Потребует исследования еще такая операция, в которой держава, уже имея обладание морем и намереваясь предпринять военную экспедицию, для успеха которой это обладание необходимо, выставляет отдельно свою морскую силу для того, чтобы занять морскую силу неприятеля и тем сделать вероятность успеха вдвойне обеспеченной.

Нет более совершенных иллюстраций тех операций, которые я имею в виду, чем несколько больших усилий Франции обеспечить за собой обладание морем для того, чтобы провести через Канал военно-сухопутную силу, достаточную для совершения завоевания страны скорее, чем течение времени может изменить условия их морского превосходства.

Но следует заметить, что во всех случаях вторжения как этого рода, так и того рода, о котором было сказано выше, вторгающаяся сила надеялась на поддержку в стране, в которую вторгалась. В одном случае, а именно при вторжении принца Оранского, уверенность в поддержке со стороны населения атакуемой страны была так велика и сомнение в возможности морской оппозиции так хорошо обосновано, что мы почти можем исключить эту экспедицию из числа морских операций какого бы то ни было рода. Баланс политического мнения гораздо более, чем сила, морская или сухопутная, определял ведение плана. Упомянутая экспедиция рассматривается как крайний тип вторжения, отличающийся от других вторжений более в степени, чем в роде. В каждом из «покушений» Франции на Англию первая полагала, что высадка ее войск будет сигналом для возмущения всей страны в ее пользу и большого стечения под ее знамя недовольного населения. В воинственных попытках Франции против Ирландии было то же самое. Филиппу было известно конфиденциально, что обширная толпа угнетенных католиков в Испании поддержит его сейчас же, как его войска высадятся там, и он надеялся только на то, что к нему придет в большом масштабе такая же помощь, какая оказала поддержку в малом масштабе его войскам при высадке их в Кинсале. В Египте и на Востоке фанатизм французов привел их к предположению, что их войска будут приняты как друзья и освободители и найдут дом и базу для дальнейших операций против английских владений на Востоке, даже при весьма вероятной случайности быть отрезанными от Франции.

Конечно, надежда на то, что французские войска, если бы они успели в высадке на английские берега, будут поддержаны народом достаточно сильно для достижения преследовавшейся цели возвращения Джеймсу трона, всецело управляла операциями, которые привели к неудачному сражению при Бичи-Хэд.

Значительная французская армия высадилась в Ирландии, и экс-король Джеймс был принят там так сочувственно, что со стороны Англии были снаряжены для борьбы с ним большие силы. Вильям отправился в Ирландию 11 июня 1690 г. для того, чтобы принять там начальство над своей армией. Англия была предоставлена правлению Марии как регентши и сухопутной обороне, главную силу которой составляла наскоро созванная милиция. Организация морской обороны так замедлилась, что лорд Торрингтон – тот адмирал Герберт, который эскортировал короля Вильяма в Торбей, – предпочел скорее отказаться от своей должности в Адмиралтействе, чем быть участником в неподготовленности флота, – политика, которой тогда большей частью держались[28]. Ноттингем, государственный секретарь и враг Торрингтона, был способен отвергнуть благоразумные советы и, презирая французов как противников в море, действительно оставил страну открытой опасностям. Французы, без сомнения, были хорошо извещены через партизанов Джеймса о представлявшихся для них благоприятных обстоятельствах. Они имели полную веру в то, что за отбытием Вильяма и английской армии в Ирландию успешный переход через Канал с небольшой военной силой поднимет общее восстание и возвратит трон экс-королю. В самом деле, приготовления зашли так далеко, что 18 июня было назначено днем объявления восстания.

Намерение французов состояло в том, чтобы появиться в Канале с силами, значительно превосходящими те, какие Англия и Голландия могли, по их мнению, выставить. Часть флота должна была следовать к Темзе для того, чтобы поддержать якобитское восстание в столице, тогда как другая часть должна была соединиться с галерами и высадить 8000 человек в Торбее с оружием, рассчитанным на гораздо большее число. После выполнения такой миссии эта часть флота должна была отплыть в Ирландское море для воспрепятствования возвращению оттуда короля Вильяма и его войск.

