Убедившись, что его корабль благополучно спустили на воду и пришвартовали, Торфинн Карлсефни направляется на склад за бухтой верёвки, помня, что убрал её туда, когда осенью корабль затащили в сарай. Его голова занята мыслями о такелаже, он поднимается на невысокий холм около кузницы и видит внизу Торхеля Охотника, тот замер на месте, словно готовится к броску. Сбитый с толку и настороженный, Карлсефни замирает совсем как Торхель, и замечает свою жену, она лежит совсем так же, как лишь один он видел её такую, когда долго занимался с ней любовью, не позволяя ей прикасаться к нему. Это бывало нечасто, потому что, когда она вышла за него замуж, для неё это было в новинку, и она редко соглашалась на подобное. Для него это было одним из самых необычных и тайных наслаждений, ещё более острое из-за того, что недоступно другим мужчинам.

Жуткий удар и крик. Я вскочила на ноги, а ребёнок заплакал. Я не могла понять, что происходит, двое мужчин боролись за ручьём, а солнце слепило мне глаза. Затем я услышала голос Карлсефни: "Я убью тебя! Я убью тебя!" Со двора послышался топот — кто-то пронёсся мимо меня. Снорри зашёлся в истерике, и лишь тогда я разглядела происходящее. Карлсефни боролся с Торхелем, вцепившись ему в горло обеими руками. Я увидела, как Торхель вынул нож и занёс его над плечом Карлсефни, и думаю, что закричала, предупреждая мужа. Карлсефни успел уклониться и схватил Торхеля за запястье. Я наблюдала, как нож опускался по дуге, Торхель изо всех сил давил сверху, Карлсефни упирался, всё ещё держа противника за горло другой рукой. Но одной рукой нельзя задушить человека, Торхель пытался вырваться, а Карлсефни крепко вцепился в него, словно пёс в быка. Тогда Торхель высвободил руку с ножом, и в тот же миг мимо меня проскочил Снорри, перепрыгнул ручей и схватил Торхеля со спины, нож упал в воду.

Полдюжины мужчин кое-как разняли их. Торхель пожал плечами и успокоился, но Карлсефни всё ещё бушевал, словно бешеный пёс, порываясь продолжить поединок, пока не понял, что дерётся с собственными людьми. Тогда он угомонился, тяжело дыша, смахивая с глаз пот. Ребёнок продолжал кричать, я была так потрясена, что не могла сдвинуться с места, и прежде чем ко мне вернулся дар речи, заговорил Снорри, спрашивая: "Что это было? Что случилось?" Торхель обернулся и посмотрел на меня, я же вспомнила о своём заговоре, о странном сне, и благословении, о котором я не надеялась просить, и тут вспомнила, что моя рубаха расстёгнута, тогда я накинула платок и скрылась в доме.

Внутри было темно, и я проковыляла через зал к двери нашей комнатушки, на ощупь пробралась к кровати и села. Меня била дрожь, я прижала к себе дитя, укачивая и пытаясь его успокоить. Я не понимала, что произошло, я видела лишь взгляд Торхеля. На что он намекал? На некую причастность, на что-то тайное между нами, чего недоступное остальным. Я вспомнила, как тогда повстречала его, когда он спускался с холма. Вспомнила, как Хельга поведала мне о разговорах мужчин, о том, что женщины должны быть общими, а не принадлежать лишь своим мужьям. Я не понимала, что такого натворила, но чувствовала свою вину. Я ненавидела Торхеля и не знала, как выкинуть его из своих снов. Он преследовал меня, а я его боялась.

Карлсефни злился на меня. Я знала это, ведь он ни словом не обмолвился со мной о том, что случилось, или о том, чем всё закончилось. Той ночью Торхель ушёл, а с ним ещё несколько человек, Хельга рассказала мне, что они отправились охотиться на оленей. А на следующий день Карлсефни отплыл на остров Бьярни. Это было необходимо, ведь мы отчаянно нуждались в пище. Я была расстроена, он почти не разговаривал со мной перед отплытием, а ещё я боялась, что его не окажется рядом. Оба этих чувства я испытывала впервые, и из-за этого мне было очень обидно. Я опасалась, что Торхель вернётся первым. Так и случилось, но больше я никогда его не видела, как и Снорри. Все мы ожидали, что-то должно произойти, но нам и в голову не могло прийти, на что способен Торхель.

Агнар, он украл корабль моего отца.

