– Конечно, конечно! – с иронией отозвался Жирухин. – Мы подождем! И когда-нибудь стариками приедем сюда. Когда меня или вас разобьет паралич или другая страшная болезнь старости, – добавил он. – Мы будем сидеть, а вернее лежать в роскошном санатории, и, поверьте, нам будет наплевать на эти дворцы.

– Возможно и так, но наши дети пожнут то, что посеяли мы.

– У меня нет детей! – зло оборвал Жирухин.

– У меня их тоже нет, но во имя грядущего лучшие люди отдавали свои жизни.

– Не убедите вы меня, Николай Павлович. Мы не на собрании. Я инженер и за свою работу имею право на элементарный комфорт. За границей…

– И мы построим такие курорты и даже лучше, но только для всех, а не для кучки сытых. Неужели вы не понимаете таких элементарных вещей? – с укоризной покачал головой Строгов.

Но Жирухин досадливо махнул рукой.

– Агитация! Как это говорил Базаров? Мужик будет в белой избе жить, а из меня в то время уже лопух станет расти.

– Пора домой, товарищи! – вмешался Сергей Яковлевич и бросил на Строгова недовольный взгляд. Но того уже нельзя было удержать.

– До лопуха вам еще далеко, – сказал он ядовито. – Еще успеете понежиться в санаториях. Да я и не знаю, чем вы жертвуете для мужика.

Все молча пошли в гостиницу.

Поздно ночью Обловацкий позвал Строгова в сад при гостинице и там отчитал его.

– Ты, видимо, решил перевоспитать этого брюзжащего специалиста? – спросил он Строгова с вежливой иронией.

– А ты считаешь, что я должен ему поддакивать? – пытался защититься Строгов.

– Ты на работе, едешь по важному заданию, борешься с врагом. Зачем тебе надо заниматься агитацией? Кто знает, кем окажется этот инженер? Быть может, это осколок шахтинцев или промпартии. Такой же озлобленный, может быть саботажник, вредитель, случайно не раскрытый. Заговорил откровенно, прорвалось что-то злое, приоткрылось его лицо. А ты его насторожил, он замкнулся. А может быть, он имеет отношение к нашей задаче.

– Ты предполагаешь?

– Ничего я не предполагаю, я не мнителен. Но человек с таким настроением, с плохо скрываемым раздражением, возможно, не стоит в стороне от борьбы.

– Интересно, что привело его в Абхазию. Строительство или что-то другое?

Утром рейсовой машиной Союзтранса попутчики выехали дальше. На привилегированных местах рядом с шофером сидели Елена Николаевна и Майсурадзе.

Рябило в глазах от подъемов, спусков и поворотов, то уходящего, то приближающегося моря. Разбитая, много лет не ремонтированная дорога петляла в заросших лесом горах.

В районе Адлера автобус круто повернул влево и, пройдя большую равнину, снова вошел в горы.

Говорили в пути мало. Майсурадзе время от времени перебрасывался с шофером короткими фразами на грузинском языке, расспрашивал о местных новостях и переводил ответы шофера. Елена Николаевна прислушивалась к пояснениям Константиниди о местах, которые они проезжали.

Жирухин после своей вчерашней стычки со Строговым, сидел надутый и молчал. Только у селения Веселое он наклонился к Обловацкому и сказал:

– Когда проедем Новые Гагры, я покажу вам одну из наших строек. На горной реке Бзыби мы создаем гидроэлектростанцию. Интересно решена задача каскада. Попутно строим дорогу к одному из красивейших здешних озер. Сейчас его мало кто знает.

– Как называется это озеро? – поинтересовалась Елена Николаевна.

– Рица, – поспешил сказать Майсурадзе.

Помня о вчерашнем разговоре с Обловацким, Строгов воспользовался моментом, чтобы заговорить с Жирухиным.

– Простите, пожалуйста. Вы, кажется, работаете на строительстве Сухумской ГЭС?

– Да, – ответил Жирухин.

– Расскажите, если не трудно, что она даст для края?

– Почему же трудно? – сказал Жирухин. Он, видимо, тоже искал случая смягчить остроту вчерашнего спора. – Пуск нашей ГЭС, – теперь он повернулся к Николаю Павловичу всем корпусом, – во-первых, обеспечит электроэнергией всю промышленность Сухума и создаст условия для ее роста. Во-вторых, даст в избытке свет городу и Ткварчельскому угольному бассейну. Кроме того, поможет Тифлису.

