Я никогда не рассказывала ему о призраках, преследующих меня в прошлом. И никогда не говорила с ним о том, чему научилась от Халльдис. Торстейн, как и все охотники, испытывали уважение ко всему потустороннему. Я никогда не сомневалась в его смелости, товарищи немало рассказывали о его подвигах, но я знала, чего он боится. Я узнала то, чего не знал никто — ему снились дурные сны. Обычно в тех снах присутствовал его брат Торвальд. Торстейн любил Торвальда больше, чем Лейфа. И я уверена, Торстейн знал, что Торвальд обречён. Возможно, он знал при расставании, что им больше не суждено увидеться. Разумеется, он никогда не говорил об этом вслух, не желая искушать коварную судьбу, что настигнет его брата. Лишь ночами, во сне, он снова и снова ворочался, зовя брата. Я слышала эхо его голоса, будто кто-то за изголовьем кровати вторил ему, или мне просто казалось, что его голос раздаётся откуда-то издалека. Я пугалась, потому что его голос напоминал мне утопающего. Казалось, утром Торстейн ничего не помнит о ночных кошмарах, и я никогда ему не напоминала об этом. А иногда, когда мы укладывались в постель, он сжимал меня с такой силой, совсем не свойственной страсти, и так яростно занимался со мной любовью, будто хотел, чтобы одинокая ночь и кошмары снова не одолели его.
Поэтому, когда в конце третьего лета вернулся корабль Торвальда с известием о его смерти, мы в Стокканесе нисколько не удивились. Из-за низких облаков мы не заметили возвращения корабля, и лишь когда Лейф приехал к Торстейну, мы узнали о произошедшем. Вот что рассказал Лейф.
Торвальд отплыл, следуя указаниям Лейфа, и без особых трудностей достиг его домов в Винланде. Легко сказать, но лишь когда я сама совершила подобное плавание, то поняла, что на самом деле стоит за этими словами. У них не хватило времени поохотиться и запастись мясом на зиму, но им повезло с рыбалкой, так что они питались зимой почти одной вяленой рыбой. Как только наступила весна, лёд растаял, они спустили корабль на воду и отправились на запад. Позже я поняла, что, должно быть, они проделали длинное путешествие до Страумфьорда, как и Карлсефни после них. Мы увидели землю, которую совершенно точно описал Лейф: лесистая страна с протяжёнными песчаными берегами, удобными для стоянки кораблей. Людей мы не заметили, а в самом конце Страумфьорда обнаружили грубую постройку, что-то вроде сушильного сарая, так мне показалось. Если бы мы знали, что это означает! Но не стоит винить себя, ведь тогда перед нами раскинулись и манили новые земли.
Торвальд снова перезимовал в домах Лейфа, а следующим летом отплыл на восток. Восточный берег выглядел диким и пустынным, холодное течение несло с севера айсберги, из-за чего плавание вдоль берега в условиях густого тумана становилось опасным. Но вскоре берег стал более гостеприимным, длинные фьорды врезались в сушу, высокие склоны покрывал лес. К тому времени наступило жаркое лето, и я поняла, что Торвальд нашёл там, я сама это видела. "Вот то место. Здесь я заложу своё поселение".
Этим он обрёк себя. Понимаешь, моим землякам не суждено обжить ту землю. Ангел с горящим мечом охранял её ворота, и, хотя, некоторые преступили её порог, но, когда кто-либо заявлял, что намерен поселиться там, меч опускался. Тот мир населён демонами, наполовину людьми, наполовину тварями Йотунхейма, это чтобы мы держались подальше. И даже когда мы после резни и кровопролития отплыли домой, то, оглядываясь на зелёные берега, видели то же, что в первый раз — рай. Запретный для нас.
Это и случилось с Торвальдом. Когда однажды вечером они сошли на берег, то обнаружили три лодки, обтянутые кожей. Торвальд приказал своим людям притаиться среди деревьев и ждать. Как только стемнело, из леса показались девять дикарей. Они брели к своим лодкам, таща на спинах странные корзины. Должно быть, они почувствовали что-то неладное, поскольку вдруг остановились, стали принюхиваться и озираться по сторонам. Торвальд подал знак, и его люди разом выскочили из засады в лесу. Они застали дикарей врасплох, и очень скоро убили восьмерых из них. Но один оказался слишком быстр. Дикарь бросился к своей лёгкой лодочке, спустил её на воду и ушёл, прежде чем за ним успели броситься вдогонку. В корзинах был мёд, и люди Торвальда привезли его домой в Гренландию. Лейф даже поделился с нами. Я и сейчас помню вкус того мёда, это всё равно что попробовать на вкус солнце.
