Есть еще другой побочный аргумент, говорящий в пользу взгляда князя Меттерниха, – это то разнообразие и неопределенность, с которыми Наполеон говорил о промежутке времени, необходимом ему для обладания морем, чтобы переправить свои силы. В июле 1804 г. он сказал: «Если мы будем господами пролива в течение шести часов, мы будем владыками всего мира»[83]. В письменных наставлениях Вильневу 8 мая 1805 г. он говорит: «Если ваше присутствие сделает нас господствующими на море около Булони в течение трех дней, мы будем иметь возможность совершить нашу экспедицию, т.е. переправить через Канал 160 000 человек на 2000 судов». Во втором письме в тот же день времени назначено 4 дня, а численность армии определена в 150 000 человек.
С другой стороны, беспокойное состояние духа Наполеона, так резко выразившееся, когда подошло время прибытия Вильнева в Брест, должно, кажется, взять перевес над этими «показаниями». Но если верить тому, что Наполеон одинаково серьезно смотрел как на дело высадки на берега Англии, так и на дело сосредоточения сил около Ульма, то мы должны, я думаю, сказать, что Наполеон просто растерялся, смущенный двойственностью своего плана, который был слишком сложен, слишком разнообразен и слишком неопределенного характера, чтобы обещать действительную надежду на успех. Мы обыкновенно привыкли слышать, что Наполеон «заманил» Нельсона в Вест-Индию, и думаем, что Коллингвуд точно проник в намерения императора. Но Вест-Индские экспедиции не были только ложной демонстрацией, хотя в них и была идея отвлечь силы неприятеля от Европы; не уверены мы и в том, что Наполеон ясно представлял, что неприятель пойдет в Вест-Индию вслед за его адмиралами. Кроме того, если предположить, что главной целью Вильнева в его плавании в Вест-Индию было увлечение за собой Нельсона, то выходит, что стратегия этого маневра не богата верными идеями. Это доказывается тем фактом, что Нельсон, как мы видели, на возвратном пути обгоняет Вильнева. Если главную задачу представляло отвлечение британской эскадры, то плавание в Вест-Индию должно было быть действительно мнимым, и Вильневу следовало, приняв меры к тому, чтобы Нельсон своевременно узнал об его назначении туда, повернуть обратно, идти против небольшой Феррольской блокирующей эскадры и, уничтожив ее, соединиться с кораблями этого порта. То же самое следует сказать и относительно эскадры Миссиеси. Если бы с самого начала стремились к достижению обладания Каналом, то для рандеву с Вильневом в море следовало бы назначить более подходящий пункт, а не отдаленный Суринам.
Вообще я думаю, что так или иначе, но можно было наперед предсказать неудачу этих экспедиций, которые были слишком сложны, слишком обширны и слишком рискованны. Одна только посадка на суда войск не обещала успеха дальнейшим действиям, потому что, по имевшимся условиям, можно было ожидать болезней и недостатка провизии. Обсуждая дело беспристрастно, мы не можем не сделать замечания, что Наполеон, по-видимому, действовал все время наперекор своему военно-морскому совету. Мы знаем, что и Вильнев и Декре – оба возражали, и нельзя забыть, в каких резких выражениях ответил морской министр Наполеону 22 августа:
«И сказать всю правду, так морской министр, подчиняющийся вашему величеству в морских делах, служит плохо вашему оружию, если в действительности даже не вредит ему».
Таким образом, еще раз, но уже окончательно, мы извлекаем тот урок из этого последнего усилия Франции, что положительно не стоит пытаться приобрести обладание морем какими-либо другими средствами, кроме как прямо сражаясь за него, и что борьба за достижение этого обладания представляет уже сама по себе предприятие столь глубоко серьезное, что оно не допускает попыток достигнуть одновременно еще какой-либо другой цели.
Глава X
Условия, при которых нападения на территорию с моря бывают успешны или неуспешны
В последних четырех главах я сделал исторический обзор наиболее серьезных попыток одной из морских держав вырвать из рук другой – но только на время и преследуя частную цель – обладание морем, которым обороняющаяся держава владела. Мы видели, что эти попытки ведут к неудачам, главным образом, потому, что внимание, долженствующее быть сосредоточенным на операциях только одной первостепенной важности, отвлекается и истощается в преследовании двух целей одновременно.
Ясно также, что раздельная линия между попытками приобрести обладание морем с целью облегчить высадку на берег и между высадками на берег при предполагаемой необеспеченности обладания морем очень тонка. Главным отличием служит только количественная сторона морских приготовлений нападающего, более значительная при преследовании первой цели.
А затем еще следует заметить, что термин «обладание морем» в применении его к обозначению правоспособности препятствовать проходу неприятеля, имеющего намерение сделать высадку на берег, по необходимости заключает в себе некоторую неопределенность. Обладание морем может быть абсолютно полным не только для этой цели, но и для всякой другой. Оно может быть достаточно полным для обеспечения экспедиции, отправляющейся через море для нападения на территорию, от всяких других препятствий как на пути, так и на месте атаки; но оно может быть при этом совершенно недостаточным, чтобы обеспечить сообщение базы с пунктом атаки. Весьма постепенными градациями можно последовательно дойти до все менее и менее совершенного обладания морем, пока оно совсем не будет утрачено, и тогда неприятельские суда свободно могут бороздить воды по всем путям, ведущим к пункту атаки.
В истории мы имеем один только пример абсолютного обладания морем – это наше положение в Крымской войне. Оно отчасти было следствием особенного положения неприятельских морских портов на берегах морей, которые суживаются в так легко охраняемые проливы Босфор, Дарданеллы, Зунд и Бельты. Эти узкие проходы похожи на внешние ворота тюрем, в которых заключен неприятель и которые предостерегают его о двойном риске в случае попытки к побегу. Вполне возможно, что это абсолютное обладание морем, удержанию которого помогало географическое положение, могло бы оказаться неполным, если бы в наших руках не было начавшей тогда развиваться силы пара. Пока корабли двигались ветром, природа постоянно вмешивалась и расстраивала планы; она передавала в руки одной стороны преимущества, на которые последняя и не рассчитывала, тогда как другая сторона считала их для себя обязательными. Можно прямо сказать, что если бы в русском флоте пар имел такое же применение, какое он имел у союзников, то очень возможно, что даже в Балтийском и Черном морях влияние враждебных России флотов могло бы быть до некоторой степени оспариваемо.
От этого абсолютного, неограниченного обладания морем, которое позволило союзникам во время нападения на Крым быть совершенно спокойными за безопасность их сообщений, мы перейдем к франко-германской войне, в которой обладанию морем, по крайней мере, угрожали и в которой операции на коммуникационных линиях если и были незначительны, то все-таки имели место[84]. В междоусобной американской войне морские силы конфедератов, хотя и никогда не были настолько велики, чтобы воспрепятствовать федеративным штатам нападать на их порты со стороны моря, все же иногда имели возможность действовать на морские сообщения федератов с их базой. Если они этого не сделали, то это произошло благодаря соображениям о балансе между риском и выгодами. В чили-перуанскую войну мы видим, что слабейшая морская держава, хотя и не будучи в состоянии оспаривать обладание морем, в одном случае действовала на сообщения неприятеля в высшей степени успешно[85]. В австро-итальянской войне 1866 г. обладание морем итальянцами было столь незначительно, что австрийский флот мог расстроить намерение неприятеля овладеть островом Лисса победой над превосходящим его по силе итальянским флотом.
