Долго стояли над могилой партизан, погибших в дни тяжелой блокады, которую устроили немцы в 1942 году. Враг бомбил леса и болота, поливал с воздуха пулеметным дождем, забрасывал артиллерийскими снарядами, предпринимал одно прочесывание местности за другим. Но партизанское соединение жило. Народные мстители вырывались из окружения и уходили. В городах и селах комендатуры оповещали в афишах, в объявлениях о разгроме партизан. Но не проходило и трех дней, как снова взрывались мосты, недавно налаженные, снова горели здания немецких комендатур.
В тяжелые дни на помощь приходила Москва. Однажды в отряде, зажатом врагом в болотах, вспыхнул тиф.
Из Москвы доставили медикаменты, прилетел профессор и четверо суток, не отдыхая, боролся за жизнь сотен людей, пока инфекция не отступила.
Ежегодно оккупанты проводили по две крупных операции против партизан. Но чем дальше, тем неудачнее они становились. В 1944 году свои люди, работавшие в Минском гестапо, заранее оповестили о начале новой блокировки. Тогда партизаны вышли навстречу карателям и встретили их в двадцати километрах от намеченного врагом пункта. Гитлеровцев застали врасплох и разгромили.
А вот и еще одно памятное место. Здесь 28 июня 1944 года партизанский отряд Голощапова соединился с частями наступавшей Советской Армии. Три дня ждали освободителей. Партизаны перекрыли все дороги, все отходы, и всю свою годами накопленную ненависть, всю силу удара вложили в последнюю схватку с врагом, ускорив тем самым продвижение Действующей армии. 28 июля партизаны прошли парадным строем перед армейской частью и влились в нее. Храни, вековая ель, у развилки дорог, это священное место с мемориальной доской!
У одной из могил к Александру Егоровичу подошла Татьяна Корниенко и напомнила о тех, кто захоронен под аккуратным холмиком. Таня Корниенко была секретарем подпольного райкома комсомола. Сначала жила в городе, потом перешла в молодежный отряд Голощапова. Героическими подвигами увековечили себя комсомольцы. Было в отряде два паренька, лет по пятнадцати обоим. Крепкие, рослые, они уходили из отряда надолго, возвращались через месяц-другой и непременно удивительным образом. Однажды вернулись в немецкой форме на немецком грузовике, доверху наполненным оружием. Много раз приводили «языка». Незадолго до соединения с частями Советской Армии ребята погибли. Могучие деревья бессменными часовыми стоят у изголовья орлят, отдавших жизнь свою за Родину.
«Плачет в клубе старый партизан» — эти стихи Риммы Казаковой вспомнились мне, когда я сидел в квартире Александра Егоровича за столом, заваленном фотографиями, письмами, пригласительными билетами, орденскими книжками и другими документами, имеющими отношение к давним годам, проведенным в рядах народных мстителей. Глядя на снимки, перебирая письма, механизатор нет-нет да и тянется к платку, украдкой вытирает глаза.
Ни годы, ни расстояния не властны над старой дружбой. С новым 1965 годом поздравили Голощаповых супруги Мина и Клава Вододоховы. Прислал ящик яблок Тараканов, бывший оружейник, ныне часовой мастер. Ольга Андреевна Мальцева пишет:
«Главное, держите переписку… Может, еще передумаете да и приедете к нам на местожительство. У нас здесь хорошо, урожай высокий, дел много. Если в чем нуждаетесь — поможем…»
Семья сибиряка Голощапова отвечает друзьям, живущим в Белоруссии, на Украине и в других местах. Голоса боевых друзей не умолкают. Память не остужает жар сердца.
В. Марков
СНАЙПЕРСКАЯ КНИЖКА ВАЛЕНТИНЫ ЛАЗАРЕНКО
Тоненькая, всего в несколько листков, книжечка. На ее обложке, посередине, печатными буквами выведено: «Снайперская книжка». Над нею мелким шрифтом — «Смерть немецким оккупантам!», а внизу, в скобках — «Счет мести».
На последней странице — несколько четверостиший. Кто их автор, неизвестно. Эти стихотворные строки наизусть заучивались снайперами. Стихи призывали, учили, напоминали. Вот одно из стихотворений:
На внутренних страницах мелко, убористо, разными почерками сделаны записи. Каждая из них заверена печатью. Таких записей в книжечке — тринадцать. Значит, тринадцать фашистов уничтожил владелец снайперской книжки. Тринадцать — это только основные цели: вражеские снайперы, пулеметчики, офицеры. На счету снайпера гораздо больше мишеней, несколько десятков.
Кому же принадлежит книжка?
С фотокарточки, почти паспортного размера, из-под нахмуренных бровей строго смотрит круглолицая, с мальчишеской прической девушка. Это ее снайперская книжка. Фамилия девушки — Лазаренко, имя — Валентина Николаевна, звание — младший сержант, военная профессия — снайпер.
Сейчас Валентина Николаевна носит другую фамилию — Рогова. И профессия у нее самая мирная — расценщик локомотивного депо. Возвращается локомотивная бригада из поездки — сдает маршрутные листы расценщикам. По ним определяют Валентина Николаевна и ее подруги, во сколько обошлась поездка, сколько сэкономлено топлива, сколько заработали машинисты, их помощники…
В стрелковом тире локомотивного депо станции Троицк идут тренировочные стрельбы из мелкокалиберной винтовки. Женская и мужская команды ДОСААФ готовятся к городским соревнованиям. На огневой рубеж выходит уже немолодая, высокого роста женщина. Движения экономны, точны. Это Валентина Николаевна. Пули, посланные ею, летят в мишень, а когда-то они разили врага…
…Старший мастер Григорий Мурмыло, мужчина лет сорока, сегодня что-то не в себе. Лицо не то что сердитое, а какое-то каменное, и в глазах столько горя, что просто больно смотреть на него.
«Снова, наверное, в военкомате отказали на фронт брать», — глядя на него, думают девчата.
В обеденный перерыв девчата собрались вместе. Закусывают тем, что в узелках, делятся друг с другом съестным.
Подошел и старший мастер. В руках у него газета.
— Я почитать вам пришел, девчата, — сказал Григорий Мурмыло и сел на табуретку, поближе к окну.
Придвинулись к мастеру и застыли, слушая. Нет, сегодня старший мастер читал не сводку Совинформбюро. Он читал о подвиге Зои Космодемьянской. В душе у Вали, как и у других девчат, рассказ о Зое вызвал чувство боли, негодования, желание отомстить врагу за смерть отважной советской девушки..
Старший мастер Григорий Мурмыло, смахнув слезу, сказал:
— Теперь за работу, девчата. Здесь тоже фронт, — и, тяжело опустив крупную голову, зашагал по проходу между станками…
Через неделю Валю можно было видеть в строю курсантов всеобуча. В ловко подогнанной старой фуфайке, резиновых сапогах она вместе с такими же, как и она, девушками, работницами разных предприятий города, шагала по центральной улице. «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой», — неслась над строем песня.
Шли дни, месяцы. Недавняя ученица ремесленного училища, фрезеровщица тракторного завода стала солдатом. Научилась без промаха стрелять, быстро окапываться, маскироваться, делать перебежки, наизусть знала уставы.
— Когда же на фронт, товарищ лейтенант? — обращались к работнику военкомата Гладышеву она и ее подруги Маша Вишнякова, Люда Шульгина и другие девчата.
— Всему свое время, девушки, — отвечал лейтенант и с сожалением смотрел на пустой рукав своей гимнастерки. Девушки, может быть, и попадут на фронт, а вот ему путь туда заказан.