Г. Лаутон не касается совсем в своем превосходном очерке существенного элемента неудачи Армады. 19 000 солдат, которых намеревались переправить на судах флота из Испании, отнюдь не составляли всей армии вторжения. Главная часть ее должна была сформироваться из армии герцога Пармского и была приготовлена для посадки на суда в Дюнкерке. Сам герцог был командующим экспедицией. Но наши союзники, голландцы и зеландцы, приняли все меры для воспрепятствования всякому соединению между крыльями испанских сил, противопоставив им свои флоты. Вот как говорит об этом Бэрчетт:
«Двадцать седьмого июля испанский флот стал на якорь перед Кале, а недалеко от него стал на якорь английский адмирал, который, с присоединением к нему эскадр лорда Сеймура и сэра Вильяма Винтера, имел теперь сто сорок судов, крепких я сильных, хотя главная боевая сила сосредоточивалась не более как на пятнадцати из них.
Испанцы очень хлопотали теперь, чтобы герцог Пармский выслал им на помощь сорок легких ботов, потому что вследствие неповоротливости их судов они не могли сражаться с легкими и подвижными английскими судами. Они также советовали герцогу немедленно посадить на суда свою армию и быть готовым воспользоваться первым удобным случаем, чтобы под их прикрытием высадиться в Англии. Но кроме того, что на его плоскодонных судах открылась течь и что он ни в каком отношении не был готов к той быстроте действий, к какой его побуждали, исполнению требовавшегося от него препятствовали корабли готлландцев и зеландцев, которые под командой графа Юстина Нассау продолжали держать в блокаде гавани Дюнкерка и Ньюпорта – единственные порты, из которых силы герцога могли выйти в море».
Таким образом, даже и независимо от столкновения между испанским и английским флотами и даже если бы силы англичан и были менее превосходны, чем какими они проявились в сражениях, великая Армада все-таки была бы предприятием неудачным и бедственным. Г. Лаутон совершенно справедливо подчеркивает то, что бедственная судьба Армады не была ни чудом, ни подготовлена вмешательством провидения, пославшего специально невыгодные для нее штормы. Просто если бы Филипп или имел лучших советников, или не был бы так упрям, то он понял бы, что не только предпринятое им дело было свыше сил его, но что и невозможно, чтобы он имел успех, принявшись за него таким образом. Можно еще заметить, что если Медина Сидониа и не оправдывается буквой данных ему инструкций в своем образе действий, а г. Лаутон, кажется, указывает именно на это, то организация его силы была именно такова, что должна была привести его к толкованию духа инструкций совершенно в том смысле, как он это сделал. Если известия Бэрчетта справедливы, то, кажется, ту же идею носил и Медина Сидониа до своего окончательного поражения на море, а именно: что законы морской стратегии не препятствуют переправе экспедиции для нападения на территорию через море, занятое враждебным флотом.
В этом была основная ошибка короля Испании, и большая выгода совместного обсуждения поражения Медины Сидониа и Персано состоит в том, что параллелизм этих случаев так убедительно подтверждает правила стратегии. Медина Сидониа в 1588 г. не успевает высадить ни одного человека (за исключением беглецов) на территорию, избранную для десанта, – совершенно так же, как и Персано в 1866 г., и флоты обоих их претерпевают ужасное поражение.
Королю Испании было невозможно считать английский флот незначительным после событий в Кадисе в предшествовавшем году. Да даже если бы он и был так незначителен, то необходимо было парализовать его действия каким-нибудь образом, прежде чем предпринимать высадку на территорию, которую он оберегал. Совершенно так же итальянское правительство, или Персано за него, не может быть оправдано в пренебрежении силами австрийцев в Поле. Но, как бы мало ни ценили эти последние, надо было совсем парализовать их действия, если уж было решено захватить остров Лиссу. Ни Медина Сидониа, ни Персано не имели морской силы, достаточной для двойной операции – парализования обороняющего враждебные берега флота и, одновременно, прикрытия высадки, – и все-таки пытались исполнить последнюю.
