Я много думала об Эйнаре. Я воображала, что в один прекрасный день он появится на пороге отцовского дома и потребует меня в жены. Конечно же, вряд ли такое могло произойти посреди зимы, но я частенько, лежа без сна, представляла, что это случится, как только растает снег. Эйнар поставит отца на место и посрамит его. Я представляла себе эту сцену много раз, пока она не стала казаться идеальной. В конце Эйнар обратится ко мне и предложит уехать вместе с ним, я сяду верхом на одну из лошадок, которых он привёл, и ускачу прочь из Лаугабрекки, даже не оглянувшись. Дальше эта история представлялась мне более размытой, так как я всего раз видела Эйнара, и не представляла, какой он на самом деле. Иногда я фантазировала до того момента, как ложилась с ним в постель, но далее мои мечты не распространялись, потому что на самом деле я не желала этого. Я просто хотела убежать от ненависти к отцу, но никто кроме самого Торбьёрна не смог бы изменить это. Надо отдать ему должное, той зимой он старался изо всех сил.
Весной отец устроил свой самый грандиозный пир. Съехались люди со всего Снайфельснеса и с Брейдафьорда. Казалось, все позабыли о старой вражде: здесь собрались люди с Брейдавика, и естественно, Стейнтор из Эйра, но здесь же был и Снорри Годи и даже пара Торбрандсонов, злейших врагов Эрика Рыжего. Я не подозревала, что задумал отец, пока он не начал речь. Весь зал был полон гостей, чего я никогда не видела. На улице шёл дождь, внутри царила духота, в такой день так клонит в сон, даже если ты голоден и не выпил как следует. У меня слипались глаза, а голова стала тяжёлой. Но, как только отец начал говорить, дрёму как рукой сняло. Меня охватило то же волнение, как и в день, когда Эйнар приехал в Арнастапи — живот скрутило, а во рту пересохло. Я всё ещё надеялась, что Эйнар появится на пиру, рискнув вызвать гнев отца. Но оказалось, что предстоит совсем другое приключение. Эйнар, его красивые одежды и богатые товары навсегда растворились во мгле воспоминаний.
— Я живу здесь уже давно, — сказал Торбьёрн. — Я всегда был рад вашей дружбе и поддержке, и с радостью могу сказать, что всегда ладил с моими соседями.
Если кто-то из собравшихся и понял, что мой отец лукавит, то не подал вида.
— Я буду оглядываться назад, на годы, прожитые в Лаугабрекке и помнить, что это были хорошие годы.
Для большинства из вас не новость, что мои дела идут неважно. Моя семья всегда была щедра. Мы хорошо жили здесь и всегда оказывали нашим гостям радушный приём. Для меня было бы позором вести дела иначе. Я лучше оставлю ферму и покину Исландию, чем буду жить в нищете.
— Двенадцать лет назад, мой лучший друг предложил присоединиться к нему в великом начинании. Я вернулся обратно с тяжёлым сердцем, в то время как мой друг, Эрик Рыжий, поднял парус и направился к Зелёной стране, которую он обнаружил на востоке от Гуннбьёрновых островков. Каждый раз, когда приходил корабль с новостями о нем, я испытывал то же былое искушение. Но я ещё не стар, я моложе Эрика. Почему бы и мне не отправиться в это великое приключение?
— Так тому и быть. Я устроил последний пир и пригласил вас всех сюда, чтобы объявить, что этим летом я отплыву на запад на поиски Зелёной страны, и поэтому хочу попрощаться со всеми вами.
Он ни слова не сказал обо мне, но я ни на миг не сомневалась, что это будет и моим приключением тоже. От удивления все потеряли дар речи. И, конечно же, никто не спросил отца, как он намерен поступить со мной. Полагаю, все сплетничали об этом пире ещё много лет. Отец одарил всех гостей богатыми подарками, оставив нас почти ни с чем. Торбьёрна это не волновало. Щедрый жест был для него гораздо дороже богатства.
Глава четвёртая
Десятое июля
Разве такие деньки как этот не напоминают тебе об Исландии? Я проснулась этим утром и услышала шелест дождя по крыше и во дворе, увидела тусклый свет, и не сразу вспомнила, где нахожусь. В Исландии скот уже пасётся на пастбищах, зеленеющих травами. Ты скучаешь о родине?
