Макс моментально разжал пальцы, и ножницы с лязгающим звуком упали на пол.

— И второй предмет — тоже! — приказал человек с винтовкой.

И Макс чуть было не произнес вслух: «Да вали ты на…!»

Неизвестно, как среагировал бы на столь явное неповиновение человек в камуфляжной форме. Макс не считал, что тот и в самом деле выстрелил бы ему в голову — даже если бы услышал, как его обматерили. Но вот схлопотать за такое по макушке прикладом короткоствольной винтовки он, доктор Берестов, мог запросто.

Однако до этого дело не дошло.

— Этот господин не вооружен, — услышал Макс чуть хрипловатый женский голос, ему знакомый. — Нет никаких причин направлять на него оружие. Опустите вашу винтовку!

Когда эти слова прозвучали, человек в белом повел стволом штурмовой винтовки вверх. Явно направил её дуло на женщину, что стояла позади Макса, сразу за каталкой. И в первый момент Макс решил: сейчас прогремит выстрел. Однако затем с обладателем винтовки начало происходить нечто странное. Взгляд его внезапно расфокусировался, поплыл и стал неосмысленным, чуть ли не как у новорожденного младенца. Он явно перестал замечать и самого Макса, и женщину у того за спиной. А потом — бывают же чудеса! — человек в белом опустил штурмовую винтовку, обратил её ствол вертикально вниз. И прямо так — держа оружие не на изголовку, как положено, а в не боевом положении — развернулся и побежал прочь. Вглубь ангара, где, судя по всему, сейчас и разворачивались главные события.

«Если его командир заметит, как он держит оружие при штурме, парня непременно попрут из ОСБ», — с нервным смешком подумал Макс. И только после этого перевел взгляд на Марью Петровну.

4

Макс и самому себе не сумел бы ответить, пошел он с Настасьиной матерью по своей воле, или же с ним произошло то же самое, что и с человеком, сжимавшим в руках «Севастополь»? Да, он, доктор Берестов, знал об аберрациях, которые возникали порой у реградантов. Но ни с чем подобным ему не только не доводилось сталкиваться — он даже не слышал ни об одном случае, когда возвращенные проявляли бы такие способности к гипнотическому внушению. А в том, что это было именно оно, Макс не усомнился ни на секунду. В специализированных учреждениях корпорации «Перерождение» имелись, среди прочих врачей, и квалифицированные психотерапевты. И доктору Берестову случалось за их сеансами наблюдать. Но — даже им не удавалось добиться столь высокой эффективности воздействия на своих подопечных.

Вот только — обманывать себя Макс не желал: он пошёл бы с этой женщиной при любом раскладе. Не мог не пойти — после того, как она сообщила ему, куда именно они поедут.

Правда, он попробовал было протестовать, когда понял: Марья Петровна Рябова не позволит ему оказать помощь герру Ассу. Хотя и странно было бы ожидать чего-то иного, с учётом того, что она сама же и размозжила здоровяку голову. Однако Макс решил: в белом отряде наверняка найдётся собственный врач. И, если герра Асса ещё можно будет спасти — в чем Макс отнюдь не был уверен, — то его, вероятнее всего, спасут. Главное же — Марья Петровна всё-таки не ударила его кастетом во второй раз.

— Вот уж нет, судпрыня! — Макс, который к тому моменту уже поднялся на ноги и стоял рядом с Марией Рябовой, крепко схватил её за правую руку, когда она занесла кастет над окровавленной головой здоровяка. — Даже и не думайте добивать его! Если у вас и вправду есть на меня какие-то планы — не смейте! Иначе я вам в ваших планах не помощник.

Мария Рябова в очередной раз подняла брови в насмешливой гримасе, но — кивнула Максу:

— Ладно, уходим отсюда!

Она с удивительной легкостью высвободила руку из его пальцев и первой пошагала к распахнутым дверям ангара. С момента, как начался штурм, наверняка прошло менее двух минут: топот и грозные голоса людей в белом еще не успели перекрыть гвалт и восклицания тех, кого они застали тут врасплох. Но, по крайней мере, пока еще не прозвучало ни одного выстрела. И это внушало осторожную надежду, что никакого побоища сегодня, в праздник Рождества, здесь не произойдет.