Вскоре, как только рассвело, Торвальд поднялся на высокий мыс в устье фьорда и разглядел несколько небольших полян вдоль по побережью и небольшие бугорки на них, напоминающие хижины или лодки. Скота не было видно. Не думаю, что Торвальд понял, что его замысел провалился. Как только проливается кровь, норны чуют этот запах и слетаются туда быстрее молнии. По возвращению в лагерь людей Торстейна сморил полуденный зной, ведь они не спали прошлой ночью, и часовые задремали тоже. Я знаю, какую дрёму навевает послеполуденная лесная жара. Лейф хотел выяснить, кто именно уснул на своих постах, и таким образом отомстить за смерть брата, но мне удалось убедить его не делать этого, хотя тогда я ничего не знала о Винланде. Похвастаюсь, тогда Лейф послушал меня, ведь он на своей шкуре испытал чары.
Торвальда и его людей разбудил чей-то голос, который кричал: "Проснись, Торвальд! Проснитесь все и бегите! Спасайтесь, бегите к кораблю и отплывайте как можно скорее!"
Они вскочили на ноги, ещё в полудрёме, хватая оружие. Кожаные лодки приближались к ним из устья фьорда, слетаясь, словно мухи на падаль. Торвальд вместе со своими людьми добрались до корабля. Стоял штиль. Они взялись за вёсла и медленно отплыли. Кожаные лодки преградили им выход из фьорда. Торвальд приказал людям закрепить над бортами щиты, а гребцы изо всех сил налегли на вёсла. Дикари подошли совсем близко и стали пускать стрелы, не пытаясь забраться на борт. Так что людям Торвальда не пришлось сражаться, они гребли изо всех сил, пытаясь прорваться в открытое море под градом стрел. Как только они вышли из фьорда, дикари отстали.
Торвальд спросил, не ранен ли кто-нибудь. Никто не получил серьёзных ран, и тогда сам Торвальд упал на колени. "Стрела угодила в подмышку", — сказал он. "Нет, не трогайте меня. Уже ничего не поделаешь. Вытащите стрелу, когда я умру, а теперь выслушайте меня".
Его уложили на палубу, как он и приказал, и никто не пытался перевязать его рану или вытащить стрелу, ведь это погубит его. Он говорил шёпотом, потому что лёгкие наполнились кровью. "Возвращайтесь к домам Лейфа и запаситесь едой на зиму. Весной отплывайте и идите в Братталид как можно скорее. А что касается меня, то я оказался прав, когда сказал, что нашёл место, где хотел бы остаться. Отвезите меня на берег и похороните. Поставьте над могилой крест, и шепните матери, что похоронили меня именно так. А отцу передайте, что я погиб достойно".
Вот и вся история Лейфа. Команда Торвальда сделала всё, что он велел, и все благополучно вернулись обратно в Братталид.
— Торвальд ничего не велел мне передать? — спросил Торстейн.
— Ничего, ни тебе, ни мне, — ответил Лейф.
Торстейн уставился в огонь.
— Он знал, слова ни к чему, — наконец произнёс он. — Я отправлюсь за ним, Лейф. Я найду избранное им место. Я не оставлю его там в одиночестве.
— Ты же не собираешься перевезти его тело? — удивлённо спросил Лейф.
Торстейн посмотрел на брата странным, рассеянным взглядом.
— Перевезти? Что ты имеешь в виду?
— Наша мать хочет вернуть его сюда.
— Против его воли?
— Священник сказал, что человеческая душа будет проклята навеки, не будучи погребена в христианской земле.
— Значит, все наши предки тоже прокляты? — спросила я.
Они не обратили на меня внимания.
— Я согласен, это неразумно. Но именно это просит сделать наша мать.
— Он не просил об этом, — сказал Торстейн. — Ведь он сказал, что хочет лежать там. Но я отыщу его.
— И как ты предлагаешь это сделать?
— Лейф, ты дашь мне свой корабль? — умолял Торстейн, положив ладонь на колено брата. — Я знал, что он не вернётся. Я знал, что всё так закончится. Именно я должен отправиться за ним. Ты понимаешь?