А теперь появление людей в белом не только не устранило для Макса перспективу остаться одноногим, но и сделало её более ощутимой. Причем ощутимой — в буквальном смысле. Когда он вновь потянулся за брелоком в кармане амбала, его еще раз ударило током. Но теперь уже с такой силой, что Макс едва не взвыл от боли и досады.

Время будто притормозило свой ход. И Максу показалось, что теплая капля, которая упала ему на тыльную сторону ладони, успела до этого прочертить в воздухе зримый алый след. Макс поднял глаза: кровь текла с кровати-каталки, из размозженной головы герра Асса. «Я должен ему помочь», — подумал тот Макс, который в первую очередь считал себя доктором Берестовым. Но тут же отозвался другой Макс — человек, устроивший в прошлом году утечку данных о технологии реградации: «Сначала самому себе помоги! Много от тебя будет проку, если у тебя прямо сейчас отвалится нога?»

Макс не стал вставать с пола. Предупредительные выкрики людей в белом только-только отзвучали, хотя сам Макс дал бы на отсечение если уж не голову, то ногу, что должно было пройти уже минут десять как минимум. Однако он ясно понимал при этом: поднимись он сейчас в полный рост — и штурмовые винтовки на него направит сразу десяток «людей в белом». Никто не станет вникать, что он тут — главный заложник, ради спасения которого белый отряд и ворвался сюда. Так что Макс только чуть приподнялся, вытянул руку и выдвинул маленький ящик для медицинского инструментария, которым снабжена была каталка.

Вначале его пальцы нащупали похожий формой на авторучку лазерный скальпель. Потом упруго промялось несколько упаковок со шприцами. Но, наконец, доктор Берестов нашарил что, что ему было нужно: медицинские ножницы.

2

Ольга Андреевна почти ожидала, что на неё саму и на Александра Герасимова наденут наручники. Однако людям в белом явно стало не до таких пустяков. Они не успели даже отогнать красный «Руссо-Балт» от дверей ангара до того, как получили приказание начинать штурм.

Ну, то есть: Ольга предположила, что они его получили. Сама-то она этого не слышала. Она только собиралась протестовать: требовать, чтобы ей вернули если уж не сумочку, то хотя бы папку с бесценной рукописью. И тут человек, которому её вещи передали, плотно прижал к уху левую руку: под капюшоном белой камуфляжной формы у него явно имелась гарнитура — наушник и микрофон.

— Слушаю! — произнес он резко, потом секунд десять слушал то, что ему говорили, а затем разом как-то весь подобрался и произнес: — Есть приступить немедленно!

Он зашвырнул обратно на переднее сиденье «Руссо-Балта» Ольгину сумочку и картонную папку с машинописными страницами. А потом приказал двоим своим людям:

— Этих — за линию оцепления! — И он указал кивком головы на Ольгу Андреевну и Александра Герасимова.

После чего Ольгу и её спутника подхватили под руки и даже не перевели, а почти что перенесли метров на десять от ангара прочь. Туда, где за неухоженным разросшимся кустарником было припарковано полтора десятка черных внедорожников. Но, хоть перемещали их чуть ли бегом, Ольга всё-таки успела по пути оглянуться.

Их красный электрокар, который так и стоял с включенными фарами, сейчас обтекали справа и слева два потока людей в белой камуфляжной форме. Откуда они только возникли в таком количестве! И в руках у них всех были уже не пистолеты, а винтовки с короткими стволами. Этим людям даже не пришлось выбивать дверь ангара — она так и осталась незапертой после того, как внутрь проскользнула Мария Рябова.

«Она с самого начала знала, что дверь не на замке, — подумала Ольга. — Потому и не велела таранить её электрокаром, как предлагал Александр. Понимала, что в этом нет никакой необходимости. А уехать отсюда на «Руссо-Балте» нам в любом случае не светит — даже если мы сумеем ускользнуть от господ в камуфляже. К «Руссо-Балту» теперь и комар не подлетит незамеченным».

Однако это всё-таки были мысли вторичные, несущественные. Куда больше Ольгу волновало другое: не подстрелят ли эти господа из своих короткоствольных винтовок и саму Марию Рябову, и того человека, за которым они приехали: Максима Алексеевича Берестова?