Однако мешкать они с Марьей Петровной никак не могли. Макс даже не стал тратить время на то, чтобы снять со своей щиколотки браслет-пилу. Просто опустил в карман зимней куртки брелок, принадлежавший усыпленному Настасьиной матерью амбалу. Но сперва вытащил из кармана и бросил на пол свой бейджик с прищепкой — от которого ему, доктору Берестову, оказалось так мало проку.

Нельзя сказать, что на пути к выходу их не пытались остановить. Раза три или четыре люди в белом обращались к Марье Петровне. Хватали её за рукава парки. И один раз на женщину даже наставили винтовку. Однако со всеми этими людьми Настасьина мать решила все проблемы быстро и легко. И времени у неё ушло на это не больше, чем только что — на обработку человека с винтовкой, которого она заставила не только отвести оружие от Макса, но и вообще позабыть про него.

А потому — Макс вполне ожидал, что они с Марьей Петровной покинут ангар без особых препон. Однако кое-чего он уж точно не предполагал. Когда они выскочили в морозную ночь, Макс увидел, что прямо у входа в ангар их поджидает красный «Руссо-Балт», который он купил в подарок Настасье, своей невесте. Это была та самая машина — Макс отлично помнил её номер.

Он заозирался по сторонам — в странной уверенности, что и (его бывшая невеста) сама Настасья окажется рядом. Но Марья Петровна уже подталкивала его к распахнутой задней дверце электрокара:

— Не медлите! — почти прокричала она. — Неизвестно, сколько еще я смогу их всех удерживать! Мои возможности не безграничны! По крайней мере, сейчас.

1

Шуба и шапка помогали плохо: Настасья Рябова ощущала, что ночной январский холод вот-вот обратит её в ту самую Снежную Королеву, сказку о которой ей когда-то читал дедушка. Её настоящий дедушка — а не её отец, который трансмутировал в своего тестя Петра Сергеевича Королёва, а потом девять лет морочил голову собственной дочери. Уверял Настасью, что оба её родителя погибли в тот страшный летний день, на Рижском взморье. И Настасья вполне отдавала себе отчёт: то, что она сделала сегодня, в куда большей степени было её мщением за те девять лет обмана, чем попыткой восстановить справедливость. Да что уж там: на справедливость ей вообще было плевать. Как всем, похоже, стало плевать и на саму Настасью — после того, как господин Ф. под страхом ареста запретил журналистам снимать девушку или просить у неё интервью. А для верности еще и поручил свои сотрудникам отгонять от неё потенциальных интервьюеров. И сейчас, когда вокруг суетилось столько народу, про саму Настасью все словно бы позабыли. Она чувствовала себя так, как если бы на неё надели плащ-невидимку из книжек о Гарри Поттере.

Настасья поежилась в своей норковой шубке и начала оглядываться по сторонам, ища взглядом Ирму. Но той нигде не было видно. Она как будто сквозь землю — точнее, сквозь крышу, — провалилась. Исчез куда-то и полковник Хрусталев. Хотя в его случае всё как раз могло объясняться просто: на проштрафившегося полицейского снова надели наручники. И увели куда-нибудь подальше от журналистов. Но ведь на Ирму-то уж точно здесь наручники не надели бы — попробовал бы кто-то проделать подобное с красавицей-адвокатессой! И как Ирма могла бросить свою подругу в такой момент? Исчезнуть невесть куда?

И, чтобы хоть как-то отвлечься — перестать отчаянно жалеть саму себя — Настасья перестала оглядывать крышу башни со спутниковыми антеннами, каждая — размером с великанскую тарелку. И стала смотреть на гигантский город, простиравшийся внизу.

Ночь катилась к исходу. И Настасье Рябовой показалось: она видит далеко на востоке, возле самого горизонта, полосу постепенно светлеющего неба. Впрочем, это вполне могло быть не подступающим рассветом, а отражением огней бессонного мегаполиса, где ярко освещена была отнюдь не одна только башня ЕНК.