Главные силы французов собрались в Бресте под командой вице-адмирала графа де Турвилля, и кораблям, стоявшим в Тулоне под начальством вице-адмирала Шаторено, было приказано присоединиться к нему.

Со стороны Англии снаряжение целесообразного флота было не только задержано, но и совсем отложено; однако смутное понимание опасности было высказано в распоряжениях, отданных вице-адмиралу Киллигрью ранней весной. Этот адмирал отплыл из Торбея с эскадрой и коммерческим флотом, шедшим в Средиземное море, направившись сперва на Кадис. У него было одно судно второго ранга, четыре – третьего ранга, семь – четвертого ранга, одно – пятого ранга и два брандера, кроме, по-видимому, четырех голландских судов, из которых два бедственно затонули на пути. Согласно расчетам тех дней, такая эскадра давала Киллигрью шестнадцать судов, «способных составить линию баталии». Данные ему распоряжения обязывали его проследовать в Кадис, снабдить оттуда конвоирами коммерческие суда для сопровождения их в различные порты Средиземного моря и затем, с остальной эскадрой, которой состав тогда определялся семью судами, кроме одного голландского, следить за движениями Тулонского флота и, в случае прохода последнего через Гибралтарский пролив на Запад, следовать за ним.

Киллигрью шел к выполнению своего назначения очень медленно; он употребил на плавание до Кадиса обычный месяц, который и столетие спустя все еще был обычным месяцем, но здесь был задержан препятствиями, которые ставили ему испанские власти. Он все еще был там с большей частью своих судов 9 мая, когда до него достигли с различных сторон вести, что Тулонский флот из десяти судов, из которых три были вооружены 80 орудиями каждое, был усмотрен последовательно у Аликанте, Малаги и Гибралтара. Киллигрью отплыл на следующее утро к Гибралтару, где не только собрал остальные свои суда, но и услышал, что они видели предшествовавшей ночью четырнадцать судов, надо полагать, французской эскадры, на якоре в Тетуанской бухте, близ Сеутты и как раз против Гибралтара. Он немедленно отправился туда, имея с собой десять английских судов, «способных составить линию баталии», кроме двух судов пятого ранга, двух брандеров и пяти голландских судов.

Ни одно из французских судов не было застигнуто на якоре, но вскоре всех их увидели шедшими к северу, и Киллигрью немедленно последовал за ними в погоню. Французские историки сильно спорили о том, желали или нет враждебные эскадры встретиться. Надо думать, что Шаторено показал бы особенный недостаток здравого смысла, если бы он польстился на сражение, вероятно, помешавшее бы большой концентрации силы, которую он должен был довершить в Бресте. Во всяком случае, сражения не было. Французы прошли проливы, и Киллигрью, видимо, мало понимая их стратегию и возможность важных результатов своего промедления, проследовал в Кадис и занялся здесь обеспечением конвоя для коммерческих судов и другими подобными делами второстепенной важности.

Ему было приказано последовать за французами, если бы они прошли в проливы; он, конечно, исполнил это приказание, но так «свободно», что когда дошел до Плимутского Зунда, после 30 июня, то ему осталось только узнать, что Торрингтон был разбит, что французы приобрели обладание морем, хотя и не неоспоримое, в Канале и что ему надлежит отвести свои значительно слабейшие силы прямо в Гамоаце и безопасным путем, по возможности, без замедления.

Кроме главной силы англичан и голландцев, – медленно, чрезвычайно медленно, собиравшейся у о-ва св. Елены, – и той силы Киллигрью, которую я проследил в пути ее из Англии и обратно, единственная еще заслуживавшая внимания флотилия англичан собрана была под командой сэра Клоудесли Шовеля, которая, однако, к тому времени, как приготовления де Турвиля были закончены, состояла всего из шести кораблей[29].