Они с Александром не могли видеть, что происходит возле ангара: их заставили встать спинами к нему. И Ольга Андреевна изо всех сил прислушивалась — не раздадутся ли звуки выстрелов? А потому чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда Александр Герасимов произнес ей в самое ухо:

— У меня была когда-то такая машина.

Александру даже не пришлось шептать — его слов и так никто не расслышал бы за то топотней множества ног, обутых в тяжёлые ботинки, бряцанием оружия и резкими выкриками, которые долетали со стороны ангара. Да и те двое людей в белом, которых оставили стеречь Ольгу Булгакову и Александра Герасимова, стояли от них в паре шагов. И куда больше внимания уделяли звукам начавшегося штурма, чем двоим задержанным.

При словах своего спутника Ольгу изумленно вскинула взгляд — не поняла, с какой стати Александр заговорил про машину? А тот истолковал её удивление по-своему.

— Ну, не совсем у меня, — быстро прибавил он и тут же смешался, решив, очевидно, что сморозил глупость. — То есть, я хочу сказать, такую же машину водил тот, кто…

Он говорил уже слишком долго. Их охранники вполне могли вспомнить о своем задании и обратить на них с Александром внимание. Да и Ольга вполне уразумела, что Александр хочет ей сказать.

— Я поняла, — оборвала она его. — Вы имеете в виду, что знаете, как завести такой внедорожник без ключа?

Александр издал такой отчётливый вздох облегчения, что Ольга была уверена: теперь их конвоиры уж точно что-то заподозрят. И — да: один из этих двоих повернул к ним с Александром голову. Однако Ольгин спутник вновь сотворил нечто невообразимое.

— Не могли бы вы нам помочь, господин офицер? — произнёс он самым обыденным тоном. — Моя знакомая и я — мы очень сильно замерзли. Может быть, вы пустоте нас в кабину какой-нибудь вашей машины — немного погреться?

Их охранник в первый миг явно удивился — нахмурился, собрался что-то спросить. Даже губы сложил в подобие буквы «О». Но почти тотчас черты его лица расслабились, на устах вместо вопроса возникла полуулыбка, и он сделал шаг к одному из черных внедорожников.

Только тут Ольга сообразила, наконец, в чем было дело. И, крепко ухватив Александра за рукав, прошептала ему в самое ухо — пусть даже никто из посторонних не мог услышать её слов:

— Нет! Сделайте так, чтобы они пустили нас в нашу машину!

Во-первых, Ольга не верила, что они сумеют далеко уехать на

угнанном внедорожнике с эмблемой ОСБ на номерном знаке. Во-вторых, на данный момент они с Александром сохраняли свое инкогнито для «белого отряда»: их документы так никто и не проверил. И они формально оставались чисты перед законом — что мгновенно изменилось бы, задержи их с поличным: на угнанном транспортном средстве правоохранительных органов. Но, главное, в красном «Руссо-Балте» находился единственный легальный экземпляр пьесы, написанной полтора века тем человеком, которому Ольга приходилась правнучатой племянницей. Пьесы, где одного несимпатичного персонажа звали герром Ассом.

3

Макс вытащил из ящика ножницы — медицинские, со скруглёнными концами. И одним движением взрезал карман спящего амбала. Ножницы оказались заточены просто превосходно. На лету Макс подхватил приспособление в виде брелока, которое чуть было не вывалилось на пол. И, переведя дух, поднес брелок вплотную к своему ножному браслету — намереваясь разблокировать его и наконец-то избавиться от этого украшения для устрашения. Но — допустил ошибку: не отложил ножницы, прежде чем делать это. Так и держал их в одной руке.

И тут кто-то проорал прямо у него над головой:

— Немедленно бросить оружие! Открываю огонь на поражение!

Макс даже не понял сперва, что обращаются к нему. Во-первых, в словах этих ему опять послышалась какая-то нелепая театральщина. А, во-вторых, не мог же хоть кто-то и вправду счесть оружием ножницы с круглыми концами, которые он держал чуть выше пола — даже и не пробовал поднять их или, паче того, ими размахивать? Но, когда он повернул голову на голос, то чуть ли не возле своего носа увидел дуло «Севастополя». И тот, кто штурмовую винтовку держал, имел такое выражение лица, что ясно было: для него во всем происходящем даже и намека на театральщину не было.