– Конечно. Я считаю, что ребята успеют вернуться из Афона.

– Ты уж больно точно все рассчитываешь. По секундомеру. Смотри не ошибись. Когда Сандро должен выйти из Константиновки?

– Утром, часов в семь-восемь.

– А прикрывающий?

– Идет следом.

– А кто подготавливал операцию на месте? – поинтересовался Василий Николаевич и сел на кровать.

– Строгов. Часов в десять Сандро будет в Бешкардаше. – Чиверадзе посмотрел на часы. – Сейчас шесть. В восемь отправим людей.

Березовский перебил его.

– Пограничники не участвуют?

– Зачем? Их задача закрыть границу, а это далеко в горах. А вообще связь у нас всегда крепкая.

– Независимо от этого, сегодня после допроса служки и настоятеля начинай аресты. Наблюдение за всеми не снимай до самого конца.

– Конечно!

– Ну, готовь людей на Бешкардаш. Я поеду с ними.

– Это зачем же?

– Не бойся, мешать не буду. Все-таки в случае опасности лишний ствол будет.

В одиннадцатом часу утра к двухэтажному каменному зданию Гудаутского районного отдела милиции подъехала легковая машина. Сидевший рядом с шофером Чиковани поманил пальцем скучавшего без дела дежурного. Оправляя на ходу пояс, милиционер подбежал к автомобилю и, откозыряв, доложил, что начальник у себя. Чиковани, перепрыгивая через ступеньки грязной, захламленной лестницы, поднялся на второй этаж. На площадке и в коридоре было полно стоявших и даже сидевших на корточках людей. Пройдя мимо них, он постучал в одну из дверей с надписью «Начальник». Никто ему не ответил, он открыл дверь и вошел в комнату. В глубине ее за стандартным канцелярским столом сидел начальник районного отдела Гумба, уже пожилой, полный человек, за глаза фамильярно именуемый «бородой». Чиковани приходилось по работе встречаться с ним. После традиционных приветствий Миша доверительно наклонился к Гумбе и, хотя кроме них в комнате никого не было, вполголоса, по секрету, рассказал, что ночью у Приморского была какая-то перестрелка и «хозяин» очень недоволен, что из района ему об этом ничего не сообщили. Встревоженный Гумба ответил, что о перестрелке он знал еще ночью, но посланный им оперативник так ничего и не выяснил. Сейчас в Приморском и Чобанлуке находятся его люди и, как только они вернуться, он сообщит Чиверадзе.

– "Хозяин" сам приехал туда, – сказал Чиковани. – Злой, как черт, недоволен, требует тебя, кричал, что за других работать не будет. Поедем скорей! – закончил он.

Гумба заторопился. Они вышли к машине. Тут Гумба вспомнил, что не взял из сейфа оружие.

– Мы не перепелок стрелять едем, – засмеялся Миша. – Поехали, – поторопил он.

Рядом с шофером лежал какой-то сверток, поэтому они сели на задние места. Быстро проскочив центральную часть городка и спустившись с горы, машина вышла на шоссе. Километра через полтора, у виадука будущей железной дороги Абзианидзе увидел Дробышева и Обловацкого.

– Давай, давай, кацо, по пять рублей с человека, – смеясь крикнул он, тормозя машину.

– Поезжай скорей за «хозяином» в Сухум, – перебил его Дробышев, садясь рядом с шофером. – Сергей, садись назад! – бросил он Обловацкому. Обернувшись, он сказал Гумбе: – А, ты здесь, здоров! Едем, Саша!

– А я зачем? – спросил Гумба, зажатый между 06-ловацким и Чиковани, когда они проехали виадук.

– Чиверадзе сказал, чтобы ты тоже приехал, – усмехнулся Дробышев.

– Нет, ты подожди, я сойду, – неожиданно заволновался Гумба и положил руку на плечо шофера. – Останови машину!

Саша вопросительно посмотрел на Дробышева. Федор Михайлович незаметно толкнул его ногой и удивленно повернулся к «бороде».

– Ты шутишь, что ли? – сказал он.

– Дай сойти, говорю, – уже упрямо повторил Гумба. Кровь отлила от его багрово-красного, винного лица и оно побледнело.

– Видишь, Саша не может остановить машину… и сними руку. Не мешай водителю!