Ты кивнул. Ты вправду кивнул. Ты понял, что я имела в виду. Мы, двое земляков, оказались здесь. Родина так далеко, что порой кажется сном. Местным жителям может показаться, что Исландия лежит за пределами мира. Иногда приятно пообщаться с земляком. Тебе что, приказали не говорить со мной?
Не бойся меня. Я уже стара, и гожусь тебе в бабушки. Или ты ушел в себя потому, что я рассказываю о твоей родине, и это вызвало слишком много воспоминаний? Да, так и есть. Я вижу это, ведь ты молчишь. Трудно ли тебе далось решение стать монахом? Тебя отправили из дома, когда ты был очень молод?
Десять лет. Да, очень мало. И ты не возражал? Маленькие мальчики обычно мечтают стать воинами, моряками, первооткрывателями дальних стран. Я ни разу не встречала ребёнка, который хотел бы сидеть в монастыре, склонившись над пергаментом. Куда тебя отправили?
Очень далеко. Был ли ты счастлив там?
Хорошо, я больше не буду спрашивать. С твоей стороны так любезно было поговорить со мной. С тех пор как я приехала сюда, я слышала исландскую речь лишь в своём воображении. Ты не представляешь, как обрадовал меня, сказав вслух пару слов на родном языке. Я благодарна тебе. Но лучше бы начать нашу работу.
Понимаешь, я оттягиваю этот момент, потому что мне предстоит очень нелёгкий рассказ. Я до сих пор чувствую себя виноватой. Взгляни в окно. Всё ещё идёт дождь, но те пташки, вьюрки, снова здесь. Похоже, они вьют у стены гнёздышко. Этот сад, должно быть, райское место даже для птиц. Леса таят достаточно опасностей, и для людей тоже. Скажи, когда ты отправился в Рим, путешествие не пугало тебя? Сейчас я больше опасаюсь людей, а не моря или непогоды. Когда люди, а я верю, это были люди, нагрянули в Хоп, вот тогда я испугалась и поняла, что наше поселение обречено. Я не боюсь пустоты. Земли здесь населены так давно, что люди уже не помнят, откуда пришли изначально. Здесь полно призраков, но я уже стара, и они меня больше не пугают. Меня больше беспокоят разбойники. Леса Европы дремучи. Даже на Хопе лес не был таким густым, как здесь. Кто угодно может затаиться в чаще, и всюду, где мы встречали путников на дороге, они рассказывали о засадах и убийствах. И даже проделав этот путь, я всё же предпочту путешествие по морю.
Ты не записал это? И не стоит, я продолжаю отлынивать от дела. Молодой человек, ты не мог бы на миг взглянуть на меня?
У тебя такие же глаза, как и моего сына.
Мы отплыли из Брейдавика в начале мая.
Казалось, ничего не предвещало беды. Несколько арендаторов и вольноотпущенников моего отца решили отправиться вместе с нами, и рабы, которых он отобрал. Трое арендаторов взяли собой семьи. Рабы тоже в основном семейные. Я почерпнула у отца одну полезную идею — позволять слугам жениться и создавать законные семьи. В семьях рождаются дети, семьи удерживают мужчин на службе господину. Хотела бы я сказать то же о свободных людях, но ни разу не замечала, чтобы воин, например, поддавался домашнему влиянию. Должно быть, ты знаешь, что бык менее опасен, если содержать его вместе с коровами, нежели чем отдельно от стада, ну и к тому же, это приведёт к росту поголовья скота.
Больше всего в то ясное майское утро меня обрадовало то, что с нами отправлялись Орм и Халльдис. Как только они услышали вести о наших сборах, Халльдис пришла к отцу и попросила прощения за Орма, — сам он никогда бы не извинился, и спросила, могут ли они присоединиться к экспедиции. Она сказала:
— С тех пор как Гудрид исполнилось пять и до самой этой зимы, мы были с ней неразлучны. И ты знаешь, что ей необходима женская компания. Ты же не хочешь, чтобы это была какая-нибудь молодая служанка, у которой на уме одни лишь мужчины. Ей всё ещё нужна мать. Подумай о молодых людях в Зелёной стране, которым нужны жёны. Когда Эрик Рыжий уплыл, у него подрастали трое молодых сыновей. И каких жён они найдут себе среди тюленей и скал? Всё так и есть в новой стране. Тебе придётся присматривать за Гудрид, и если ты будешь к ней внимателен, то удачно выдашь дочь замуж.