Во всех случаях, когда десант стережется враждебным флотом, должна быть неудача до тех пор, пока наступающие силы не разделятся на две части резко различающегося между собой назначения: одна для парализования могущих вмешаться в дело морских сил противника, а другая – для сопровождения самого десанта. Но Филиппу предстояла задача еще более трудная, чем Персано, так как ему надо было парализовать три враждебных флота, один из которых, как лежащий между двумя крыльями наступающих сил, надо было непременно разбить. Армаде угрожали, как мы видели, флоты лорда Говарда у Плимута, лорда Генри Сеймура в «узких морях», у Дуврских проливов, и графа Юстина, блокировавшего Дюнкерк и Ньюпорт. Заглянул ли Филипп хоть раз в лицо этому положению дела? Приготовил ли он хоть сколько-нибудь свои силы к разделению на четыре необходимые части, из которых каждая была бы достаточно сильна: одну – для парализования лорда Генри Сеймура, другую – для парализования лорда Говарда, третью – для поражения и затем для парализования сил графа Нассау и четвертую – для конвоирования и прикрытия вылазки? Ни в чем не видно и признака, чтобы настоятельные соображения нашли место в его уме, и если действия Медины Сидониа каким-нибудь образом воплощали идеи своего господина, то последний необходимо должен был иметь твердую уверенность, что так или иначе десант должен иметь успех перед лицом трех враждебных флотов.
Персано должен бы был парализовать только один флот, но он, вероятно, опирался на ту же идею, как и Медина Сидониа, т.е. что появление австрийского флота не помешает ни переправе десанта к острову Лисса, ни окончательному успеху предприятия.
Таким образом, неуспех нападения на Англию в 1588 г. и на Лиссу в 1866 г., так же как и неудача наполеоновского десанта в Египте, могут быть приписаны одной и той же причине, а именно – пренебрежению основными правилами морской стратегии. Достаточно большую морскую силу следует разделить так, чтобы одну часть употребить на парализование возможных действий враждебных флотов, а другую – на прикрытие десанта. Если же морская сила недостаточно велика для такого разделения, то нападения на заморские земли прямо не должны быть предпринимаемы, потому что, за исключением «чудесного» оборота дела, они обречены на неудачу, как всякие экспедиции, опирающиеся на море сомнительного обладания.
Я обращал внимание читателей в четвертой главе моего сочинения на начало тех десантов и контрдесантов на заморские земли, которые были впервые предприняты сэром Робертом Хольмсом против голландских владений на берегах Африки и Америки и повлекли за собой возмездие со стороны голландцев в экспедициях де Рюйтера. Я также указывал и на те неоднократные переводы из рук в руки Вест-Индских островов и 1666–1667 гг., которые впоследствии сделались столь обычными в морских войнах. Несколько слов об известных экспедициях в Ирландию в интересах Иакова II, в 1689–1690 и 1691 гг., могут быть полезны здесь, так как они представляют примеры класса десантов, о котором я говорил в предыдущей главе, как о не содержащем элемента времени и как о зависящем в своем исходе от того приема, какой десант встретит в самой атакуемой стране. В таких экспедициях флот не имеет иного значения, как конвой. В них нет высадки, подлежащей прикрытию, и нет водворения на занятой территории, подлежащей отстаиванию. В таких случаях законно держаться метода уклонения от неприятеля, хотя можно рассчитывать на больший успех, если возможное вмешательство враждебной морской силы будет парализовано или, по крайней мере, отвлечено от экспедиции и если малая конвойная сила будет прямо направлена на защиту транспортов.
В 1689 г. организация английских морских сил была в дурном состоянии, и, помимо действительной неприспособленности кораблей к приобретению и удержанию обладания морем, необходимые приготовления замедлились, так что адмирал Герберт не имел надежды помешать высадке Джеймса (и в действительности не делал даже и попытки к тому), состоявшейся в Кинсале 12 марта. Когда Герберт получил известие о том, он был занят только еще сбором своего флота, и все его надежды не простирались далее возможности перехватить, французский конвой при его возвращении. Даже когда он отплыл к западу, то при нем была только часть его флота, а присоединения остальной он неуверенно ожидал позднее.