Гумба внезапно навалился на Чиковани, тяжестью тела вжал его в угол и, пытаясь выскочить из машины, рванул дверную ручку. В это же мгновенье Обловацкий схватил его за шею, опрокинул на сиденье. Гумба хотел наотмашь ударить Сергея Яковлевича в лицо, но Миша перехватил его руку. Машина продолжала идти на высокой скорости. Ярость душила Гумбу. Он бросил злобный взгляд на спокойно наблюдавшего за борьбой Дробышева и хрипло спросил:

– Что это значит?

– Успокоился? Вот так-то лучше, – ответил Дробышев. – Оружие есть?

– Нет! – коротко отрезал Гумба.

– Нет оружия, – сказал и Чиковани, – в сейфе оставил!

– Нет есть! – вытаскивая пистолет из заднего кармана брюк продолжавшего сопротивляться «бороды», перебил его Обловацкий и, глядя на Мишу, укоризненно покачал головой: – Эх ты, Шерлок Холмс!

До Афона, отдыхая от утомившей всех схватки, ехали молча, но когда миновали площадь, Гумба попросил отпустить руки.

– Потерпи, выедем на шоссе, отпустим, – пообещал Дробышев.

Не поднимая головы и растирая онемевшие руки, Гумба невнятно пробормотал:

– Что все это значит?

– Ну, если не понял, скажу: ты арестован! Не шуми и не сопротивляйся. Бесцельно, да и для тебя будет лучше!

До конца никто больше не сказал ни слова. Только выйдя из машины и подходя к подъезду со стоявшими у дверей часовыми, Гумба остановился и осмотрелся кругом. Взглянул на каменный мостик, переброшенный через шумящий поток, на обступившие его тонкие стволы кипарисов, на зеленеющие так близко горы, на синее без единого облачка небо.

– Ну пошли. Руки назад! – услышал он резкий голос сзади, тяжело вздохнул и вошел в здание.

В сенях что-то упало и загремело. Сандро повернул голову и заметил, что в темноте мелькнула чья-то тень.

– Ты спрашивал Хуту? – спросил Эмухвари.

– Да, – продолжая сидеть, ответил Сандро.

– Зачем он тебе нужен?

– А ты кто, Хута?

Эмухвари кивнул головой. Тогда Сандро встал, почтительно поклонился и, стараясь сдержать охватившее его волнение, начал рассказывать о поручении, о встрече с Минасяном и перестрелке с неизвестными. Рассказ заинтересовал Эмухвари. Постепенно он все ближе и ближе подходил к столу, у которого стоял Сандро, и, когда тот начал рассказывать о ранении Минасяна, сел на скамейку, Метакса, не желая мешать, вышел из комнаты. Когда Сандро сказал, что Минасян, чувствуя, что ему не уйти, поручил ему отнести письмо сюда, Эмухвари всполошился.

– Его захватили живым?

Сандро пожал плечами и объяснил, что отойдя с километр, он слышал выстрелы. Кто знает, что там было? Хута вскочил и забегал по комнате, потом крикнул:

– Подожди! – и выскочил в сени. И сейчас же в комнату вернулся хозяин.

«Э, не доверяют», – подумал Сандро.

– Дай есть, – попросил он.

– Кушай, пожалуйста! – кивнул головой Метакса. Сандро перекинул ноги через скамейку и пододвинул к себе несколько тарелок.

– Ты вино пей! – пригласил Метакса и, оглянувшись на дверь, заговорщицки наклонился к Сандро: – Его живым взяли, да?

В тоне Метаксы звучала тревога. Сандро прекратил есть, посмотрел на него, цокнул языком, не торопясь налил в стакан вина и выпил. Потом ладонью вытер рот и снова начал есть.

Как только за дверью послышались шаги, Метакса отодвинулся. В комнату вернулся Хута. Следом за ним вошел другой, лет сорока, с такими же крупными чертами лица.

– Здравствуй! Письмо у тебя? – сказал он отрывисто. Сандро кивнул головой.

– Давай!

Сандро расстегнул рубашку, достал сумку и протянул неизвестному пакет. Читая его, тот изредка бросал быстрые взгляды на Сандро. Закончив, подозвал Хуту и вполголоса что-то сказал ему по-абхазски. Теперь Сандро уже не сомневался, что перед ним старший Эмухвари. «Если младший – руки, то старший – голова», – вспомнилось ему определение Дробышева. По отзывам, он был более спокойный… и человечный, если такое слово можно вообще было применить к этим не знающим жалости людям.