душу, ведь с тех пор как Эрик отправился на запад, частичка моего отца ушла вместе с ним. Он никогда не хотел по-настоящему осесть на земле, но, с другой стороны, перестал принимать участие в междоусобицах Брейдафьорда. Он жил на широкую ногу, устраивая пиры, на которых одаривал гостей так богато, что разговоры об этом не смолкали месяцы спустя. Полагаю, это способ добиться славы, и, если вы решили пойти этим путём, не будучи богатым, значит вы очень самонадеянный человек. Торбьёрн думал, что он богат. И пусть мой дед Вифил когда-то был рабом, но об этом уже никто не упоминал.

Торбьёрн был вдвое богаче своего отца, но земля его совсем не интересовала, и он оказался плохим земледельцем. Так теперь я считаю. Как ребёнок, выросший в Арнастапи я видела своими глазами, как хорошо управлял хозяйством Орм. Они с Халльдис напоминали людей из истории, которые построили свой дом на камне. А дом моего отца был построен на песке, и к тому времени, как я вернулась домой, тот песок унёс ветер.

Дом, построенный на камне. Вы скажете, что камень — это вера, и я соглашусь с этим, но вера в Бога начинается с веры в себя. Давайте, запишите и это тоже. Я вижу, что вы колеблетесь, и уже поставили большую кляксу, держа перо с чернилами над пергаментом. Я не богохульствую сейчас. Разве Бог не в нас? Я повторюсь, Орм и Халльдис построили свой дом на камне, и тот камень был на своём месте, когда к нам впервые пришла новая вера. Вера в себя, разумное ведение хозяйства, истинная, а не показная щедрость. Вот чему я научилась от моих приёмных родителей.

Мне исполнилось четырнадцать, когда проповедник Тангбранд высадился на берег в Арнастапи и направился в дом моего отца, но сначала остановился в нашем доме. Само по себе это уже чудо: если бы он сразу отправился в Лаугабрекку, возможно, мы никогда бы не услышали бы о нём. К тому времени Тангбранд уже посетил множество усадеб в Исландии, ему удалось обратить в новую веру многих, кого-то мечом, а кого-то чем-то вроде магии. В нашем доме ему не пришлось использовать ни то, ни другое. Халльдис уже интересовалась. Молва о новой религии шла уже некоторое время. Халльдис и Турид обсуждали это во Фродривер, когда мы гостили там. Турид сомневалась, но моя приёмная мать по-настоящему заинтересовалась этой идеей.

— Эта земля полна призраков, но у богов свои заботы, и им нет до этого дела, — сказала Халльдис. — Когда находишься в море, полезно помолиться Тору, но здесь, на суше, нас одолевают слишком много демонов, и всё больше и больше людей вынуждены покидать свои земли из-за неугомонных мертвецов. Может эта новая сила именно то, что нам нужно.

— Это всего лишь политика, — возражала Турид. — Бьёрн рассказал мне, что сейчас происходит в Норвегии. Королю плевать на призраков. Он желает лишь заполучить наши земли.

— Но, может быть, этот новый бог предложит нам лучшую судьбу, чем старые боги. Возможно, он предоставит нам больше свободы в нашей жизни.

— Халльдис! — никогда раньше я не видела Турид в ярости. Я подкралась поближе к очагу. — Да как ты смеешь говорить о выборе. Да что ты знаешь о том, что слушает нас, там, во тьме?

Я попятилась, хотя и понимала, что она имела в виду не меня.

— Да кто ты такая, чтобы играть с непостижимым?

— И всё же я хочу узнать больше о Тангбрандовом Христе. Кроме того, я боюсь за Гудрид. Она уже понимает и видит достаточно много, и я не знаю, как уберечь её.

Полагаю, Халльдис понятия не имела, что я их слушаю. Я сжалась и попятилась, стоя за занавесками, но, должно быть, она услышала меня. — Это ты, Гудрид? — позвала она. — Подойди к огню, и покажи нам, что купила себе на ярмарке.

Мне дали кусочек серебра, и я купила себе нож, который можно носить на шее на шнурке. Халльдис восхитилась, но Турид сказала:

— Ты слишком подражаешь своей приёмной матери. Ты — красивая девушка. Тебе следовало купить себе красивые вещицы. Ты не смотрела ожерелья в лавке Торгейра?

Я ничего не сказала в ответ, а лишь наблюдала, как Халльдис попробовала остроту лезвия пальцем и одобрительно кивнула.

— Хороший выбор, — сказала она, и я осталась довольна.

Когда Тангбранд пришёл в Арнастапи, Халльдис получила от него то, что нужно, она нашла бога, который её устраивал. Она немедленно крестила бы всех нас, но Орм оказался более осторожен. Сначала он отправился к моему отцу вместе с Тангбрандом. Торбьёрн вообще не задумывался о богах, но в этом году он побывал на тинге, и знал, какой ветер нынче задул в Исландии. Христианство становилось инструментом политики. Король Норвегии отправил Тангбранда сюда, а значит проповедник — влиятельный человек, которого лучше иметь в союзниках.

Итак, у каждого из нас была своя причина, чтобы в один из летних дней отправиться на песчаный берег в Арнастапи.

Зелёное море. Обрывки красных водорослей покрывают волнистый песок. Береговой бриз пробирает до костей небольшую группу людей на берегу. Ветер такой же влажный, как и сырой песок под ногами. Дрожащий человек стоит по грудь в воде, среди небольших волн, стуча зубами от холода.

Настала очередь девушки. Она идёт прямо сквозь зелёные, как стекло, волны. Высоко над ней, на склонах Стапафеля последние пятна снега сияют на блёклом солнце. Человек, стоящий в волнах, кладёт ей одну руку на грудь, другой поддерживает спину.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Погрузившись спиной в ледяное море, она задыхается и захлёбывается. Море шумит в ушах. Затем она снова на ногах. Волны бьют в грудь, солёная вода стекает с длинных волос. Берег кажется полосой холодного света. Она с трудом выходит на сушу. Длинная рубаха прилипла к телу, и она пытается закрыться руками. Тёплые руки прикасаются к ней и ведут на сухой песок.