Ты никак не отреагировал. Разве тебе не ясно? Разве ты не понял, что это означает? Корабль стоял в бухте, пришвартованный к берегу. Стояла тихая погода. Мы не выставляли часовых на ночь. А зачем это нужно в пустынной стране? Торхель вернулся ночью и украл корабль, с ним ушли девять человек. Больше о них мы ничего не слыхали.

Спустя годы, в Глаумбере нас достигла молва, что беглецы сбились с курса, подхваченные одним из западных штормов, их отнесло к Ирландии, где оставшихся в живых пленили и продали в рабство. Но это неподтверждённые слухи. Я даже не знаю, кто их принёс. Следы Торхеля затерялись после того, как он отплыл тогда из Винланда на корабле моего отца, и один лишь Господь знает, что было у него на уме. Полагаю, в Винланде он рассчитывал взять на борт какой-нибудь груз и отправиться в Европу. Конечно же, он не посмел бы вернуться в Зелёную страну, и даже в Исландии Торхеля могла настичь кара за его преступление.

Что ты имеешь в виду, что он такого сделал? Ты до сих пор не понимаешь? О, ты бы сразу понял, если бы стоял на берегу тем утром, глядя на пустую бухту, где ещё вчера стоял корабль. Карлсефни вернулся спустя три дня, слишком поздно, чтобы отправиться в погоню за Торхелем, даже если бы мы знали, куда он направился. У Карлсефни всё ещё оставался свой корабль, способный взять на борт около тридцати человек и груз в придачу. Агнар, нас осталось сорок пять человек и ещё скотина. Чтобы перевезти всех на одном корабле, мы должны быть уверены, что всю дорогу море будет тихим. Спокойная погода в тех морях! Теперь-то ты понимаешь?

Казалось, Карлсефни даже не рассердился. На этот раз в приступе бессильной ярости взорвался Снорри. Как ты знаешь, Карлсефни был вспыльчивым, но не выказывал напрасного гнева. Будь Торхель там, думаю, Карлсефни убил бы его, но, он, как птица, резко меняющая направление полёта, сразу же стал размышлять, как возместить утрату. Тем вечером все собрались в нашем зале, чтобы решить, что предпринять дальше. Пока те, кто поддерживал проклятого Торхеля, неустанно твердили, что не виноваты в его побеге, Карлсефни, молча сидел и смотрел в огонь, казалось, его мысли витали где-то далеко. Когда он поднялся, все замолкли.

— Довольно, — сказал он. — Каждый высказался, где мы должны были быть, и что должны были сделать. Но если бы мы хорошенько подумали, какой у него был выбор? Он понимал, что я вполне мог убить его. На самом деле, именно это я и хотел сделать, не позднее следующей зимы, потому что не видел иного способа сохранить мир здесь. Он решил за нас эту задачу. А теперь нам нужно решить свою.

— Мы не сможем вернуться домой без другого корабля, значит, мы должны построить его. — Он выждал, пока не стихнет недовольный ропот и продолжил. — Нет смысла говорить, что это будет трудно. Конечно, трудно. У нас тут не норвежские верфи, я знаю. Но разве у нас есть выбор? Нет, и вы это знаете. Очень хорошо. Всем вам известно о наших планах на лето. Мы собирались отправиться на двух кораблях на юг, чтобы добыть богатства Винланда, и следующей весной отплыть домой. Мы не сможем сделать этого. Но я отплыву на юг, как и рассчитывал. Люди Торвальда говорили, что в глубине Винланда растут высокие деревья, подходящие для вырезки корабельного киля. Не рассказывайте мне, в чём трудности. Я знаю. У нас нет времени сушить всё лето подходящую древесину. Может быть, мы найдём старое, сухое, уже упавшее дерево. Я не знаю. Мы не кораблестроители, но некоторые из нас видели, как строят корабли. У нас очень мало железа, и нам нужно больше. Сейчас июнь. Я готов отплыть немедленно в Винланд на поиски подходящей древесины. Мы срубим деревья и расколем их на доски. Также нам придётся обеспечивать себя пищей, потому что сейчас у нас нет припасов, чтобы взять что-то с собой в плавание. Мы не вернёмся этим летом, а разобьём в Винланде зимний лагерь. Остальные останутся здесь, в домах Лейфа и будут охотиться и рыбачить, запасая пропитание. Мы оставим вам две маленькие лодки. Вы должны сделать так, чтобы заработала кузница, и заготовить столько железа, сколько возможно. Мы вернёмся на следующее лето, так скоро, как только сможем, а зимой построим наш корабль.