Жирухин говорил методично и деловито, щеголяя точными цифрами.

Подъехали к небольшому железному мосту. Майсурадзе встал и, держась за плечо шофера, торжественно продекламировал:

– Река Псоу – граница Абхазии.

Все посмотрели на неширокую, полноводную реку и на мост. На другой стороне, у будки, стоял милиционер с винтовкой, в тапочках. Он приветливо помахал рукой, бросил в машину ветку магнолии и вернулся в сторожку.

Вскоре дорога снова вышла к морю. Проехали чистенький эстонский поселок и через полчаса добрались до большого селения Пиленково. Отсюда начинался подъем. Переехав большой мост, машина запетляла в горах. На нешироком шоссе встречались по-летнему одетые пешеходы. Озабоченные ослики тащили большие корзины и тюки. Флегматичные буйволы не торопясь пересекали дорогу.

Припекало. Если бы не легкий бриз, было бы душно.

За одним из поворотов тяжело поднимавшаяся вверх машина въехала на небольшую площадку и остановилась. С горы бежал ручей. Земля была усыпана опавшими желтыми листьями, прозрачный воздух полон новыми, еще не знакомыми запахами.

– Как называется это место? – спросила Елена Николаевна.

– Холодная Речка, – ответил Константиниди.

Обловацкий переглянулся со Строговым.

Автобус двинулся дальше. Вырубленная в горе дорога проходила по краю лесистого обрыва, почти отвесно падавшего в море.

– Ну, теперь скоро Гагры, пообедаем и выпьем «Букет Абхазии», – сказал, ни к кому не обращаясь Жирухин.

– Это вино пусть пьют курортники, – пренебрежительно ответил Майсурадзе. – Модно, потому и пьют. А что пьют?

Через полчаса они были в Гаграх – небольшом красивом городке.

После короткой остановки отправились дальше. За Новыми Гаграми, административным центром района, широкое гудронированное шоссе вскоре опять начало петлять. Дорога постепенно уходила от моря. Елену Николаевну уже не удивляли ни лежащие на дороге спокойные буйволы, ни свиньи с большими треугольными деревянными перекладинами на шее, ни домики на сваях с верандами вокруг.

Долгая дорога утомила пассажиров, разговоры затихли.

Проехали небольшое, разбросанное вдоль шоссе селение с пышным названием Колхида, напомнившим Елене Николаевне рассказ Консантиниди. Жители, которых она успела разглядеть, были заняты своими повседневными делами и не обращали внимания на машину. Группа школьников, увидев автобус, сошла на обочину. Ребята, закрыв лица руками, отвернулись. Машина пронеслась мимо, обдав ребятишек серой пылью.

Промелькнули маленькие селения Алахадзи и Колдхвара, и, повернув влево, автобус вышел к быстрой реке с переброшенным через нее железным арочным мостом. Резко потянуло холодным ветром. Река шумела и пенилась вокруг огромных камней, преграждавших ей путь к морю. Это была Бзыбь – одна из крупнейших рек Абхазии. Ее приток – Юпшара брал свое начало из озера Рица. За мостом шоссе, крутясь по хребту предгорья, начало подниматься вверх. Дорогу обступили густые леса. Видимо, здесь недавно полосой прошел большой дождь: многочисленные колдобины и ямы были полны воды. Если около Гагр было тепло и как-то уютно, то здесь холодно, пасмурно. Высокие заснеженные вершины Кавказского хребта придвинулись ближе. Шоссе пустынно и неприветливо. По сторонам изредка мелькали отдельные домики.

Обогнув один из крутых поворотов, шофер резко затормозил. На середине дороги, подняв руку, стоял человек в бурке. Под буркой виднелась винтовка, опущенная стволом к земле. В нескольких шагах от него, у обочины, за кустом, стоял второй, в брезентовом плаще.

Шофер переглянулся с Майсурадзе, остановил машину, но мотор не выключил. Человек в бурке подошел к автобусу, скользнул взглядом по пассажирам и вполголоса о чем-то спросил водителя. Тот коротко ответил, но Обловацкому показалось, что он побледнел, насторожился и стал как-то собраннее.

Сергей Яковлевич взглянул на продолжавшего стоять у машины горца. Лицо его, полуприкрытое башлыком, было красиво. Неприятны были лишь глаза, выпуклые и блестящие, смотревшие на окружающих с подозрением и каким-то превосходством.